Головная боль, начавшись ненавязчиво и робко, теперь разбушевалась вовсю, не думая отпускать. Гости разъехались, слуги убирали со столов остатки еды, расставляя по местам мебель и подметая дорожки. Цветы, завядшие и потерявшие вид, больше не радовали глаз, напоминая скорее унылые поминальные венки. В доме после праздника был такой беспорядок, что уборки хватило бы на неделю, а завтра уже в дорогу. Таблетка, что выпила Франсуаза, еще не начала действовать, и острое, ноющее ощущение, что притаилось где-то в глубине затылка, только больше разрасталось, перебираясь в виски и больно стреляя во все стороны.
- Ничего не понимаю, - недоуменно повторяла Франсуаза, уже в который раз разворачивая пустой лист бумаги. – Может быть, я перепутала конверт, и письмо завалялось где-то среди документов? – спросила она себя, в десятый раз перебирая стопки бумаг.
Однако сомнений быть не могло – конверт был тот, вот только вместо письма в нем оказался чистый лист бумаги. «Никогда не понимала подобных шуток», - Франсуаза раздраженно порвала конверт, бросая его в корзину для мусора. Ее не оставляло ощущение, что в доме с некоторых пор происходят странные вещи. Вообще за последнее время жизнь стала слишком насыщена событиями. Вся эта история с Изабель, ее внезапное замужество, Себастьен. Что-то произошло между ними? В том, что действительно что-то было, Франсуаза ничуть не сомневалась, вот только никто не спешил посвящать ее в детали. Но да Бог с ними! Все же что это за таинственное послание, в котором нет ни строчки? Мысли Франсуазы все время возвращались к письму. Непонятное беспокойство засело внутри, и она никак не могла разгадать его причины. Было так тревожно и неуютно, сердце то и дело начинало заходиться в неестественном ритме. Не к добру все это, но где искать объяснение? Франсуаза никогда не верила в предчувствия или предсказания, считая, что всему в этом мире существует разумное объяснение, равно как и всегда, обладая необходимой информацией, можно предугадать или предопределить ситуацию. Однако на этот раз ей было тревожно, а она ничего и не знала. Еще и Патрик! Ее разумный и рассудительный Патрик! Ее любимый сын, опора и поддержка! Такого сюрприза Франсуаза могла ждать от кого угодно, но только не от Патрика. Не объяснив ровным счетом ничего, он вдруг заявил ей, что откладывает отъезд на неделю. Что за загадочное поведение – ни слова, ни намека, и вместе с тем его внезапная восторженность, с какой он вернулся сегодня. Давно он так не летал по дому! Порадоваться бы за сына, но Франсуаза никак не могла отделаться от нехорошего предчувствия, что и это не к добру. Предчувствие – она никогда не любила этого слова. Что касается предчувствия, еще никогда оно не было предвестником счастья. Можно не ждать, что головная боль быстро отпустит. Неразгаданные загадки, что точно бусы нанизывались одна за другой – вот ее причина. Материнское сердце – не простая банальность, оно всегда чувствует приближение угрозы и перемен, вот только одна беда – Франсуаза никак не могла определить, откуда именно исходила угроза. Как ни странно, мысль ее снова и снова возвращалась к чистому листу бумаги, что она достала из конверта, словно какая интуиция подсказывала ей, что именно в этом и таится разгадка.
Франсуаза была права. Разгадка таилась в письме, и вот что произошло на самом деле. Патрик весь вечер искал подходящего момента, чтобы поговорить с матерью о том, что собирается отложить свой отъезд из Труа. Несколько утомленный шумом и суматохой дня, он зашел в кабинет, решив дождаться мать именно там. Сев в кресло, в котором он так часто коротал долгие вечерние часы, когда не мог уснуть, он стал бездумно перебирать бумаги, что неаккуратными стопками были навалены на столе. Странный конверт сразу привлек его внимание. Патрик никогда не имел привычки читать чужие письма, но странное письмо (а то, что это было именно письмо, Патрик почему-то не сомневался) задержало его взгляд. Он покрутил его в руках, пытаясь угадать, от кого могло быть послание. Письмо не могла написать сама Франсуаза, поскольку конверт был надорван, но не распечатан до конца, а это значило, что его еще не читали. Быстро выйдя из-за стола, Патрик выглянул в холл – там не было никого. Патрик не узнавал себя. Он действовал скорее по наитию, чем с каким-то определенным умыслом. Он и сам не понимал, откуда в нем вдруг проснулось любопытство: «Вероятно, тот, кто распечатывал послание, не заметил, что полностью не раскрыл конверт, потому никто ничего и не заметит». Письмо было написано незнакомым почерком. С первых строк Патрик оставил всякие угрызения совести по поводу того, что впервые жизни совершил бесчестный поступок. Он угадал – оно предназначалось Франсуазе де Монферрак. Чем дальше он читал, тем сильнее холодела его душа.
