Пушинка Прибежище Души

Мария Евтягина
Вы когда-нибудь мечтали о велосипеде? Нет, не так. Вы помните свой первый велосипед? Опять не то… С чего же начать? Ведь я совершенно не знаю, в каких отношениях с велосипедом вы состоите, и поверите ли мне на слово, что люди способны летать. Сейчас кто-то обязательно съязвит про «носом об асфальт». А хоть бы и так, сути дела это не меняет.

Я вот не помню свой первый велотранспорт. Наверняка он был трёхколёсным, а может быть четырёх, с такими маленькими колёсиками по сторонам от заднего колеса. Во всяком случае, какой-то опыт езды в детстве у меня явно был, иначе не рискнула бы в ту злополучную прогулку посадить младшего брата на багажник, катаясь по неисследованным ещё дворам нового для нас города, куда мы переехали, когда папа купил квартиру в кооперативном доме. Это сейчас ипотека, а тогда подобного рода кабала называлась кооперативным жильём, и поскольку мы умудрились приобрести его в пору дефолта, выплатам за новенькую, с иголочки, квартирку не было конца-края.

Но этого мы, дети, не знали. Мне было лет десять, братишке пять, этаж четвёртый, зато с лифтом, велосипед складной подростковый, марки не помню. А дворы поблизости случились неудачные, неуютные какие-то дворы: узкие тропинки, асфальтированные подъезды с неширокими карманами для машин, а в центре большущий детский сад, съевший львиную долю площади, необходимой для правильного и гармоничного роста той части населения, которую теперь пренебрежительно называют школотой.

Вот я, нагруженная велосипедом, братом и чувством ответственности вышла покорять это и без того уже покорённое, распятое между многоэтажками, пространство. На свою беду, в ту пору ещё не знала, что цивилизация порождает дикарей. С рождения  живя в практически сельской местности, старинном тихом городке, богатом аллеями, парками и берёзовыми рощами по периметру, не подозревала, что тотальная урбанизация требует тщательно причёсывать и зализывать торчащие вихры неуёмной детской энергии, загоняя её в гетто продлёнок, секций и кружков. Непокорные же неминуемо собирались в маленькие банды, целенаправленно ищущие жертв в виде домашних детишек.

А на улице стояла самая что ни на есть весна, расплескавшаяся жёлтыми от берёзовой пыльцы лужами, смеющаяся солнечными зайчиками  в ещё не погрустневшей липкой листве тополей, цветущая на курносых носах россыпью веснушек. Гонять в такую пору на двухколёсном коне — одно удовольствие. Но с довеском на багажнике в виде младшего брата следовало забыть о беззаботной скачке по бордюрам, резких поворотах и торможении, — обо всём том, что сейчас назвали бы экстремальной ездой.

Мы ехали очень осторожно, даже далеко от дома отъехать не успели, так, пару раз прокатились вдоль соседней девятиэтажки. И тут появилась ватага мальчишек на велосипедах. Возможно, они просто хотели познакомиться, а вовсе не были хулиганами, этого я не знаю. Но в своём старании ехать аккуратно и не уронить братца не заметила, как окружили меня и подрезали самым грубым образом. Нет, я не заигралась с подружками на зелёном лугу, налетевшие гуси-лебеди не унесли моего маленького братца. Он даже не успел испугаться толком, когда я совершила головокружительный пируэт и самым невероятным образом распорола правую коленку об руль, точнее о то место, которое называется «вынос руля». Тогда, конечно, не знала, как эта штуковина называется, да собственно и до недавнего времени не интересовалась этим вопросом, а потребовалось объяснить, — выудила в интернете эту по сути ненужную информацию, вот теперь она и у вас есть.

