«Жизнь - это всего лишь начало.
Прими её как должное, но проживи с
честью, достоинством и любовью иначе
всё остальное теряет свой смысл».
Серафима
«ВОЛЧИЦА»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Закрыть глаза и не дышать, не дышать, чтобы не было больнее… не думать, не слышать, просто лежать с зажмуренными от боли и страха глазами, в холоде и темноте, ждать… ждать… ждать…
Хорошо и спокойно в омуте темноты и пустоты…не нужно надеяться, думать и бояться, вечное ничто, покой и безразличие. Это лучше и надёжнее, чем вечный бег, страх и ожидание, проще, но безнадёжнее. Пора открыть глаза и посмотреть в лицо реальности, как бы больно ни было, как ни тянула бы в себя мгла, пора, потому что есть ради кого сражаться и бороться, есть ради кого бежать и смотреть вперёд, есть, и имя тому – детёныш. Мгла ещё успеет окутать тебя своими крыльями и закрыть усталые глаза, но у тебя ещё пока есть время, так что беги вперёд.
Она не помнила, сколько времени лежала в темноте и холоде, лишь одна малая часть удерживала её на этом свете – маленький серый комочек, лежащий под её животом, согревающий сердце и душу. Сколько прошло времени… одна ночь, две, неделя, больше… Она ослабела, рана в боку не давала спокойно дышать и собраться с мыслями, она ждала, пока утихнут боль и разрывающая сердце тоска. Её малыш, её и его продолжение, их детёныш… теперь он только её, его больше нет.
Боль, рвущая душу, взрывающая мозг, тоска, раздирающая сердце. Вой, вырывающийся наружу, плач и крик - песня потери, песня смерти. Так плачут волчицы всего один раз в жизни, когда теряют любимого. Всего одна песнь, но она может разорвать своей горечью сердце. Из последних сил она поднялась на пригорок, гордо подняв голову к холодной, белой, полной луне. Она пела песню смерти, закрыв глаза, изливая в чёрное звёздное небо свою боль и тоску. Она пела тому, кто ушёл к звёздам, спасая от погони её и их детёныша, она пела ему в первый и последний раз песню горя и любви. Она провожала его своим сердцем и прощалась с ним навсегда.
Так может быть лишь один раз, волчицы – хранят верность только одному волку, больше в их жизни нет места другим…
В изнеможении от горя и тоски она рухнула наземь и провалилась в небытие…
* * *
Уже настало утро, она почувствовала запах утра и звуки просыпающейся природы: где-то рядом, под землёй деловито сновали мыши, она чувствовала их запах - совсем страх потеряли, очень уж близко подобрались… пора поохотиться. Малыш хочет есть, его давно уже пора кормить, надо встать, набраться сил и…
Затёкшее после долгого онемения тело не желало подчиняться воле разума, но это мелочи, когда есть цель, и эта цель - жизнь её малыша. Вперёд, сквозь скованные холодом и болью забвения члены, вперёд, сквозь затуманенный горем разум, вперёд…
Она встала, принюхалась. Что за странный запах? Она помнила этот аромат, так пах её Волк, когда возвращался с долгой охоты. Молоко и мёд… странно, очень странно, откуда он мог здесь появиться? Малыш несмотря на её беспомощность, не ослаб, а наоборот, поправился, набрался сил, окреп, как всё это странно… Молока у неё не было, кормить его она не могла, если только в забытьи, но…
Так вот откуда этот сладкий запах, от него! Непонятно, но подумать об этом она решила несколько позже, когда вернётся со своей охоты.
Волчица медленно, принюхиваясь к морозному воздуху, вышла из норы. Нюх был остр, и чётко подсказывал ей, под каким деревом жадный ёж сделал свои запасы, под каким корнем суетливо копошатся мыши, а где спит старый, злой бурый, которого уж точно сейчас будить не стоит. Она взошла на пригорок, что служил ей и убежищем, и жилищем. Волк… пронзила истощённый болью потери мозг мысль. Волк, ты больше уже никогда не вернёшься ко мне, и бесполезно стоять, и ждать, вглядываясь в глубину леса, не мелькнёт ли где до боли знакомая серебристая спина… Тебя больше нет со мной. Одна горячая, жгучая слеза проложила свою дорожку… стало так горячо и мокро… Нет. Волчицы не плачут. Песня спета. Теперь она и есть - Волк.
Пробуя на гибкость занемевшие лапы, она несколько раз пробежалась вокруг пригорка… слишком громко, так она ещё и бурого разбудит. Но что это? Отличный запах - молодой лось, глупый лось, скорее всего отбился от стаи… Она прижалась к земле, и сколько было сил, не дыша, практически бесшумно ринулась к ручью. Уже готовая к прыжку и атаке - она замерла на месте. На берегу ручья лежала часть туши молодого лося. Волчице не было времени думать о том, как он там появился, и почему его до сих пор никто не унёс, ей было не до этого. Она была голодна, но сначала - дело. Она схватила мясо и помчалась во весь опор в нору. Малыш, как ни в чём не бывало, мирно сопел в охапке осенних листьев и соломы. Она тихонько положила тушу около него. Всё же, как странно… Она не помнила этих листьев в норе, а сейчас их так много, как будто кто-то специально соорудил для них с Малышом подстилку. Ну вот, теперь они в безопасности. От туши пахло тем-же сладким ароматом, что исходил от Малыша, кто-то был здесь, в их норе, или ей это просто показалось.
Пора передохнуть, она медленно и очень аккуратно начала есть мясо, много сразу нельзя, иначе можно умереть. Закрыв глаза, она урчала от удовольствия, измождённое тело с благодарностью принимало пищу. Насытившись, волчица улеглась рядом с Малышом, несколько раз лизнув его, как всё же славно он пахнет, мёдом и молоком. Они спали сладко, мать и сын, на подстилке из осенних листьев и соломы, она легла вокруг него, чтобы ему было теплее, а он что-то проурчал во сне.
А за этой мирной картиной, издалека в бинокль наблюдал человек…
* * *
Выпал снег, всё замело белым, пушистым ковром, ночи стали холоднее и ярче, дни короче и холоднее. Зима. За версту было слышно, как крадётся лисица, следы на свежевыпавшем снегу обрели причудливый узор. Тихо, только шорох опадающего с деревьев снега, да приглушённые вскрики лесного зверья нарушали торжественность и покой зимней тишины.
Малыш совсем окреп и подрос, гонялся вокруг норы то за собственным хвостом, то пытался изучать следы, то зарывшись в снег по самые уши рыл себе ходы, как крот: он мог скакать по белому и лёгкому, как пух снегу часами. В нору возвращался холодный, мокрый и голодный. Волчица крепла с каждым днём, рана в боку затянулась, она стала сильной и ловкой. Охота доставляла сплошное удовольствие. Запасов хватало с лихвой, волчица старалась не думать о том, почему такой странный запах у её добычи, и почему эта добыча всегда вблизи её норы. Несколько раз она притаскивала раненого молодого лося, сколько-то раз зайцев, но всё это было странно, охота была лёгкой, ведь добыча была раненой. О Волке она старалась не думать, но нет-нет, иногда, среди ночи, она просыпалась от ощущения, что он рядом, и вот-вот войдёт в нору, и тогда сердце сжимала острая, как лезвие боль. Нет. Она запрещала себе, нельзя, нельзя звать того, кто ушёл к звёздам, нельзя терзать своё сердце ожиданием, она просто не имеет права на эту боль. Возможно, когда-нибудь потом, когда вырастет её Малыш, когда сам станет охотиться, лишь тогда она позволит себе боль и отчаяние, но не сейчас. Придёт весна, настанет время первой охоты Малыша, а сейчас - это её забота.
