«Из- за острова на стрежень,
На простор речной волны,
Выплывают расписные
Стеньки Разина челны».
Лавируя между ног висельников, плыла гондола, которой правил Монстр. Он и пел, усердно ловя веслом равновесие, свысока, но призывно поглядывая на Паучиту, сидевшую перед ним. На этот раз красотка обзавелась кружевным, неизвестно где, раздобытым зонтиком.
Песня смолкла, когда Монстр с Паучитой увидели странного человека на причале, к кторому приближалась гондола. Из носа, рта, глаз, даже ушей мужчины шли мыльные пузыри. Человек как- то подхватывал очередной пузырь, надувал его подобно воздушному шарику, перевязывал резиночкой для волос. Уже половину головы незнакомца обрамляла туча не мытой, не чесаной растительности. Другая половина ещё была утыкана хвостиками волос, кое- как, приведённых в порядок, резинками. В руке мужчина держал несколько десятков верёвочек от своих воздушных шариков. Огромные и босые ступни Повелителя мыльных пузырей походили на протекторы трактора, прорвавшегося сквозь демисезонные грязевые залежи какой- нибудь сельской глубинки. Длинная рубаха грязно- светлого цвета, надетая поверх таких, же штанов, выдавала уроженца местных краёв.
«Вы не подскажете, где я», расстеряно спросил человек с воздушными шариками.
«В Индии», ответил за всех Монстр.
Лохматей задумчиво надул ещё несколько мыльных шаров, снова спросил: « А арии уже были здесь?»
- Они и сейчас здесь.
- Давно?
- Не очень.
- Досадея какая. Похолодало. Надеялся, что подбросят. Вы не знаете, где Персия?
- Знаем.
Три указательных пальца показали направление. Каждый- своё.
- Где?
Мужчина завертел головой, в стороны полетели мыльные пузыри без резиночек. Вдруг, «аниматор» увидел на столе тетрадочку Арсения.
«Теперь я сам справлюсь», воскликнул незнакомец и, переваливаясь из стороны в сторону на своих огромных грязеступах, направился к столу. От его ног кусками отваливалась грязь. Комья превращались в какую- то живность, разбегающуюся в разные стороны.
«А ноги кто мыть будет», возмутилась Паучита.
«Нельзя, то - шудры», ответил мужчина.
«Тебя Чудовищница прибила, откуда ты снова взялся», хмыкнул Монстр.
- Меня нельзя убить. Я - бог. То, наверное, мой брахман был.
Бог уже лисал тетрадку.
- Всё- тут! Веды, Талмуд, Библия, Коран, ета, как её?
Мужчина многодумно уставился в тетрадку.
- К - о - м - у - с - у - т - р - а.
«Что», не поняли остальные.
- Кому с утра?
«Господь с Вами, здесь есть невинные девушки, думайте, что говорите», возмутилась Паучита.
«Брахма, видно, имел в виду Камасутру», улыбнулся Громозека.
- Хрен редьки не слаще. Я думала, что Арсений путное что- то написал, а он. Все мужики одинаковые!
«Ты- то откуда знаешь», удивился Монстр.
«Паучита, ты прибрала мыло из душа», в залу вошла Чудовищница.
«Что, шарахнулся в сторону Мстиша, а я думал, этот мужик - ты».
Паучита медленно завалилась в обморок. Монстр подхватил её на руки, сгрёб по дороге подушку, направился в комнатку красны - девицы.
- А ну, кыш, окаянные!
Чудовищница швырнула вторую подушку в группу поддержки со свечками в призрачных руках. Туда полетела и тяжеленная сумка с шикарным пледом велсофт. Всё это вмяло группу в стену, накрыло её лавиной, из- под которой тени не торопились выбраться.
- Зашибись! Чую, глюков с тараканами в моей голове прибавится.
«Чудовищница, я пойду, выключу котёл, может, обойдётся », откланялся Громозека.
Оборотень с тоской проводила Громозеку взглядом. Количество тараканов в голове было меньшим злом, чем угроза замёрзнуть насмерть, висящая в Петривки над всеми паршивыми поросятами. А это лето само было, как паршивый поросёнок. Только котёл и радовал. Предчувствие показало Чудовищнице желтеющую вишню, стрекочущих цикад.
«Лета без котла в этом году не будет», вздохнула Оборотень.
« Ты почто сожрал моё мыло», порорычала она на Брахму.
«Я думал, это- халва», ответил индус.
- Зелёная?
- Мало ли. Пахнет хорошо.
- Халвой. Да ты придурошней меня!
- Не богохульствуй! Я - бог, прокляну тебя.
Брахма поднял над головой «Святое писание».
- Оно написано Арсением, а раньше маьчик был моей аватарой. Я отпустила автора Евангелия.
Брахма застыл на замахе, долго молчал, надувал шарики. Вся буйная растительность индуса встала дыбом.
- Ты кто? Я не узнаю тебя в гриме.
- Дед Пыхто.
Снова полетели пузыри. Чудовищницу начало распирать любопытство. «Когда кончится мыло в Брахме».
«Ты - не местная», разгадал загадку Создатель мира.