«Многоуважаемая мадам де Монферрак (значилось в обращении),
вероятно, Вы стали замечать, что по неведомым Вам причинам те прочные бразды, что Вы уверенно держали в своих руках, контролируя каждый вздох и шаг членов Вашей семьи, стали несколько ослабевать, и Вам никак не удается привести их в прежнее состояние. Тайны и недомолвки, необъяснимое поведение и загадочные события – лишь слабые отголоски всего того, что на самом деле витает в Вашем доме. Мне печально видеть и осознавать беспомощность сильной и уверенной в себе женщины. Неизвестно, сколь долго Вы будете пытаться пробить эту стену недосказанностей и упрямого молчания, стараясь уловить смысл и причины происходящего. Уверяю Вас, время в данном случае не на Вашей стороне, оно играет против Вас и Вашей семьи. Вы чувствуете свою беспомощность, теряясь в дебрях непонятных Вам событий, в то время как, будь они известны Вам, Вы многое смогли бы предугадать, пустив ход жизни по привычной и нужной Вам дороге. Вы опечалены тем, что Ваши дети более не делятся с Вами, утаивая от Вас многое. Вы можете усматривать в том естественный ход вещей, но кому как не Вам дано помочь им? Порой и во взрослой жизни можно оставаться слепыми котятами. Понимаю, что мое письмо несколько нарушает Ваши планы, но короткая встреча со мной стоит того, чтобы тайно или под предлогом некоторых причин отложить поездку в Париж. Сделайте это и Вы не пожалеете. Я помогу Вам безвозмездно и добросердечно, требуя взамен выполнения одного единственного условия…»
Условие это состояло в следующем: на следующий день в назначенный час необходимо прийти в обозначенное место (оно было подробно описано в письме), конечно же, не говоря никому ни слова. Письмо нужно было принести с собой. Патрик перечитал анонимку еще раз, отказываясь что-либо понимать. Ничего конкретного, сплошные недомолвки и намеки. Ясно одно – автор хотел заинтриговать, и это у него неплохо получилось. Патрик стал судорожно соображать, кто же это мог быть? Хитрый ход неизвестного врага, дабы заманить адресата на свою территорию? О каких тайнах говорилось в письме? Обычная уловка, чтобы вызвать интерес или же на самом деле кто-то и впрямь следил за семьей, и теперь готов был выдать Франсуазе некую правду? Тайны, тайны, с каких пор его семья так и окутана тайнами? Патрик подумал об Аде. Как странно, ее появление и вдруг это письмо. Он не верил в подобные совпадения. Неужели Ада и есть часть всех тех тайн, о которых шла речь? Как бы то ни было, он возблагодарил Бога за то, что нечто толкнуло его прочесть чужое письмо. Кто бы ни был злоумышленник или друг (в последнее Патрик верил едва ли), он выведет его на чистую воду. Все получалось весьма кстати. Он не зря откладывал свой отъезд. Ни к чему матери идти Бог весть куда. Что же делать с письмом? Только сейчас Патрик сообразил, что Франсуаза непременно придет сюда за ним. Не придумав ничего лучшего, он нашел в столе чистый лист бумаги и вложил его в конверт. Пусть лучше мать сочтет это за дурную шутку, нежели ей в руки действительно попадет анонимка.
На следующий день утром вся семья отправилась на вокзал. Патрик все поглядывал на часы. Ада уже ждала его, а поезд все не трогался. Изабель и Альфред уже заняли купе, Франсуаза же задержалась на перроне. От бессонной ночи кружилась голова, а еще вдруг закололо сердце. Утро выдалось хмурое и неприветливое. Прохладный ветер взъерошил серебристые пряди на голове Патрика, а Франсуаза все смотрела на сына, не в силах проститься. Словно какой ветер странствий все время гнал их друг от друга в разных направлениях. Франсуаза крепко обняла Патрика, слыша, как пронзительно и скорбно прозвучал последний гудок. Проводники торопили пассажиров занять свои места, а она все никак не могла разнять рук.
- Что с тобой, мама?
Патрик вдруг сам ощутил, что волнение матери невольно передается и ему. Сердце Франсуазы билось так бешено, что ему казалось, что это его собственное громко и сильно стучит в груди.
- Когда тебя ждать в Париже, милый? – спросила она, поднимая на сына глаза.