А я десятилетняя тогда упала. Или не упала, не помню уже. Но велосипед каким-то чудом в руках удержала. Братишка спрыгнул на землю, коварные гуси на колёсах умчались, а время вдруг потекло медленно-медленно, пространство сузилось до моей злополучной ноги, на которой из огромной, как мне показалось, раны сначала медленно и по капле, а потом всё сильнее и сильнее стала течь кровь.

Как добралась до дома,  не помню. В травмпункт меня почему-то не повезли, со временем нога зажила, но прямо по центру коленной чашечки остался большой неровный шрам в форме восклицательного знака. Мол, предупреждаем тебя, заруби себе на носу! Хотя при чём тут нос? На носу у меня другой шрамик-предупреждение — от собаки, потом при случае расскажу. Я вообще ходячая коллекция этих самых знаков отличия. А этот, велосипедный, самый заметный. После него почти пятнадцать лет ходила пешком. Нет, не боялась, просто не хотелось, не леталось почему-то, ни вверх, ни вниз. Устойчивая позиция в устойчивом пространстве, рекомендую, — это очень удобно. Но скучно.

Мне никогда не нравились  велосипедисты — их яркая обтягивающая экипировка, гипертрофированные мышцы ног, сектантский блеск в глазах, обведённых белыми кругами не загоревшей под очками кожи. В основном встречала их на обочинах больших автомобильных трасс, где они, дыша пылью и намертво вцепившись в руль, неистово крутили педали, при этом безнадёжно отставая от всего остального транспорта, который разномастными жестяными банками на конвейере тёк мимо этих нелепых человечков в обтягивающих ноги штанишках.

Думала, велосипед — не более чем экономичный вид транспорта, рабочая лошадка, сокращающая расстояние от пункта А до пункта Б, перевозящая в качестве пассажиров не желающих «ходить ножками» детей, а в качестве багажа — сумки со снедью или, к примеру, полосатый мяч астраханского арбуза с ближайшего рынка. Удобная вещь, не более.

Такого убеждения придерживалась буквально до недавнего времени. Но всё изменилось с появлением у меня виртуального друга-велосипедиста. Виртуальный велосипедист — звучит забавно. Нет, в интернете мы познакомились на почве поэзии, а то, что Саша любит велосипед, выяснилось несколько позже. И никто не ожидал, что с этого знакомства начнется моя новая любовь, подарившая мне крылья. Любовь к велосипеду.

Домоседка — не столько в силу характера, сколько по жизненным обстоятельствам, я постепенно погрузилась в мягкий мох житейского болота, не ждала Иванов-царевичей с их стрелами, сидела себе на кочке и тихонечко квакала в рифму. Тихо-спокойно, мягко и уютно, некуда рваться и спешить. Какая сила могла бы расшевелить сонное царство, гиподинамичное государство? А вот Саша смог.

Он так увлечённо рассказывал о своих велопрогулках, и при этом у него не было смешных шортиков, лосин с "памперсом", маек в мелкую дырочку и яркого шлема, а было море обаяния и позитива.
— Маш, тебе обязательно нужно начать кататься. Попробуй хотя бы пять-десять минут просто поездить для души.
А как поездить? Места у нас, конечно, красивые, но ехать куда-то, без особой цели, с порядочным грузом лишнего веса, по жаре? Это надо было решиться.

Попробовала раз, два… Приезжала пыльная, красная,  запыхавшаяся, а Саша писал мне:
— Молодчинка! Завтра пятнадцать минут покатайся.
И однажды наступил день, когда я с дороги, затерянной среди новгородских сосновых лесов, отправила восторженное сообщение:
— Сашка! Это крылья!

Так птенец, оперившийся, вытолкнутый из гнезда,  судорожно кувыркающийся в воздушных потоках, всей своей птенческой душой в один прекрасный момент понимает: я лечу! И всё. Обратной дороги уже не будет. Как можно разлюбить летать? Нет, не так. Как можно разлюбить дышать полётом, когда в лицо ветер, и свет, и простор, когда в душе лёгкость, азарт и радость, и ты пьёшь и пьёшь эту радость, как воду из внезапно обретённого в самую лесную жару чистого источника, чувствуя себя нашедшим самое большое счастье на земле.

