Ряды солдат давно потеряли стройность и тянулись уставшей вереницей через опустевший город. Они безразлично смотрели на редких горожан, смотрящих на них молча и с застывшим упреком. Армия бесконечно отступала, уходя дальше от идущей по пятам кипучей волны, которая уже растекалась на горизонте, неторопливо переваливая через холмы, за которыми загоралась утренняя заря. Еще изредка бухали пушки, выбивая боезапас, кратковременно задерживая неутомимого врага. Скоро затихли и они.
Горожане, которые еще оставляли надежду, не желая бросать свой кров, потянулись вслед за отступающей армией, бросая взгляды на свои дома, все порывая вернуться и забрать что-то ценное, что будет навечно потеряно. Они смотрели на родной город, который вскоре станет пустыней, растаяв под густыми, розовыми, красными и зелеными водами, став пустым местом, ничем не напоминающем о былом присутствии человека.
— Деда, может и мы пойдем? – мальчишка лет двенадцати с тоской смотрел на последние сгорбленные фигурки людей, все дальше уходящие вниз по улице.
— Впереди их ждет то же самое. Не бойся, Тошка, я с тобой.
Тошка кивнул, доверившись деду. Конечно, ему было страшно. Страшно оставаться в пустом городе, страшно вновь увидеть эти с шипением ползущие разноцветные волны, которые пожирали все на своем пути и выбрасывая вперед языки охватывали все пространство. Страшно было умирать.
Но страшнее было увидеть, как эти толпы людей будут гибнуть, увидеть их обезумевшие лица, их руки, желающие схватиться хоть за что-то, что оттянуло бы их гибель хотя бы на мгновение. Тошка это уже видел. Но все же он проводил взглядом людей до конца, проводил все черные фигурки, скрипящие гусеницами танки и бронетранспортеры, несколько вертолетов, улетевших на запад. Город окончательно погрузился в тишину.
— Дед, а может все-таки пойдем?
Дед ничего не ответил, грустно улыбнувшись и погладив внука по голове. В глазах деда не было страха и обреченности, давно уже застывшей в лицах других людей и мальчику это нравилось. Дедушка стоял на балконе, смотря на восток, где лениво поднималось солнце, осветив желтыми лучами холодный город, на который надвигались пожирающие мир волны. В комнате еще продолжал гудеть беззвучно телевизор. Показывали вечнозеленые леса и водопады, показывали бушующие и спокойные океаны, показывали мегаполисы и провинциальные города, с потоком людей в метро и трамваями, в которых сидели усатые дядьки, разгадывающие кроссворды. Картины сменялись одна за другой, продолжая показывать окружающий мир, некогда обыденный и отныне очень быстро угасающий. Большинство показываемого было уже мертвым. Парки развлечений превратились в зеленые жижи, а небоскребы растаяли, будто их и не было. Не было картинных галерей, не было многовековых статуй и даже египетские пирамиды стали желтой шипящей плазмой. Волны ползли по всему миру, во все стороны, ползли неторопливо, преодолевая все преграды, с шипением задерживаясь на бесчисленных фронтах, где их пытались сдержать огнем. Снаряды и ракеты разрывались во всем мире, не в силах не развернуть, не удержать врага, желающего лишь одного – все поглотить.
— Скоро уже все успокоится, - сказал дед то ли мальчику, то ли себе и повернулся к внуку. – Боишься, Тошка?
Тошка отрицательно помахал головой, чем вызвал смех деда.
— Вот и правильно. Чего бояться, раз так надо?
— Кому надо?
— Не знаю. Природе, мирозданию, планете, или Богу, если он вдруг существует, что я теперь отрицать не хочу.
— Зачем? – все не понимал мальчик.
— Не знаю. Устал мир от нас, вот и очищается.
Тошка промолчал, но ему стало обидно. Он не успел миру надоесть и мир ему тоже не надоел. Но он сглотнул обиду и подошел к деду, который продолжал улыбаться. Ленивое солнце наконец выглянуло из-за высоток, залив теплым светом серые дома и где-то запела птица, почему-то еще не покинувшая город.
Уже было слышно страшное шипение. Волны перевалились через холмы и вливались в город, начав его пожирать.
Мальчик заплакал, вцепившись в деда, вспомнив, как волны поглотили под себя отца с матерью.
Дедушка крепко прижал внука к себе, глубоко дыша и смотря вглубь темной улицы. Краем уха он вновь слышал отчаянное буханье пушек и грохот взрывов на западе. Волны окружали, загнав людей в ловушку.
Птица замолчала и вспорхнула с зарослей сирени, последней покидая погибающий город. С главной улицы на площадь вылезала волна. Медленно и величаво красная масса обрушилась на площадь, выбросив в разные стороны рыжие языки, которые тут же обвили фонари и скамейки. Фонари таяли в шипящей плазме, и вскоре вся площадь превратилась в ровное красное поле, которое колыхалось, застыв на мгновение.
— Может оно обойдет нас? – сказал Тошка шепотом, вцепившись крепко в деда.
Дед покачал головой, судорожно погладив внука по голове.
По глади прошлась рябь и вновь языки полезли вверх, начав пожирать дома.
— Смотри, Тошка, смотри, - дед показывал вперед, на некогда стоящие впереди высотки.
Они таяли подобно кусочкам масла на сковородке, стремительно сползая вниз. Красные и оранжевые языки спешили вверх, захватив крышу, залив ее и стекая вниз, превратив строение на секунду в красный куб. Волна поднималась вновь, уходя дальше на запад, уже не заинтересованная погибшим городом.
— Ведь она живая, сволочь, живая! – закричал дед, засмеявшись, чем напугал мальчика.
От мысли, что эти страшные, шипящие воды живы, Тошке стало жутко и холодно в груди. Он заплакал.
Красно-оранжевые языки перегнулись через балкон и дед инстинктивно отступил в комнату, спрятав за собой внука. На мгновение задержавшись, языки плазмы расползлись по комнате, все ее залив. Тошка почувствовал холод, пронзивший все тело. Мальчик зажмурил глаза и протянул руку вперед, желая вцепиться в деда. Деда уже не было.
— Холодно, - тихо вымолвил Тошка и в последний раз посмотрел в окно на голубое небо.
На месте, где некогда был город прошла зябь и все затихло, прекратив шипеть. На запад ползла волна, стремясь охватить все, оставив после себя опустевший, оголенный мир. Новая жизнь шипела и бурлила, проглатывая остатки старого мира и бросала разноцветные языки вверх, недовольно чувствуя недосягаемость голубого неба. Солнечные лучи тонули в густой тьме разноцветных вод, навсегда забыв о былом присутствии человека.