* * *
Как-то среди ночи, она услышала отдалённые звуки, что заставили её сердце сжаться от боли и страха – охота, это были люди, те самые люди, от которых плохо пахло чем-то острым и смертельно опасным. Это были люди, чья жажда крови не имеет границ, те, кто не знают покоя, те, кто охотятся не ради пропитания, а ради желания убивать, те, кто повинны в уходе её Волка, те, кого нельзя назвать людьми…
Волчица ждала всю ночь, прислушивалась, принюхивалась, ловила каждый шорох, но они ушли и увели за собой своих глупых собак. Измождённая ночным бдением она устало закрыла глаза и уснула.
* * *
Малыш проснулся первым и счастливо умчался играть в свою любимую игру: «Отгадай, чей это след». Он казался себе очень умным и взрослым, потому что старался всё делать так, как делает мама – долго высматривал, принюхивался, припадал на передние лапы, потом очень долго полз, потом полз обратно… Хвост всё время был наверху, и он страшно удивлялся, как это он оказывается сверху, если весь он под снегом. Потом он бегал за глупыми птицами, что пытались отыскать в сугробах семена деревьев, потом он сидел и долго, смачно чесался, так, как это делал папа. Но почему-то задняя лапа никак не хотела слушаться, и он заваливался набок, страшно злился на себя – ведь папа никогда не заваливался, потом принимался чесаться снова, а затем его внимание отвлекала какая - нибудь хрустнувшая ветка, и он забывал об очень важном занятии, и мчался опять охотиться. Так безмятежно, в играх, проходили его дни. Но и у него была тайна. Недалеко от их норы, там, за пригорком, куда мама запрещала ему бегать, туда, где бежал ручей - была территория охоты, там почти каждое утро чудесным образом появлялась большая миска вкусного, тёплого молока. А ещё там был - Он, он сидел за ручьём, и делал вид, что ничего не видит. Это от него так вкусно пахло мёдом и молоком и ещё чем-то очень хорошим, видимо он лакал из его миски. Малыш сначала очень боялся, что Он опасен и нападёт на него, но потом привык и просто перестал обращать на него внимание. Особенно это было хорошо, когда «ушёл» папа, а мама долго болела, и он так хотел кушать, и горько плакал, а мама всё никак не вставала, вот тогда и появился Он. Он принёс большую миску тёплого, вкусного молока и поставил прямо около норы, так, что Малышу не пришлось выходить из неё. Нет, он не боялся, он бы бросился на него, если что, и стал бы защищать свою маму, и грыз бы его сильно-сильно, но всё-таки ему было чуточку страшно. А потом Малыш привык к Нему. Наверное, он просто хороший, только лакает из его миски, поэтому от него так вкусно пахнет.
А ещё он знал запах страха, он врезался ему в память в ту ужасную ночь, когда папа уводил злых людей вглубь леса, а мама уносила его в зубах в другую нору, ту, где раньше спал бурый. В ту ночь ему было страшно, он ощущал ужас мамы и отчаяние папы, он так боялся, что даже зажмурился изо всех сил, но не издал ни звука. И в какой-то отчаянный миг, когда волчонок услышал призывный вой отца и лай собак, он понял, что больше уже никогда его не увидит… Малыш хотел остановить его, сказать, как сильно он его любит, что не хочет, чтобы он уходил, и тут он поймал его взгляд. В этом взгляде было всё: и любовь, и верность, и преданность, и наставление на будущее, но, самое главное, в этом взгляде была сила, и тогда Малыш понял, он станет таким, как его отец.
На сей раз, миски с молоком не было, что очень огорчило Малыша. Наверное, Он всё сам выпил и ему ничего не оставил – вот жадина. И волчонок потрусил обратно к своей норе, нужно успеть вовремя, чтобы мама не успела проснуться до его возвращения, и не начала больно кусать его за ухо, он страшно этого не любил. Но он был горд собой, у него была тайна, о которой не знала мама. У него была миска молока и Он, по ту сторону ручья, а самое главное – что Малыш его ничуть, ни капельки не боялся, главное, чтобы мама не узнала.
* * *
Волчица знала и о Нём, и о миске молока. Она догадывалась, что кто-то кормил её Малыша, пока она была без сознания. Она знала этот запах, знала этого человека, и пусть он не причинял вреда, но от людей стоило держаться на расстоянии. Он не был плохим, помогал и ей, и Малышу, и никогда не нарушал границ. Но самое главное, Он знал и её Волка. Волк рассказывал ей о людях.
Выпал голодный, засушливый год, и вся дичь ушла в глубь леса, туда, где была чужая территория. Волк ушёл за добычей, глубоко в лес, его очень долго не было, и Волчица его искала, но не могла найти и следа. Тогда шёл сезон «охоты людей» и она боялась самого страшного. Спустя долгое время, ночью, Волк вернулся в нору, он пах точно также – мёдом, молоком и ещё чем-то вкусным. На его левом боку была страшная рана, но она заживала и была смазана чем-то резко и остро пахнущим, вот тогда Волк и поведал ей о Них:
«Он ушёл на охоту далеко, на чужую территорию, долго искал добычу, и почти совсем выбился из сил, как вдруг почуял неладное. На берегу реки были люди, их было много, они ловили рыбу и от них сильно и плохо пахло чем-то острым, но был ещё один запах, этот запах знал каждый барсук в лесу – от них пахло порохом. Волк знал этот запах – запах смерти, страха, безнадёжности. Он старался уйти незаметно, но ослабевшее тело дало осечку, и сухая ветвь под задней лапой хрустнула. Один из «охотников» обернулся на шум, приставил приклад к плечу, раздался грохот, и страшная, раздирающая боль обожгла Волка по левому боку. Потом выстрелы раздавались ещё и ещё, но Волк успел уйти…
Теряя сознание от боли и потери крови, с единственной бьющейся в голове мыслью – в нору, к любимой, единственной. Она своей любовью потушит боль, она спасёт, она найдёт решение всех проблем, она залижет раны и вытащит с того света. К ней одной, чтобы уберечь и её от опасности. Он мчался изо всех сил…
Говорят, что Волки не теряют ориентира – ложь. Любое живое существо в агонии, либо от усталости, может сбиться со своего пути. И только чудо может вернуть их к жизни. Чудо… это так много, или так мало… Простое слово, ласка, или понимание. Жест, движение, чувство – чудо, что способно вернуть с того света. Это слишком много для понимания и слишком мало для объяснения.
С Волком произошло чудо. Он мало что помнил из случившегося. Помнил, что нёсся с одной единственной мыслью: уберечь любимую, и уже на грани беспамятства рухнул в овраг, а потом-всё было как во сне. Кто-то, или что-то, вкусно пахнущее молоком, мёдом и дымом поднял его на руки и понёс. Затем были долгие разговоры ещё с кем-то, кто тоже вкусно пах мёдом и молоком, но уже без дыма. Потом была темнота и покой, а затем-резкая, невыносимая боль в боку, запах палёной шкуры, резкий запах чего-то острого, а после – блаженная тишина и покой, никакой боли, только успокаивающее чувство тепла и уюта. Иногда в его сознание приходили голоса, два мужских и один женский. Но они не были тревожащими, они были успокаивающими. Ещё он помнил нежные прикосновения к ране, и успокаивающие слова, что шептала ему на ухо женщина. Сначала Волк был испуган, но потом пришло умиротворение, и он понял, что здесь – он даже не знал где это здесь, но здесь, было тепло и сухо, где вкусно пахнет дымом и сладким молоком - ему не причинят вреда. И ещё он поклялся себе, что никогда не причинит зла тем, кто так нежно о нём заботится. Наверное, та женщина тоже была «волчица» по сути, просто почему-то стала человеком. Так нежно она о нём заботилась, так ласково шептала на ухо добрые слова, с такой любовью и заботой «зализывала» его раны, так могла делать только настоящая волчица. Она говорила с ним на непонятном языке, но смысл слов доходил до него, рассказывала ему, какой он сильный и умный, как много у него ещё впереди солнечных дней и доброй охоты. Она пела ему песни, и боль чудесным образом покидала его тело и вносила покой в его душу. Она лечила его раны и поила молоком, а он даже не мог открыть глаза и заглянуть в её, чтобы высказать свою благодарность.