Верный дорожник, удобный и быстроходный, подпрыгивал на щербатом асфальте старых пустующих дорог, по притаившимся змейкам корней, взрывшим лесные тропинки, буксуя в песчаных колеях просёлков, ломая хрупкий хворост на еловых просеках. Под колёса то и дело бросались сомлевшие земляничники, красные и бурые бархатные шляпки грибов, темноглазые россыпи черничников, вереск, травы лесные, сказка и быль под нестерпимой красотой бескрайних небесных озёр. Всё это нужно было сфотографировать, чтобы отослать своим друзьям по интернету, вписать в стихи, впитать всем сердцем.

Велосипед вернул чувство остроты, глубины и вкуса к жизни, как-то незаметно потерянное, забытое, заретушированное обыденностью. Солнце, такое желанное в наших краях, засыпает конопушками влажное от пота лицо, руки то взмывают крыльями вширь, то принимаются отстукивать на руле ритм песен, несущих меня по дороге, вот она уходит плавным изгибом влево, а я продолжаю лететь вперёд, уже по натоптанным лесным дорогам и тропинкам. Теперь руль отпускать нельзя, велосипед подскакивает на кочках, как норовистый конь, приходится притормаживать, чтобы не слететь в какой-нибудь черничник или брусничник.

Тропинка бежит под горку до полянки на берегу речки с чайной, торфяной водой. Я вся взмокла, на бегу стаскиваю футболку и бриджи, бросаю на самодельную скамейку-бревно и с шумом врываюсь в холодную воду. На бегу, потому что комары, — они всякий раз будто поджидают меня. И слепни, от этих приходится нырять с головой. Но и без того хочется нырнуть, остыть, лечь на воду и быстрым течением унестись мимо нависших сосновых корней, корявыми руками пытающихся что-то выловить из реки, а потом долго барахтаться против течения, оставаясь на месте, сдаться и пойти обратно пешком — речка лишь в немногих местах глубже, чем по грудь.

На берегу отдыхать невозможно — закусают, накидываю на мокрый купальник сухую одежду и быстро, опять бегом выбираюсь на дорогу. Коровы, пасущиеся у моста, лениво оглядываются мне вслед. Теперь домой, конец прогулки, ноги гудят, с мокрых волос стекает за шиворот речная вода, пахнущая хвоей и хвощом, сердце гулко бухает в такт музыке в наушниках — сказка, а не жизнь!

Но лето, моё босоногое дачное лето, стремительно катилось к закату, как алое колесо солнца за кроны соснового моря, разматываясь как сказочный клубочек, подаренный на дорогу бабушкой Ягой. Близилось возвращение в город, где нет никакой возможности держать в коридоре, и без того забитом ботинками и шлёпанцами, норовистый голенастый велосипед. А я уже влюблена в него по уши. Что же делать?

Поначалу муж обещал подумать над этой проблемой, а потом зарядили дожди, детские сезонные простуды, осенние паутинки тоски незаметно опутали полупрозрачной серой шалью всё вокруг, и я смирилась. Но не перестала мечтать. Саша жил далеко, но не настолько, чтобы нам однажды не встретиться. И вот холодной, почти зимней осенью выдался просвет, один солнечный и сказочный денёк, когда я приехала к нему в гости. В тот же день познакомилась с Кузнечиком. Так Саша называл свой велосипед, просто чудо-машинку. Лёгкий, быстрый и манёвренный — мечта, а не велосипед. Кузнечик отнёсся ко мне благосклонно, и мы замечательно покатались по московским дворам.