В зал ворвались арии во главе с дедом.
«Говори, где взяла виману», подступил к Чудовищнице Арий.
«Какую», удивилась Оборотень.
- Которая стоит перед твоим домом.
- Перед моим домом? Хм. Трактор там стоит.
- Что- то он мне напоминает. Где взяла?
- В лесу нашла.
- И на чём работает?
- На соляре.
- На чём? А где соляру берёшь?
- В солярии.
- Сил нет. Всё дурака валяешь. Сейчас ты пойдёшь с нами и включишь мне виману.
- Нет у тебя виманы. У тебя есть гравицапа. Я с ними не работаю. Я - человек узкой специализации. С гравицапами работает Брахма. Вот.
Чудовищница ткнула пальцем в плечо бога.
Арий вгляделся в Брахму.
- Ба! Друг! Сколько лет, сколько зим! Ты с тетрадкой? Никак, читать научился.
- Да твой язык, фиг, выучишь! Виданное, ли дело!? 362 буквы! Ты их для кого придумал?
- Для «дважды рождённых», брахманов и кшатриев.
- Кшатрии эти нифига не читают, в войнушку играют, к брахманам по любому поводу обращаются, а эти- сами знакомые буквы ищут.
- Ничего, ничего. Научитесь. Есть захотите- освоите. Я вам ещё экзамены по языку устрою. Без аттестации никаких должностей не получите. Никакой карьеры!
- Сам- то, язык знаешь?
- Зачем? Чудовищница экзаменовать будет.
Пытавшийся сбежать Оборотень была поймана и поставлена перед богами.
«Я сама ошибки делаю», пнула грамотейка поймавшего.
«Всё, промедление смерти подобно, едем в штаб», распорядился Арий.
- Почему в штаб? Она у тебя в Шамбале осталась.
- Нет, мне удалось её снять с горы.
- Вы такую тяжесть на себе волокли?
- Нет, она завелась на время, а потом, снова сдохла. Ещё вопросы будут?
- Холодно у тебя.
- А кто тому виной? Терпи теперь.
- Не поеду!
- Поедешь, как миленькая!
- Не - а!
Снова каркнул Ворон. Чудовищница подумала и поехала в холодную часть страны.
Боясь, что Оборотень сбежит, арии усадили её в подобие кареты. Вместо окон средство передвижения имело одну узкую смотровую щель. В карету набилось с десяток конвоиров, Брахма с шариками и сам Арий. Чудовищница пристроилась рядом с «оконцем», предалась размышлениям.
Повоевав с отсутствием исторической памяти ближайшего интернетного окружения, Оборотень принялась наводить порядок на воображаемых полочках, отданных материалам по религиии и философии. Там всё было перевёрнуто во время подготовки сообщения, собиравшего в одном месте то, что принято называть «истоками христианства». Как обычно, оно было похоронено под отсутствием интереса, кучей странных вопросов, уводящих от предмета обсуждения, вечным «не богохульствуй». Снова встал вопрос: «А зачем?» Зачем взывать к ближней, можно сказать, семейной памяти? Зачем трясти пылью столетней давности? Зачем лезть в те самые «истоки», если даже взрослые люди, получавшие образование в СССР, мыслят по принципу» если там - круто, то здесь - всмятку».
Твиттервое мышление. Не больше 150 знаков в час. Удобно, дремотно. Без того устали до отупения. « Есть ответы на все нынешние вопросы? Где? В истории? Ой, уйди, уйди, ради бога, пока лень за палкой вставать». Остаётся, в который раз, тихо перебирать документы, а на людях юродствовать и сочиться ядом. Стирать шикарные ответы, вписывать какое- нибудь убожество.
«Хотел сразиться с вами на интеллектуальном поле, но вижу - вы - не при оружии».
И упрекнуть людей не могу. Это - мне делать нечего. А у человеков полно своих забот. Еть старая китайская сказка. Купец отправился в монастырь за божественной мудростью. Ритуал такой, как у нас в армию сходить. Каждый, уважающий себя мужчина, пару лет должен провести в обучении у мудрецов.
Ума не прибавлялось. Купец думал о доме, о родных, о делах. Мужчину отпустили на побывку. Когда он пришёл домой, оказалось - на земле прошло столько времени, что не только купеческого семейства не осталось, нет даже тех, кто слышал о нём. Китаец вернулся в монастырь. «Теперь ты готов к обучению», сказали ему старшие монахи. Видимо, это - мой случай.
История человека - история его филосовской деградации. Начал он с пантеизма. Всё было Богом. Из Всемирного Хаоса создавались земля и небо, птицы и звери. Первые люди не выделяли себя из мира животных. Жили в согласии с Творением. Это, кажется, что жить в мире с окружающим, примитивно. Попытайтесь. Вся восточная философия на этом построена. Попробуйте представить себе Нечто, Великую Мать, которая во всём. Ты дышишь ею. Обут - одет - накормлен ею. Ты - часть её. Смотришь её глазами. Чувствуешь ею. Ты - мысль её. Ты - её случайный залёт, не более. Но и Творец. В какой- то степени. Ибо у Создателя нет рук, кроме твоих. Уже другая история, ну, да ладно.