Мужчины тоже заботились о нём, тот, что пах дымом, соорудил для него подстилку около очага, и время от времени укрывал его шкурой бурого. Он тоже говорил с ним, но слова его были больше о силе и мужестве, он рассказывал ему истории о былых днях и славной охоте, а Волк, лежал и слушал, и впитывал каждое слово. Тот, который вкусно пах мёдом и молоком, каждое утро гладил по голове и уговаривал выжить, его волк понимал без труда – столько в нём было молодой силы и энергии, столько тепла, любви и заботы. Он просил его остаться с ним и быть верным другом, но ведь он не знал, что у Волка была та, единственная, ради которой он старался выжить, та, что, когда - нибудь принесёт ему щенков, та, за которую он готов отдать жизнь.
Волк не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он очутился здесь. Однажды ночью он почувствовал, что может открыть глаза, что у него есть силы и теперь он сможет уйти. Тогда он медленно открыл глаза и огляделся. Это была странная нора – как люди умудряются складывать такие большие деревья: внутри горел очаг, в нём был горячий огонь, но дымом пахло совсем немного, и в доме было тепло и сухо. Ещё было много разных запахов, вкусно пахло мёдом, молоком и хлебом, и ещё был один странный запах, который и запахом-то назвать нельзя, скорее ощущение - в этом жилище пахло любовью и заботой. Волк попытался встать и тут он увидел Её, она сидела у очага и что-то тихо напевала. Он побоялся потревожить её, но ему нужно было возвращаться к своей любимой, ведь он так беспокоился о ней. На его движение женщина повернулась и заглянула в его глаза. Волк никогда раньше не видел таких глаз, они были, как небо, добрыми, ласковыми и обещали заботу. Он прочитал в этих глазах просьбу: «- Останься», -говорил её взгляд, - подожди ещё немного, окрепни и тогда ты вернёшься на волю к своей волчице, не торопись, ты ещё слаб». Волк лёг обратно, он не мог спорить с ней. Она подошла, села около него и начала гладить. Нет, в её движениях не было ни капли страха, только любовь и забота. Волк дал ей обработать рану, что чудесным образом заживала, он позволил ей гладить себя по голове и даже не стал скалиться, ведь он был воспитанный волк, и умел ценить ласку и заботу. И тогда она попросила его… Это был первый раз, когда она говорила с ним очень серьёзно, и он понимал каждое её слово. Она просила его о помощи и защите её семьи, она просила его о спасении своих мужчин, что жили вместе с ней и заботились о нём. Она просила его уберечь их от беды и всегда, что бы не случилось, из любой опасности - привести их домой. Волк всё понял, он понял каждое слово. Да, она была настоящей Волчицей, что заботилась о своей стае, пусть она была человеком, но в душе - она была свободным волком. Тогда он заглянул в её синие, как осеннее небо глаза и поклялся, что выполнит её просьбу. Она поняла его, кивнула в ответ, снова погладила по голове, укрыла шкурой и попросила остаться ещё немного, чтобы внук и муж могли попрощаться с ним.
На рассвете тот, что пах дымом, принёс волку свежее мясо. Волк с жадностью накинулся на еду, но, поймав смеющийся взгляд старика - ухмыльнулся в ответ и стал есть спокойнее, про запас, так, как едят настоящие волки перед долгой охотой. Дед потрепал его по голове и ушёл дымить своей странной штукой, вот откуда этот запах дыма, он выпускал дым изо рта, странная это была забава. Насытившись, Волк поднялся и вышел следом за дедом, тот не стал закрывать дверь. Волк был в своём лесу. Он вдохнул пахнущий приближающейся осенью воздух и почувствовал, как тело его наливается силой. Где-то недалеко зашлись лаем собаки. Дед прикрикнул на них, и они замолчали, Волк удивлённо посмотрел на него, ведь собаки просто учуяли его и испугались, зачем же на них кричать. Дед снова потрепал его по голове и спросил: «Хочешь уйти от нас?»
Волк внимательно посмотрел в его усталые глаза. В этом взгляде он прочитал тоску по былой молодости, свободе и силе. Тоску по вольному лесу и тихих ночах у озера. Волк понял, и он, этот старик, тоже старый, мудрый волк. На какой-то миг, на малую секунду их взгляды встретились и глаза человека, рассказали Волку всю его жизнь, они поняли друг друга. Волк прижался головой к плечу старика – это была наивысшая степень проявления благодарности между человеком и волком, он попрощался и рванул в лес».
После долгого рассказа Волка они с Волчицей приняли решение: только двум мужчинам будет дозволено спокойно ходить в их владениях, и они никогда не причинят им вреда до тех пор, пока они не пересекут границ…
Волчица помнила это, и понимала, как важно сохранять сложившийся уклад. Теперь, после воспоминаний, ей всё вдруг стало ясно, кто заботился о Малыше, когда она была больна, кто принёс им сена и свежих листьев, чтобы было теплее спать, кто делал её охоту лёгкой, кто охранял её и Малыша. Её сердце исполнилось благодарностью и уважением к этому Человеку, она вдруг ясно осознала – в его душе жила частица настоящего, свободного волка, и тогда она приняла решение…
* * *
Зима была долгой и довольно суровой. Бывали дни, когда было просто невозможно выйти из норы, свирепствовали бураны и заметали их нору почти до самого верха, в такие дни нельзя было охотиться, и они с Малышом лежали рядом, согревая друг друга своим теплом, но теперь, она всё чаще и чаще думала о человеке, что так нежно заботился о них. Теперь она беспокоилась и за него. Однажды ночью поднялась страшная метель, ветер выл, ломая деревья, было смертельно холодно, и Волчица плотнее прижалась к своему Малышу, что сладко спал в охапке листьев. Запасы были на исходе, она понимала, что нужно выйти на охоту, но если к утру непогода не успокоится, то об охоте не может идти и речи. И тут она услышала стон, он был совсем близко. Волчица напряглась, её чуткий слух уловил какое-то слабое движение, стон повторился. Бурый проснулся, подумала она… но нет, что-то было не так. Она учуяла запах молока и мёда. Нет, этого не может быть, ночью, человек, около её убежища? Волчица бесшумно поднялась на ноги, пододвинув побольше листьев к Малышу, пошла к выходу, хорошо, что нора большая - бурый был огромный и своё жилище строил основательно. Около выхода из норы лежал человек, он был весь в крови, а рядом с ним лежала часть туши лося. Волчица смотрела на него долго и внимательно, но человек не шевелился и почти совсем замёрз. Решение. Наказ Волка: «Всегда оберегай тех, кто заботится о тебе». У Волчицы не было времени на раздумье, ведь он в буран нёс ей еду, она не может его здесь бросить. Собрав все свои силы, она схватила зубами его за воротник и стала втаскивать в нору. Бесполезно, он был слишком тяжёлый. Она старалась до боли в зубах, но человек сдвинулся лишь на йоту. Нет, она его не бросит, ведь он же не бросил Малыша. Она изо всех сил упёрлась лапами в промёрзшую землю, сдирая когти до крови, но челюсти не разжимала, тащила, тянула…
На её призыв примчался Малыш, и они вместе стали затаскивать замёрзшее тело в свою нору. Устав до темноты в глазах от перенапряжения, она увидела, что человек теперь в безопасности, и почти весь в её норе, им удалось его затащить. Прислушавшись к дыханию человека, она поняла, что он почти не дышит. Нет, она не позволит ему умереть. Волчица легла на него сверху и стала облизывать его лицо, Малыш решил, что мама играет, и стал облизывать ему руки, он так здорово пах молоком и мёдом. Всё-таки, он лакал из его миски.