С тех пор появилась мечта не только о велосипедном лете, но и о новом двухколёсном друге, таком, как Кузнечик. Пришла зима, в спячку впали даже самые неуёмные велосипедисты, их шлемы и экипировка спрятались на антресоли, и только сны оставались наполненными бегущей под колесо серой лентой дорог и песней тёплых ветров в ушах и растрёпанных волосах. Мы ждали, писали стихи и письма, строили планы покататься вместе летом. Где, когда, как — не знал никто, знали только, что обязательно нужно. Хоть раз.

Однажды, на излёте ледяного февраля, в голову пришла мысль поискать объявления о продаже  велосипедов в нашем городе. Но что-то в поисковике сработало не так, и он выдал мне  результаты по всей стране. И первое объявление было из Москвы. Я взяла и отправила его Саше, просто так, без всякой задней мысли, снабдив комментарием: «Вот какие у вас в Москве цены». Отправила и забыла. А через два часа мне пришёл ответ:
— Маш, а велик-то суперский!
И вот тут во мне что-то ёкнуло. А потом ещё раз. И так заёкало до тех пор, пока я не заявила пришедшему с работы мужу:
— Мы должны купить велосипед в Москве.
— Ты что? Где мы, и где Москва?
— Сашу попросим. Я думаю, ему это даже в радость будет.
— А деньги?
— Займи у кого-нибудь. Через два месяца у меня день рождения, мы попросим всех родных скинуться на подарок. Всё равно мне ничего другого не нужно.

Саша и не подозревал ещё ничего, а я уже всё решила. Хотя и не я даже, это как-то помимо меня образовалось, придумалось и завертелось. Где-то на небесах совпали созвездия, а может быть прилетел наконец-то волшебник в голубом вертолёте, посмотрел на меня, значительно подросшую, и понял, что кино и эскимо тут уже не отделаться. Как бы то ни было,  десять дней спустя радостный Саша прислал мне фотографию — мой, уже мой наикрутейший велик едет в новеньком вагоне метро. И комментарий:
— Мааааашка! Велик – чума!!!!!
Вот такой он, мой друг Саша. Меня он называет «восторженной лягушкой», не забывая при этом добавить, что и сам такой же. Я подумала, что неплохо было бы придумать для моего велосипеда имя, наподобие Сашиного Кузнечика. И поэтому написала в ответ:
— Какой он  красивый, Саш. А как мы его назовём?
— Нууу, — задумался Сашка: — Я бы охарактеризовал его как "Бешеная Пушинка". Такой он стремительный и лёгкий.
Слово «бешеная» мне не понравилось, а вот Пушинка — очень даже. А там ещё на раме что-то написано. Электронный переводчик выдал ответ: «убежище души». Но поскольку убежище у меня со школьного детства стойко ассоциируется с шумными и бестолковыми учебными эвакуациями в бомбоубежище, заменю-ка я его более красивым и библейским словом «прибежище». Так мой велосипед обрёл имя, сказочное и доброе — Пушинка Прибежище Души. Здорово, правда?

А Саша тем временем продолжал писать.
— Чувак, который продавал велик — сумасшедший самоделкин, все детали подбирал под себя, другого такого велосипеда нигде нет, это я тебе гарантирую! А на продажу выставил потому, что задумал вообще грандиозную тему — слепить двухамартизационный велик с колёсами двадцать девятого диаметра. И я уверен, детали он подберёт самые лучшие!

Я тихонько радовалась, предвкушая открытие велосезона сначала в городе, а после и на даче, а мой друг тем временем засыпал меня фотографиями педалей, звёздочки, сидения с загадочной буквой Ж на нём (на эту тему мы не преминули пошутить, разумеется) и прочих интересных вещей, оснащая всё это великолепие комментариями и техническими характеристиками.

До нашей встречи с Пушинкой оставалось две недели, до первой прогулки месяц, а до счастья — рукой подать. Разве может человек быть несчастным, если у него есть Прибежище Души?
Ну, а дальше пришла весна, за ней лето, но это уже совсем другая история…