- Через неделю, не позже. Ты же знаешь, мне нужно в Марсель.
- Но ведь ты заедешь к нам? – спросила она с такой тоской, точно прощалась с ним навек.
- Конечно, мамочка, - успокоил ее Патрик. – Пора, поезд вот-вот отправится.
Патрик долго махал вслед уходящему поезду, а Франсуаза и Изабель смотрели в окно, пока вдали не исчезла одиноко стоящая фигура сына и брата.
«Что же теперь делать?» - стоя в одиночестве посреди опустевшего перрона размышлял Патрик. Ада! Она ждала его, а он не хотел заставлять ее ждать. Наверное, всякий счел бы его глупцом. Не собирался ли он во второй раз попасть в ту же ловушку? Кто мог поручиться, что история, рассказанная ему накануне – не часть очередного хитроумного плана, что нет ни несчастной, гонящейся от погони, ни влюбленной, готовой бежать за ним на край света? Где-то в глубине души он и сам верил не до конца, но, вспоминая ее глаза, которыми она смотрела на него вчера, не мог спокойно дышать. Что-то колдовское было в этой женщине, иначе разве мог он после всех тех ран, что она нанесла ему, продолжать любить ее с не меньшей страстью, что вспыхнула четыре года назад, когда она явилась перед ним чистая, как неисписанный лист бумаги?
Ада стояла у ворот, присев на каменный парапет. Она радостно сорвалась с места, как только увидела Патрика.
- Ты пришел! – воскликнула она, бросаясь ему на шею. – Пришел, а я думала, что обманешь.
Он держал ее в руках, такую несчастную и измученную, и душа его, забывая все тревоги, снова наполнялась счастьем.
- Уйдем отсюда. Пойдем со мной, - он взял ее за руку.
- Куда? – испугалась она.
- В мой дом, - спокойно заявил Патрик. – Не бойся, тебя никто не увидит. Если хочешь, я проведу тебя через черный вход.
- Нет! – не соглашалась Ада. – Кто захочет, тот увидит. Прости, что я стала такой пугливой, - добавила она, извиняясь.
- Ада, - Патрик приблизился к ней, заговорив полушепотом. – Ты нужна мне как никогда. Я знаю, что у нас мало времени. Дай мне несколько дней, у тебя будут новые документы, я превращу тебя в знатную даму, и твои прежние враги будут бояться тебя. Только сегодня ты нужна мне такая, какая есть, а завтра мы начнем наше перевоплощение.
- Я покажу дом, где я остановилась, - сказала Ада.
Дом был довольно далеко, а глубине улиц. Ада открыла ворота и, шепнув Патрику «За мной!», быстро пересекла подобие хозяйского заднего двора. Она остановилась перед низенькой дверью. То был даже не дом, но его пристройка, маленький флигель, покосившийся и древний. Открыв дверь и еще раз оглянувшись, не было ли вокруг кого из хозяев, Ада подтолкнула вперед Патрика. Внутри не было ничего кроме старой кровати, у которой одной из ножек служила стопка книг, круглого стола, покрытого засаленной скатертью, старого комода с вывернутым замком и стула. В углу на маленькой скамеечке находилась спиртовка, а на столе под накрытой салфеткой, должно быть, давно остыли остатки обеда. Здесь было темно и пыльно, крайне неуютно и холодно.
- Поверь, тебе нечего бояться в моем доме, - начал было вновь Патрик.
Ада же была непреклонна.
- Лучше увези меня поскорее в Марсель, - сказала она.
Два узких окна флигеля были плотно задернуты занавескам, и Ада, не решаясь их раздвинуть, зажгла маленькую лампу, что стояла на полу у кровати.
- Клянусь Богом, в жизни моей не было счастливее времени, что я провела с тобой, - произнесла она, останавливаясь перед Патриком, присевшим на краешек кровати.
- А я забыл, что значит жить за эти годы, - ответил он, став медленно расстегивать одну за другой пуговицы на ее блузке.
Ада хотела погасить лампу, но Патрик не разрешил ей сделать это.
- Я хочу видеть тебя всю, - сказа он, припадая губами к ее голым плечам. – Пусть люди сочтут меня глупцом, но я знаю точно: ты прекраснейшая из женщин, и лучшей мне не нужно.
Наверное, только сейчас оба понимали, что это была за любовь, которую не смогли уничтожить ни время и ни ложь. Жадно всматриваясь в глубину глаз Ады, Патрик за время этого короткого свидания отдавал ей все те поцелуи, что накопились за четыре года.
- Все-таки я выключу свет, - смущенно произнесла она, потянувшись к лампе.