Волчица едва сохраняла сознание, она так устала, и тут она почувствовала, что дыхание человека выровнялось, сердце бьётся сильнее и размереннее, значит, будет жить. Они с Малышом улеглись на него сверху, чтобы согреть его своим теплом и уснули.
На рассвете буря утихла, почти весь вход норы замело снегом, поэтому внутри было тепло и сухо. Волчица пробралась к выходу и втащила внутрь мясо, что принёс ей человек. Он так и не очнулся, но дышал ровно. Ей оставалось только гадать, почему он, один из всех так заботится о ней и её Малыше. Почему он не такой, как те другие, от которых плохо пахнет чем-то острым и порохом, она не могла ответить себе на эти вопросы, видимо они с Волком пообещали что-то друг другу, если вообще такое возможно.
Малыш спал на незнакомце так, как будто делал это и раньше, забавная была картина, Человек в норе волчицы, мерно дышит, спит, а на его груди, раскинув лапы и уши, спит маленький волчонок. Волчица ещё раз посмотрела на них, какая безмятежность… почему люди и волки не могут быть вместе. Почему не все люди такие, как этот, она надолго задумалась.
Ей нравилось наблюдать за Малышом, как он растёт и крепнет, как всё больше и больше походит на своего отца, ей нравилось наблюдать за его играми, как он деловито носится, пытаясь поймать свой хвост, она смотрела на него и улыбалась. Её сын, он будет таким-же сильным, ловким, гордым и смелым, как его отец. Но что же делать с человеком…
* * *
Дед не находил себе места от беспокойства. Куда мог деться внук, уже вторые сутки его нет дома. А ведь ушёл кормить Малыша, как он называл волчонка. Дед понимал, что он заботится и о волчице, что потеряла своего Волка. Внук никак не мог пережить эту утрату, они стали слишком близки с Волком, и даже вместе охотились время от времени. Да, такое практически невозможно, но они с Волком стали друзьями. Дед видел, как внук терзался, когда понял, что Волка больше нет, что браконьеры пристрелили его, когда тот «уводил» охоту подальше от своей норы. Он видел, как Семён украдкой плачет и всё всматривается вглубь леса, не мелькнёт ли где серебристая спина. Каждое утро он уходил с плошкой свежего козьего молока для волчонка и куском мяса для волчицы. Он нашёл их убежище, что было раньше берлогой огромного бурого медведя, там, в глубине леса за ручьём, но деда он с собой брать отказывался, утверждал, что это их с Волком секрет.
Секрет… где теперь искать его. Дед знал, что найти эту берлогу он сможет, но сейчас, после бурана – это было практически невозможно: весь лес замело, у него просто не хватит сил…
* * *
Волк… этот Волк стал просто частью их семьи. Когда они принесли его в дом полуживого от смертельной раны, нанесённой браконьером, внук умолял выходить его и оставить в доме. Как это было давно. Сёме только исполнилось двадцать, и он вернулся из армии, но оставался всё тем же пятилетним ребёнком, что привёз когда-то нерадивый сын деда, ребёнок ему был не нужен.
Дед не всегда был егерем на дальней заимке, когда-то он воевал, но эту часть жизни… свой ад, свой Афганистан он старался стереть из памяти. Получив тяжёлое ранение, после полугодового пребывания в госпитале он вернулся в родной город, но увидел, что жена счастливо живёт с другим, сын его не признаёт и делать ему здесь, собственно, нечего, он собрал свои скудные пожитки и уехал в Тайгу, «зализывать» раны. Он до сих пор вспоминал, как купил билет на все деньги, что нашлись в кармане, и сказал кассирше: «- Подальше в Тайгу». Ехал долго, около трёх суток, приехав на глухую станцию, присел на сумку и всё думал, что ему делать дальше. На тот момент его жизнь была кончена, ему некуда было идти, не к кому обратиться за помощью, не у кого спросить совета, даже на то, чтобы напиться не было денег. Вот и приехал. Вечерело, солнце, садясь за горизонт, позолотило верхушки деревьев, в небе пронеслась стая уток - всё дышало покоем и безмятежностью. Чуть поодаль от станции серебрилось круглое, как блюдце озеро. Он долго сидел и любовался красотой и покоем, и всё никак не мог найти решение. Решение нашло его само. Станционная смотрительница, баба Глаша, как она себя называла, собралась ехать домой и увидела солдата, одиноко сидевшего на перроне. Ни слова не говоря, она подошла, выдернула из - под него сумку, кинула в телегу, уселась сама и приказным тоном сказала: «-Что расселся то? Садись да поехали, в Тайгу тебя увезу, вместо деда моего будешь, егерем». Больше, за всю долгую дорогу не проронили ни слова, да и ему тогда говорить было нечего. Он просто ехал и любовался осенним лесом, тишиной и тем, что в мире называют счастьем. Так он и стал егерем, и сколько себя помнил, о городе больше никогда и не думал, только слал денежные переводы для своего сына, в Тайге деньги не нужны. А потом он встретил её, Аннушку.
Было это в «сельсовете», он приехал с отчётом по лесному хозяйству, а она устраивалась фельдшером. Он увидел её, хрупкую, напуганную с огромными синими глазами цвета осеннего неба, и понял одно – он хочет прожить с ней всю жизнь и встретить старость. Времени на встречи и ухаживания не было, слишком далеко была заимка от посёлка, поэтому, вечером, набрав охапку луговых цветов, он приехал к поселковой больнице, нашёл её и сказал, что просто хочет быть с ней всегда. Она посмотрела на него своими пронзительными глазами, кивнула и, положив халат на стул, пошла за своей сумкой. Вот так. Так они обрели друг друга. Никакой романтики, два одиноких человека, пережившие каждый свой ад, просто пошли вместе по жизни рука об руку. Дед уж и не помнил, как тогда сумел набраться храбрости, видимо, его вела сама судьба.
Его Аннушка, его луговой цветочек, такая нежная и хрупкая, и такая неимоверно сильная духом. Они любили друг друга так, как любят на грани отчаяния. Он не мог жить без неё, она не представляла жизни без него. Их слаженный быт был непрост, но и не сложен. Они просто были вместе, вот только детей у них не было. Всего один раз в жизни они поговорили о прошлом, он рассказал ей о своей жизни, а она рассказала совсем немного о своей: что была замужем, потеряла ребёнка и решила сбежать от прошлого. Дед понимал, что это лишь малая часть истории, и что ребёнка она потеряла, потому что муж её бил, и сбежала она поэтому, но выяснять ничего не стал. Старые демоны должны быть похоронены и забыты навсегда. Он старался делать её счастливой, а она дарила ему свою любовь.