Вам не нужны посредники. Не нужны искусственные храмы. Всё окружающее - она. Где бы ты ни жил. Лес - деревья до неба, солнце или луна коронуют их. Запах леса очищает лёгкие и думы. Само присутствие в нём - богослужение. Эхо леса- музыка этого таинства.
Мне легко такое понять. Я ещё застала леса- храмы. Можно сказать, родилась в них. Есть фотография мамы, сестры и колясочки, в которой лежу я. А вокруг - тот самый лес. Сосны в три обхвата, гибельные снега. Александровск под Пермью.
Но и реки- храмы, в которых объединяются сразу несколко стихий. Воздух, вода, небо, восторг и страх, когда падаешь в это единство. Покрова Матери- создательницы окутывают, как…»
Тюремную карету подбросило на кочке. Стало понятно, что рессор у неё нет.
Чудовищница попыталась вернуться к размышлениям: « Моря, горы тоже – храмы. Просто, горных впечатлений у меня нет, а из всех морских в памяти остались бескрайние лиманы под Анапой.
Возможно, другой религии- философии мне не нужно ещё и потому, что я - дочь волхва и берегини. Нет в этих понятиях ничего сверхъестественного. Только труд. Человек приметлив, внимателен к цикличности и особенности событий, прислушивается к опыту стариков, принюхивается к запахам. Замечает цвета и их оттенки. Ведает приметами погоды- настроения Матери. Нужно это ему, так как всё, сделанное, зависит от подобных знаний. Кто- то остаётся на этом этапе, совершенствуется. Создаётся впечатление, что волхву подвластны погодные перемены. Кто- то идёт дальше. Мать замечает его. Только прислушивайся, Она тебя заметит. Сотворённое тобой будет благословлено.
И берегинями становятся, гробясь на клочке земли, сливаясь с ней в экстазе, круглогодично, прерываясь только на сон и зиму, посвящая ей думы и желания. Земля отвечает заботам. Она - живая. Природа вознаграждает ту, что лелеет и холит часть её.
Не деньгами. Знаниями, мудростью. Отрешённостью. Человек столько эмоций, души вкладывает в дело, в котором у него всё ладится, что больше никого уже любить не может. Ни других людей, ни собствнных детей …»
Карета так провалилась в яму на дороге, что Оборотень стукнулась темечком о потолок и рассердилась.
« Ваша вимана что- то долго едет », сказала Чудовищница, выходя через дощатую стенку. Оказалось, карета стоит за её собственным домом у кухонного окна. Здесь, упираясь в подоконник остренькими локоточками, цвёл татарник. Чуть поодаль росла вишня. Украсившийся зелёными бусинами спеющих шишек хмель перекинулся с дерева на дом, объединяя всё в дикую, забытую, никому не ведомую, страну. Со стороны крыльца тоже самое проделывал девичий виноград. А здесь пряно пахло старой крапивой, хмельные тени утром делали зал ажурным. Вечером превращали его в Образ, который, жуть как, хотелось, осуществить. Дело стопорилось мелочью. Деньгами.
Но сегодня все печали были отодвинуты в сторону. Праздновалось Вишенье. На груди Татарника висел плакат. «Ударим нашим Вишеньем по ихним Вишну!» Чудовищница «выхватила» плакатное перо и огромными красными буквами поправила: «Ударим нашим Вишеньем по ихим Вишну!» Татарник осклабился и подмигнул Оборотню.
Птицы шумными стайками слетались на деревце, выбранное центром праздника. Наевшись переспевшей ягоды, пернатые алкоголики сидели, раззявив клювы, сведя в кучку глаза. Сейчас они были похожи на своих пращуров. Наглые и тупые. Пытаясь закусить насекомыми, обхаживавшими медонос- татарник, птички бились в окна, так как, никакой ориентации не было.
«Так все окна побьют», забеспокоилась Чудовищница, поднимая с земли очередного пьяницу.
Маленькое сердечко «тёпленького» создания часто- часто- часто- часто выстукивало: «Налей полней стаканы,
Кто врёт, что мы, брат, пьяны.
За друга готов пить я воду,
Да жаль, что с воды меня рвёт ».
Оборотень порадовалась птичьему знанию классики, поднесла птичугана ко рту, громко клацнула челюстями. Перепуганная птаха моментально протрезвела, вспорхнула на ветку, бросила в Чудовищницу ягодой.
«Я те покидаюсь щас», пригрозила гостья Вишенья.
Арии всё это время выясняли имя злой силы, которая водит их за нос вокруг дома Чудовищницы.
«Кому вы нужны, быки не хотят идти в ваш холод», сказала Оборотень Арию.
«А кто виноват», снова задал вождь вечный вопрос.
- Заладил. Кто виноват? Кто виноват? Герцен, вот Ваша гравицапа.
Над домом зависла «поломанная» машина.
- И пепелац с нею.
В небе появился неопознанный летающий объект.
Арии замерли, соображая, к чему этот воздушный парад. В голове Чудовищницы что- то отчётливо ёкнуло: «Беги!»