Забравшись на кровать, Ада отвернулась к стенке и тихо заплакала.
- Ада, - прошептал Патрик, осторожно обнимая ее за плечи. – Поверь, прошлая жизнь навсегда осталась в прошлом. Я увезу тебя и никому не отдам. Клянусь, пока я жив, никто и пальцем тебя не тронет.
Он бережно целовал ее руки и шею, нежно, почти невесомо, чувствуя, как сам оживает после долгого сна. Несмотря на то, что она изменилась, она казалась ему еще прекраснее, возможно, оттого, что теперь он ощущал необходимость оберегать ее и защищать. В какой-то момент Патрик все же не выдержал и, бросившись к окну, раздвинул шторы. Ада зажмурилась от непривычно яркого света.
- Не бойся, - сказал Патрик, направляясь к ней.
На время он забыл все, о чем еще недавно были все его мысли. Он не думал ни о письме, ни о предстоящей встрече, и ему казалось, что даже четыре года назад, когда проходила редкая ночь, которую он не проводил в объятиях Ады (тогда еще Аньес), он не был так счастлив, как сегодня. Целуя каждый участок ее тела, он обещал ей, что, если она того пожелает, он сделает все, чтобы ни один из обидчиков не ушел без наказания. Ада ничему не противилась, отвечая ему с такой страстью, которая могла родиться только в двух изголодавшихся сердцах после долгой разлуки.
Патрик ушел от Ады окрыленным. Если накануне в душе его и пребывала тень сомнений, рожденных от странных совпадений, то теперь она исчезла без следа. Он пообещал, что вечером придет за ней, и эту ночь она проведет в лучшем месте. Оставалось всего одно дело, после которого уже больше ничто не удержит его в Труа. Патрик ни на секунду не жалел о том, что скрыл письмо от матери. Он мужчина, молодой и сильный, ему ли не суметь постоять за себя в случае опасности! Он убережет свою семью от потрясений и лжи, уж в этом-то он не сомневался.
Близился назначенный час. Чем больше приближали к нему стрелки часов, тем на душе Патрика становилось тревожнее. Что если забыть обо всем и никуда не ходить? Завтра рано утром отправиться в Париж, а оттуда сразу в Марсель? Душа горела нетерпением в ожидании сладостной встречи с любимой. Нет, прочь сомнения. Злоумышленник, если он существует, едва ли успокоится, и подобное письмо может прийти и в Париж. Нет, его нужно остановить, нужно положить конец гнусным намекам. Он никому не позволит бросать тень на свою семью, или он не Патрик де Монферрак!
Солнце быстро садилось за горизонт, на глазах темнело. Патрик, нигде не находя себе места, обошел весь дом, комнату за комнатой, невольно вспоминая эпизоды и события, возникающие из каждого уголка огромного особняка. Их было так много, хотя жизнь его только начиналась. Сидя в глубоком кресле в кабинете, Патрик как будто ненадолго задремал. Обрывочные бессвязные картины мелькали у него перед глазами: Париж, Марсель, судовые верфи, мачты кораблей. Ему виделось, как он выходит в море вместе с Адой. Они стоят на высокой корме, а впереди раскрывает свои необъятные просторы ясная синяя гладь воды. Нет никого больше, только они на всем белом свете. Нет ни обид, ни нанесенных ран, ничего, только их любовь, необъятная, как море.
- Аньес, - как во сне, прошептал Патрик, вздрогнув от боя часов.
Часы пробили девять. Нужно было собираться. Он надел широкополую шляпу и длинный темный плащ, чтобы издали неизвестный не смог различить подлога. Патрик всегда возил с собой револьвер. В доме его деда была великолепная оружейная, которую он должен был унаследовать. Насчитав в барабане всего три патрона, Патрик вздохнул: «Не густо». Все же лучше, чем ничего. Положив письмо в карман плаща, он решил не терять больше ни минуты и отправился в путь.