Но вот однажды, зимним утром деда вызвали по рации на станцию. Он решил, что опять большое начальство приехало из города поохотиться и готов уже был устроить скандал, но, приехав на станцию – обомлел. Вместо «большого начальства» деда встречал его 25 летний сын с маленьким мальчишкой, закутанным в старое пальто. Сын был с похмелья, дерзок и груб. Дед никогда не забудет этого разговора и того, что произошло потом…
Сын сказал, указывая на мальчика: «-Зовут Семён, ему пять. Документы и одежда в сумке. Мать его умерла, так что он никому не нужен. Ты дед, ты и заботься, а мне некогда, мне жизнь нужно устраивать. И не спорь – нас с матерью бросил, так хоть этого воспитай. И не ищи меня, в общем, делай с ним что хочешь». Развернулся и ушёл. Дед смотрел в его удаляющуюся спину и не мог вымолвить ни слова.
Семён спокойно и внимательно смотрел на деда, потом вложил свою ладошку в его и сказал: «-Деда, пошли домой».
Ехали на заимку долго и молча. Семён всё смотрел в окно, а дед, всё никак не мог выкинуть из головы слова сына. Ему было страшно, впервые в жизни, он испугался, что скажет Аннушка, что они будут делать с мальчиком, как его растить…
Когда приехали к дому, и дед достал Семёна из машины, Аннушка, стоявшая на пороге, улыбнулась сначала ему, а потом Семёну, затем протянула к мальчику руки и сказала: «Ну, наконец-то, приехал, а мы уж тебя заждались совсем. Пойдём - ка за стол, а потом поможешь деду со щенками играть, он один не справляется».
И вот тогда дед заплакал, как маленький, он ушёл за дом, закурил трубку и плакал. Плакал от счастья, от нежности, от любви к своей Аннушке, что была ему подарена небом, оттого что у них теперь полная семья. И тогда он поклялся, что вырастит своего внука настоящим Человеком, а не той пародией на мужчину, каким оказался его собственный сын.
* * *
Семён рос настоящим мужчиной. Он был опорой и подмогой для всех. Ходил с дедом в тайгу, учился повадкам зверей и тихой охоте, внимательно слушал всё то, чему учил его дед. Знал логова и норы, берлоги с шатунами. Знал, как поставить метку на дереве, чтобы отметить приплод у лося, как подготовить запасники к зиме, как собрать дикий мёд, не потревожив пчёл, как собирать травы и корни. Он постигал тайны и науку леса, ходил бесшумно и изучал рисунки звериных троп.
Аннушке он был отрадой и первым помощником - воды принести, дом прибрать, тесто замесить, квас поставить, грибы почистить да заготовки сделать, сказки почитать, песни попеть. Он любил их, а они души в нём не чаяли.
Шли годы, Семён рос, из простого мальчика становился сильным и красивым мужчиной, потом была служба в армии. Аннушка всё боялась, что Семёна в город потянет, даже плакала несколько раз. Но у Семёна были другие планы. Он вернулся домой, и когда зашёл разговор о его дальнейшей жизни сказал: «Мой дом-лес, я здесь вырос, вы - моя семья, а о большем я и не мечтаю». Больше к этой теме не возвращались. Дед оформил его егерем, дом они обновили и жили спокойно до самого появления Волка.
Дед всё никак не мог понять, как Семён с Волком общаются, почему тот позволил внуку себя отыскать, почему позволял ему ходить с ним рядом, даже охотиться, это была великая тайна, и дед никак не мог понять её сути. Семён передвигался по лесу столь же бесшумно, что и Волк. Он даже несколько раз пугал деда своим внезапным появлением, потом, правда, оба хохотали до слёз, но всё это было странно. Как будто Семён нашёл в Волке часть своей души, а Волк принял его в свою стаю.
А затем та страшная ночь. Пьяные чинуши из города на своих машинах приехали на рыбалку и охоту без ведома деда. Они расположились на берегу озера там, далеко, где уже кончалась территория заповедника. Недалеко от того места была нора Волка и его волчицы. Дед знал, что у них появился щенок. Никто не предвидел беды. Только внук в эту ночь никак не мог уснуть и всё выходил на крыльцо, выглядывая своего Волка. А наутро Семён пошёл с обходом и наткнулся на страшную картину: нора волка была разрушена, на земле были пятна крови, стреляные гильзы и клочья шерсти на кустарнике. Дед никогда не видел Семёна в таком состоянии, он молчал сутки. А на рассвете позвал деда с собой. Когда он показал ему то место, деду всё стало ясно. Но что он мог сделать? Он закрыл глаза, и положил руку на плечо внука, а тот вдруг прижался к нему сильно-сильно и заплакал. Плакал долго и навзрыд, как плакал всего один раз в детстве, когда ему сказали, что нужно будет переезжать в посёлок, чтобы ходить в школу. После тех слёз было принято решение: никаких переездов, просто учиться Семён будет на дому.
С того дня Семён каждое утро уходил на дальние участки - искал волчицу и её детёныша, он верил, что они должны были выжить. И ведь нашёл. Дед терялся в догадках, как ему это удалось, но у Тайги – свои правила.
А теперь его самого нет уже вторые сутки. Аннушка вся как будто сжалась, стоя около печи, ждала. Дед посидел немного, натёрся медвежьим салом, оделся потеплее, взял с собой соль, спички, шоколад, спирт, лепёшки. Встал на лыжи и пошёл в Тайгу за внуком. Аннушка выбежала за ним следом, обняла его крепко и сказала только: «-Вернитесь ко мне оба живыми».
* * *
Белая, снежная сказка, деревья трещат от мороза, лес замер. Всё зверьё ушло в свои норы, прятались от стужи, даже птиц не было слышно. Всё замело, только порывы ледяного ветра кружили белую порошу. Небо было тяжёлым, словно свинцовым, того и гляди, снова начнётся пурга.
Волчица металась по своей норе, она не могла найти себе места. Человек, что лежал теперь в её норе, всё не приходил в себя. Она не знала, что с ним делать, зато Малыш – всё знал, он чувствовал себя великолепно, как будто они уже много раз были вместе. Волчонок растянулся на груди человека и долго, внимательно смотрел в его лицо, потом облизывал, а затем, свернувшись калачиком, уснул на нём. Волчица помнила из рассказа волка, что есть и второй такой человек, но он старый и от него ещё пахнет дымом. Значит, он должен его искать, ведь не может же он бросить своего щенка. Волчица чувствовала, что нужно позвать на помощь, она не могла спасти человека, но зато могла привести подмогу. Она была уверена, что тот второй – его ищет, значит, она должна помочь ему найти их скорее. Убедившись, что Малыш крепко спит и им вдвоём ничего не угрожает, она подкрепилась принесённым мясом. Затем долго и старательно обнюхивала человека, чтобы запомнить и найти похожий запах, только бы не ошибиться, это будет последняя и роковая ошибка, ведь она должна привести к их убежищу человека. Убедившись, что запах плотно запечатлён в её памяти, Волчица выскользнула из норы. Итак, она должна определить, откуда он мог прийти. Ручей, территория охоты, вода снимает все запахи, так что он мог приходить из-за ручья. Она помчалась со скоростью ветра в ту сторону. Жаль, что прошёл буран, нет и намёка на следы и запахи, но ничего, она найдёт след и спасёт его.
Холодно, было безумно холодно, она ускорила бег. А вот и ручей, она бежала, что было сил по границе ручья, перепрыгнув в самом узком месте, оказалась на территории охоты. Так, а вот теперь надо быть аккуратнее, здесь уже не её владения, нужно быть очень внимательной. Она бежала вперёд, её гнал инстинкт, быстрее, быстрее. Но нет ни следа, ни намёка на запах. Неужели его здесь не было, нет, этого не может быть. Морозный воздух перехватывал дыхание и выхватывал слёзы, она мчалась так быстро, как бежала тогда, в ту страшную ночь. Лапы от мороза стали тяжёлыми, нет, ещё немного, ещё чуточку вперёд – нужно позвать на помощь. Она понимала, что силы её уже на исходе, а ещё дорога домой. Волчица остановилась посреди белого безмолвия, подняла голову к безучастному свинцовому небу и завыла.
Первый раз она звала на помощь - Человека.
Всё, теперь обратно, иначе все усилия пойдут прахом, она не только не спасёт человека, но и погубит их всех. Она развернулась и изо всех сил бросилась обратно.
* * *
Дед шёл на лыжах, стоило чуть оступиться, и он провалился бы под снежный наст очень глубоко. Он знал Тайгу, но также знал и чтил её Законы. Он помнил, что, если ночью прошёл буран – трое суток в Тайге делать ни зверю, ни человеку – нечего, снег должен осесть. Было смертельно холодно, он берёг дыхание так, как учили это делать в Афганистане, правда там была смертельная жара, ничуть не лучше, чем холод. Дыхание, должно быть равномерным и спокойным, а самое главное медленным – иначе можно обжечь носоглотку, а тогда – кашель и медленная, мучительная смерть от удушья. Он шёл уже долго, солнце стояло в зените, а значит скоро пойдёт за горизонт, и тогда опустится темнота, а в Тайге после бурана – это верная гибель. Надо торопиться. Он ушёл уже далеко за пределы своей территории, перед ним расстилалась белая ровная пустыня. Ни следа, ни звука…
-Где же ты, где ты Сёма, хоть бы знак какой подал.
Дед понимал, что не вернётся домой без Семёна, просто не сможет, он его жизнь, он – его лучшая часть, его продолжение, он вернёт внука домой даже ценой собственной жизни.
Где-то недалеко завыла волчица…
* * *
Волчица неслась изо всех сил, она чувствовала, как сердце бешено колотится о рёбра, как дыхание вырывается из груди, понимая, что ещё немного, и она упадёт без сил. Она должна вернуться домой, к своим малышам. На всей скорости она остановилась, чуть не упав. Вернётся к своим малышам? Что за странная мысль? Или… Нет, это действительно так, тот человек – тоже её малыш, она приняла его, и обязана заботиться о них. Волчица собралась и из последних сил сделала прыжок…
До её чутких ушей донёсся звук, шорох, дыхание. Она остановилась, прислушалась. Да, за её спиной, кто-то полз по снегу, звук был странный, какой-то шорох и скрип, не шаги. Она не помнила, чтобы раньше слышала такой звук. Обернувшись, вдалеке увидела фигуру человека. Она залегла в снег и стала присматриваться, человек не шёл, он как бы летел по снегу, очень странно. По виду – не охотник… тогда, тогда это может тот, второй от которого пахнет молоком и дымом? В любом случае, запаха пороха она не учуяла, значит - он не идёт охотиться, а ей нужна помощь. Отрицая осторожность, Волчица поднялась во весь рост и завыла снова, но теперь так, чтобы человек её увидел и услышал.
* * *
Услышав вой, дед напрягся, волки в эту пору из нор не выходят, значит… ему некогда было думать, что это значит, но он ускорил свой шаг на услышанный звук. Теперь он не только услышал призыв, но и увидел волка. Зверь был ещё далеко от него, но он рассмотрел, что это огромная, белая волчица, и что ещё удивительнее – она не двигается с места, как будто ждёт, что он её заметит. Вой… она не созывала к охоте, она звала на помощь, но кого, его? Забыв об осторожности, дед прибавил шаг. Волчица как будто дожидалась его приближения, а потом понеслась вперёд.
Дед всё понял, она звала его, показывала ему дорогу. Он бежал, забыв беречь дыхание, слёзы катились у него из глаз и превращались в льдинки, ноги свело от напряжения, но он не сбавлял шага, он бежал за той, кто указывала ему путь. Только бы не упасть, только бы успеть. Он не помнил, сколько прошло времени, и сколько вёрст он отмахал, волчица всегда бежала впереди, но так, чтобы он мог её видеть. Вот и пригорок, а за ним ручей, вот это место, куда ходит внук, чтобы покормить Малыша. Но где же он? Волчица остановилась на пригорке и глухо зарычала. Дед остановился. Она предупреждала его, но о чём? Так они и стояли, смотря друг на друга, как будто испытывая на прочность. Потом Волчица спрыгнула вниз и исчезла из виду. Дед очень осторожно пошёл за ней. Так вот оно что! Пригорок – старая берлога огромного бурого, а теперь видимо – нора Волчицы…
Он обошёл пригорок с другой стороны, как надёжно укрыта нора, никогда не догадаешься, что там кто-то есть… Кто-то. У деда зашлось сердце, из норы доносилось дыхание. Дед аккуратно опустился на колени, волчица, по всей вероятности, ушла вглубь берлоги, а здесь около входа лежал его внук. Дед протянул руку, и тут его кто-то сильно тяпнул. Он отдёрнул руку и увидел маленького волчонка, что лежал на груди его внука рычал и скалился. Из глубины норы донеслось грозное рычание и волчонок, поскуливая, отошёл от человека. Дед снова протянул руку, коснувшись Семёна. Тёплый, дышит, пульс ровный – живой. Дед даже заревел от облегчения. Он аккуратно стал вытаскивать внука из берлоги. Как же она его туда затащила, как у неё сил хватило, ведь Сёма крупный мужчина…
Так, надо собраться. Мало вытащить внука из берлоги, он без сознания, а значит, ему предстоит долгий путь домой с ним. Нужно поберечь силы, восстановить дыхание и согреться. Дед встал, сделал три глубоких вдоха, задержал дыхание и восстановил сердцебиение. Спирт – один глоток спирта и полплитки шоколада для восстановления сил. Теперь самое главное - сухой валежник. Дед пошёл в сторону ручья, именно там он видел хорошую разлапистую сосну, нужно соорудить носилки. Шоколад и спирт сделали своё дело, мысли были ясные, теперь он знал, что делать, самое главное – внук жив.
Волчонок беспокоился и всё время лез на своего нового друга, Волчица еле его сдерживала, ребёнок, капризничает, как из-за игрушки. Она услышала, что человек ушёл в сторону ручья. Что он задумал? Она забеспокоилась. Нет, он не причинит вреда, но она должна убедиться, что он не бросит их. Она вышла из норы, а Малыш тут - же занял своё излюбленное место на груди человека. Волчица видела, что тот, второй, что пахнет дымом, что-то делает с деревьями, далеко не ушёл, значит вернётся. Она вернулась в нору.
Малыш блаженствовал на груди лежащего человека, и тут она увидела странное – рука человека лежала на животике Малыша и поглаживала его. Очнулся. Волчица попятилась, но человек повернул к ней голову и одними губами пошептал – не бойся. Она не понимала слов, но почувствовала смысл того, что он говорил ей. Волчица остановилась, недоверчиво глядя на него, а он снова закрыл глаза. Она подошла поближе и обнюхала его, потом лизнула запёкшуюся рану на лице. Человек снова открыл глаза и их взгляды встретились.
Вот, вот то, о чём говорил ей Волк, она прочла в его глазах не страх, не злость, а любовь и боль потери, потери её, нет, их Волка. Оказывается, он также, как и она тоскует по нему, он тоже любил его всей душой, и он носит в себе часть души её, нет, их Волка. Волчица ещё раз пристально посмотрела в глаза человеку и поняла: она приняла его уже давно, теперь – он часть её стаи.
Малыш наслаждался лаской, никакого страха, вёл себя, как глупый пёс, которому чешут ухо, а он дёргает лапой. Он лежал на груди человека, а тот гладил его своей рукой, Малыш сваливался, потом лез обратно, подлезая головой под руку, чтобы продолжить удовольствие. Он был счастлив, теперь у него появился большой и сильный брат, и пусть он иногда лакает из его миски, но только немножко.