«Надо же было выдумать место встречи», - думал Патрик, пробираясь через отверстие в ограде. Он слышал когда-то об этом месте, но никогда прежде не бывал здесь. Он зашел внутрь, тихо пробираясь через валяющиеся балки. На улице еще полностью не стемнело, потому он увидел, что вокруг не было никого. «Наверное, он идет за мной по следу», - мелькнуло предположение. «Точно следуйте указаниям, иначе встреча не состоится», - вспомнил он строки из письма. Он увидел две двери по обеим сторонам несуществующего алтаря. Патрик помнил все, что было написано в письме. Он подошел к двери, что была слева. Она была не заперта. Открыв ее, он обнаружил на ступеньке лестницы, что вела вниз, огарок свечи в маленьком глиняном стаканчике. «Удивительная предусмотрительность со стороны недоброжелателя», - усмехнулся про себя Патрик. Он стал осторожно спускаться вниз. Внизу была еще одна дверь. Он открыл и ее оказался в огромном помещении. «Подземелье», - подумал он. Бесшумно ступая (иначе зловеще и гулко отдавался каждый шаг), положив одну руку на рукоять револьвера, Патрик стал обходить по кругу пространство. «Как в могиле», - вдруг подумалось ему, но не успела эта мысль пробежать перед ним до конца, как он услышал звук. На мгновение он замер, боясь обернуться. Это был звук захлопнувшейся двери и задвигаемого засова. Бросившись к двери, Патрик услышал, как похожий, только более приглушенный звук повторился где-то намного выше, после чего воцарилась гробовая тишина. Ему показалось, что в промежутке между этими двумя ударами он как будто слышал чьи-то торопливые шаги, но теперь было тихо. В мгновение ока он оказался у двери, начав колотить в нее, что есть мочи. Он кричал, зовя на помощь, но, слыша свой собственный голос, понимал, что тот не выходил за пределы этого склепа.
- Матерь Божья, - прошептал он, чувствуя, как холодеет душа. – Мышеловка. Ловушка, - повторял он, ощущая, как от страха стынет в жилах кровь.
Мышеловка. Ловушка. Как же он не догадался? Он продолжал стучать, сбивая в кровь руки. Он выбился из сил, но все продолжал колотить в дверь. Потом мелькнула слабая надежда. Быть может, здесь есть тайный выход? Поставив посередине крошечный огарок, сняв с себя стесняющий движения плащ и скинув шляпу, он бросился к дверям, находившимся по периметру помещения. Все они была заперты, и было видно, что не один десяток лет никто не притрагивался к огромным амбарным замкам, висевшим на них. Теряя счет времени, выбиваясь из сил, слыша, как стучат зубы и бешено бьется сердце, Патрик вспомнил о револьвере. Нет, оставить на потом, как последнее средство. Господи, что за дьявольская насмешка? Что за западня? Кто уготовил ему этот страшный финал? Нет, не ему. Только сейчас он вдруг осознал, что ловушку эту готовили не ему, но матери. От мыслей раскалывалась голова. Он обхватил ее руками, не в силах ничего понять. Да и не хотел он теперь знать, кто желал смерти Франсуазе де Монферрак.
- Мама, - прошептал Патрик, падая на колени перед запертой дверью. – Господи, я хочу жить!
Патрик достал револьвер, выстрелив им в дверь. Разве могла простая пуля пробить огромный засов? В барабане оставалось еще две. «Что если выстрелить утром? В церковь придут люди, меня услышат!»
Чем больше проходило времени, тем быстрее оно увеличивалось в размерах. Прошел час – Патрику казалось, что два. Прошли еще два часа – они показались ему ночью. Он выбивался из сил, слабея телом и душой. Сколько может прожить человек без пищи, воды и света? Молодой и сильный мужчина, такой как он, самое большее – пятеро суток. Но как же мучителен будет его конец…
- Господи, ведь не так ты жесток, чтобы похоронить меня заживо в твоей же обители! Патрику казалось, что он начинает сходить с ума.
Он не знал, сколько времени прошло, когда решился сделать второй выстрел. Ему ответила все та же тишина. Он понял, что ему не выбраться, когда перед глазами вдруг увидел всю свою жизнь, начиная с того момента, как стал помнить себя.
Свеча давно погасла, вокруг стояла кромешная тьма. Прижившись спиной к двери, Патрик сидел на полу. В барабане оставался всего один патрон. Глупо надеяться, что кто-то услышит его. Все равно, что покойнику пытаться сказать что-то из могилы. Место это было выбрано не случайно. Никто не придет сюда. Патрик прижал к груди револьвер, остекленевшими от безумия глазами смотря в непроглядную темноту. Даже во время самых жесточайших разочарований он не помышлял о самоубийстве. «Пока есть жизнь, в ней можно исправить абсолютно все», - сказала ему когда-то мать, и он навсегда запомнил эти слова. Навсегда… Теперь это слово приобретало новое значение.
- Мама, - прошептал он, - пусть лучше это буду я.
Ему было всего двадцать пять, и как никогда в жизни ему хотелось жить. Он вспоминал Аньес, и то недолгое счастье, что было подарено ему Небом. Он думал о сегодняшнем прощании на перроне, вспоминая мать и сестру. Закрыв глаза, ему казалось, что они все еще машут ему, не догадываясь о том, что прощаются навсегда.