Пусть будет так, решила волчица, видимо так хотел Волк.
* * *
Дед закончил с носилками, теперь осталось аккуратно переместить внука на них и волоком тащить к заимке. Он подошёл к норе и опустился на колени чтобы вытащить внука. Протянув руку, он почувствовал тёплую шерсть, и опять укус. Дед засмеялся, Малыш не давал в обиду своего нового постояльца. И тут его ладонь схватила рука.
-Очнулся, - прошептал дед и потихонечку начал тащить внука из берлоги. В берлоге раздался приглушённый рык, а потом тихий, обиженный скулёж. Малыш не хотел расставаться с человеком. Дед очень бережно тянул внука к себе, Семён тихонько постанывал. Ничего, ничего, надо поторапливаться, ещё дорога домой. Ну, вот он и на носилках. Дед всмотрелся в измождённое лицо Семёна, и сквозь слёзы улыбнулся ему.
-Деда, - прошептал Семён и закрыл глаза потеряв сознание.
Дед ощупал тело внука: переломов нет, обморожен, но не страшно, под шапкой была запёкшаяся струйка крови, но это всё потом. Главное – жив, а дома Аннушка его быстро на ноги поставит. Волчица. Она спасла его, спасла его внука, уберегла и укрыла от пурги, согрела своим теплом, но почему? Дед вообще перестал что-либо понимать, об этом он подумает потом, теперь самое главное – дорога домой. Он укрыл Семёна сплетёнными ветвями сосны, взялся за ствол и очень аккуратно стал прокладывать себе путь по снегу. Дело было не из лёгких, лыжи спокойно выдерживали вес одного, но с такой тяжестью нагрузка на них увеличивалась, и они проваливались под снег. Ничего, всё будет хорошо, он доставит внука домой.
Отойдя на какое-то расстояние от норы Волчицы, дед обернулся. Волчица и её щенок стояли на пригорке и внимательно смотрели им вслед. Не ожидая от самого себя такого, дед поклонился Волчице до земли и сказал: «-Спасибо». Он не сомневался, она поняла его.
* * *
Время, как долго тянется время в ожидании. Нет ничего страшнее неизвестности и страха за родных, близких и любимых. Аннушка не находила себе места от беспокойства. Она уже перемыла весь дом, приготовила обед и ужин. Снова и снова хваталась то за стирку, то за уборку, то за пирог. Ей надо чем-то занять эти страшные часы ожидания. Всё. Сил ждать больше нет, сердце заходится и стучит где-то в области горла, не хватает воздуха, грудь стиснула немая боль. Солнце садится, время на исходе. Решение. Нужно принять решение. Именно решение делает человека человеком, решение либо ждать, либо действовать. Анна решительно встала, проделала всё то, что делал рано утром дед, оделась потеплее и подбросив поленьев в печь, вышла из дома. Ей было неважно куда идти – главное идти. Ветер тут - же сбил дыхание, из глаз покатились слёзы, ничего – не смертельно. Смертельно – это сидеть дома и ждать неизвестности. Хорошо, что метели не было, вот следы от лыж деда, она пошла по ним. В голове билась только одна мысль – найти, неважно, где и как, главное - найти их обоих. Идти было невыносимо тяжело, она вспомнила, как в школе её учили бегать на лыжах, как это было давно. Здесь Тайга, а не школьный стадион с примятым снегом. Спасало только одно – дед успел проложить лыжню, следовательно, ей идти легче, чем было ему. Скольжение, она вспоминала, как легко она делала это в молодости, сейчас – всё сложнее, но она должна. Нет, она не должна – долг это из другого фильма, она хочет, она желает всем сердцем и душой найти своих любимых, тех, кто стал её миром, кто спас её от гибели, кто стал смыслом её жизни. Она скользила легко и стремительно, и пусть сердце колотится о рёбра, из глаз бегут слёзы и ноги становятся ватными – цель…
* * *
Дед шёл тяжело, волокуши, сооружённые из пушистых лап ели, скользили мягко, бережно неся тело его внука. Живой, живой – всё, что было нужно знать в эту минуту. Несмотря на пронзительный холод и поднимающуюся метель, несмотря на склоняющееся к горизонту солнце, несмотря на усталое тело, что «вопило» от боли и усталости – живой, вот что главное в этой жизни. Он шёл по проложенной им же лыжне – так идти было гораздо легче, он уже не проваливался под снег так глубоко, как вначале. Теперь домой, с тем, кого любил больше жизни, к той, кто была смыслом жизни. Домой, туда, где горит очаг, где пахнет пирогами и любовью, туда, где синие, как осеннее небо глаза будут смотреть с нежностью и говорить всё то, что не может выразить человеческий язык. Стужа начала пробираться под уставшие кости, замораживать сердце, сбивать дыхание. Нет, не сейчас, сейчас не его время он принесёт внука домой, а потом – будь, что будет. Идти было тяжело, руки затекли от долгого напряжения и тяжести – это ничего, усталость лишь напоминает ему о том, что он жив. Он шёл уже несколько часов, солнце достигло горизонта, ещё немного и опустится полная темнота. В голове шумело от усталости, руки онемели, но всё также цепко держали самодельные носилки, ведь в них – самое ценное в его жизни. Дед остановился, сделал глоток спирта, что сильно обжёг горло, доел шоколад – но на сей раз ни тепла, ни прилива сил – не почувствовал. Выдохся, подумал дед и покрепче ухватил ветви. Это ничего, до дома осталось всего несколько шагов. Просто нужно расслабиться, чтобы кровь успела согреть тело и дала сил дойти до дома. Вдруг ему стало тепло, он вспомнил их первую встречу с Аннушкой, как заглянул в её бездонные глаза, как она приветливо улыбнулась ему. Как он мчался к ней с букетом только что сорванных полевых цветов с отчаянием и безнадёжностью – примет, так примет, а если откажет – значит не судьба. Сделав ещё несколько шагов, дед упал.
* * *
Аннушка не просто шла, она летела. Она почувствовала, что они где-то рядом, ей чудилось, что она слышит тяжёлое, сбивчивое дыхание. Она ускорила шаг, скорее-скорее, им нужна её помощь. Вот и солнце почти совсем опустилось, скоро Тайгу накроет полная темнота. Она летела во мраке, дыхание уже давным - давно отбивало чечётку, но она чувствовала, что цель близка, скорее, только скорее, пока не случилось беды. Началась метель, она кружила, всё больше наращивая обороты, ветер подвывал, деревья трещали. Опустилась мгла.
Ей не было страшно. Она давно за себя не испытывала никакого страха, только один ужас грыз её сердце – где они. Страх прошёл ещё в молодости, когда подающая надежды, многообещающая студентка медицинского института, свободно владеющая двумя языками, умница и красавица – встретила своего принца. Он был военным, галантным, подтянутым и чертовски привлекательным. Всё закрутилось, как в калейдоскопе. Череда красивых свиданий, ухаживания, цветы, шампанское, жаркие объятия. Предложение, стоя на коленях, свадьба. Она была счастлива, счастлива, как никогда. Он был её героем, он был её королём, а она его королевой. Был. До первой брачной ночи. Сначала он «бил» её только словами. Потом, в первый раз ударил её больно в живот, но свёл всё к шутке. А затем начались ежевечерние сцены, удары, потом мольбы о прощении со слезами. Она терпела, долго терпела, потому что некому было этого рассказать – родители погибли много лет назад в автомобильной катастрофе, подругам - не пожалуешься. Она была одна, совсем одна. Она всё ждала, что всё это однажды кончится, и он изменится, потому что она излечит его душу своей любовью, просто у него проблемы на работе, а она такая неумелая хозяйка. Потом был тяжёлый разговор с деканом института заметившим следы побоев, что она так тщательно скрывала. А спустя ещё полгода, она поняла, что беременна. Боясь сказать мужу о такой «нежданной радости», она скрывала плохое самочувствие и отёки. Позже, она взяла академический отпуск, чтобы не «позориться» в институте, чтобы не видеть укор и жалость в глазах профессора. А потом, когда скрывать очевидное уже не было никакой возможности, вечером, накрыв на стол, расставив зажженные свечи, надев самое красивое платье, которое он так любил – она устроила ему романтический ужин с «сюрпризом». Сюрприза не получилось. После новости, сообщённой ею, последовала череда оскорблений, а потом удар, ещё удар… и мир, рухнув, рассыпался вдребезги на миллионы осколков.
Она очнулась в больнице, рядом с ней, держа за руку, сидел декан института, в котором она училась и бережно гладил её по голове. Взглянув в его уставшие глаза - она вдруг поняла всё. Что ребёнка больше нет, и, по всей вероятности, уже не будет никогда, и что жизнь, которая так была похожа на сказку сначала, превратившаяся в череду кошмаров - тоже кончена. Она плакала молча, не говоря ни слова, не всхлипывая, просто слёзы катились из её глаз. И тогда старый профессор, чьей любимой студенткой она была, тихонечко сказал ей:
– Уезжай, ты должна начать всё сначала, иначе он тебя не отпустит.
Она поняла, что он прав, как всегда бесконечно прав. На следующий день, под покровом темноты, профессор привёз в больницу небольшую сумку с её вещами, деньги, документы, билет на поезд и записку с адресом. Привёз на вокзал, поцеловал, посадил в поезд и сказал, чтобы она позвонила ему, как только устроится.
Через двое суток пути, поздно вечером, она оказалась на глухой станции, где смотрительница баба Глаша, ни слова не говоря, взяла записку, её сумку, закинула в телегу и повезла её в посёлок.
Утром в сельсовете, устраиваясь на работу фельдшером, оформляя документы, она увидела красивого, молодого мужчину, что смотрел на неё во все глаза, и даже не слышал, что ему говорят. В его взгляде она увидела отголоски пережитой боли и что-то ещё, что заставило её сердце подпрыгнуть. Лишь потом, вечером, когда он приехал за ней в больницу, с букетом полевых цветов, она поняла, что в этом взгляде было обещание любви и заботы, неизбывная нежность и чувственность, а самое главное – искренность. Не нужно было слов, обещаний и красивых фраз, его глаза сказали ей всё. Она поняла, судьба – дала ей шанс начать всё сначала. И она решилась, она просто отдалась в руки судьбе, в руки незнакомому мужчине – и обрела свободу. Свободу от демонов прошлого, от страхов и боли, обид и страданий, она обрела себя. Боль, однажды причинённая одним человеком - должна быть залечена любовью другого, это закон сохранения равновесия вселенной.
А теперь, теперь она идёт спасать своё счастье, свою радость и судьбу, своих любимых и дорогих мужчин, и ей не страшно. И если смерти будет угодно принять их в свои покои, что же, пусть примет их всех вместе, втроём, другого выбора у неё просто нет. Вместе и навсегда, до скончания дней – они дали друг другу эту клятву, и она была нерушима.
* * *
Волчица металась по берлоге. Ей было неспокойно. Как этот старик сможет дотащить такого большого мужчину, если она – сильная волчица едва-едва смогла затащить его в нору. Нет, он не справится. Погибнет сам, и погубит её «приёмного сына». Она не может этого допустить. Солнце садится за горизонт, поднимается метель, мороз совсем озверел, в лесу стоит треск от промерзающих деревьев. Он не справится один. Она обязана ему помочь… Наказ Волка: «Всегда оберегать тех, кто заботится о тебе». Решение, она приняла это решение не задумываясь. Насытившись впрок мясом, принесённым ей человеком, она придвинула к Малышу остатки листьев и соломы, лизнула, внимательно посмотрела на него и стремительно помчалась из берлоги.
Сильное тело слушалось, как никогда. Она летела, как выпущенная стрела, не чуя холода и надвигающейся метели. Ей нужно спасти этих мужчин. Они спасли Волка, детёныша и её саму. Она не предаст и выполнит волю Волка. Следы, оставленные еловыми ветвями, на которых дед тащил внука указывали ей путь, метель ещё не успела замести следы. Скорее, скорее – только бы успеть.
Перед её взором простиралась лишь заснеженная пустыня, ветер завывая скулил, как щенок, мороз крепчал, но всё это было ей безразлично. Вдруг, впереди она увидела ветви ели, посреди поля их быть не могло, её сердце учащённо забилось… Беда, беда. Она припустила во весь опор. Старик лежал, упав вниз лицом на ветки, а тот, что в носилках – не шевелился. Волчица взвыла, как будто в её сердце вонзили клинок. Нет, этого не должно быть, это несправедливо. Подбежав к людям, она обнюхала сначала одного, потом второго. Молодой, был без сознания, но с ним всё было в порядке, а вот старик – он замерзал, и сердце его билось едва - едва. Волчица старалась перевернуть старика на спину, затем закрыла тело от вьюги, и начала облизывать его лицо: «Ну, давай, ну очнись же. Скорее, ты нужен своему щенку, будь мужчиной, очнись!».
* * *
Деду снился дивный сон: он, Аннушка и Семён летом на дальней заимке, на рыбалке. Маленький Сёма шалит в воде и хохочет, а Аннушка, пока внук занят шалостью, украдкой целует его, и так горячи эти поцелуи, столько в них чувства и нежности.
-Очнись, очнись скорее… - безжалостно вторгались в его сознание странные слова.
Дед не хотел слышать эти слова, не хотел просыпаться, так приятны были Аннушкины поцелуи, так тепло его лицу.
-Очнись…
Дед открыл глаза. На него внимательно смотрели серые глаза. Не Аннушки, не человека. Волчица смотрела на него пристально, и дед словно «услышал» её мысль:
-Очнись. Поднимайся, - требовал её взгляд.
Она согрела его своим теплом. Он протянул к ней руку, она не шелохнулась, он провёл рукой по её голове, волчица на секунду зажмурилась.
-Не бойся, - прошептал дед, - я тебя никогда не обижу.
Волчица медленно поднялась на лапы. Дед осторожно сел. Силы медленно возвращались к нему. Уже стемнело, нужно торопиться. Дед достал лепёшку, половину съел сам, половину протянул на ладони волчице. Та заворчала, но половинку взяла. Дед встал, волчица всё не уходила. Он взялся за ветви и тихонько двинулся вперёд, волчица шла рядом. И тут, из-за дальней полосы деревьев возникло слабое свечение, а потом показалась фигура, что не шла, а словно летела по снегу. Волчица насторожилась, а дед только охнул – Аннушка.
Волчица прыгнула вперёд, закрывая собой двух мужчин, прижалась к земле и приготовилась к прыжку…
-Не надо, - прошептал старик, - не беспокойся – это помощь, это моя Аннушка.
Волчица, оглянулась на старика и поняв, что им ничего не угрожает, встала рядом с носилками.
Аннушка увидела впереди фигуру мужчины, а рядом с ним огромную собаку. Но собаку ли… Волка. Да, это была огромная волчица, а за ней на снегу что-то лежало. Аннушка ускорила бег, как всё же хорошо, что она захватила фонарь.
Всё, сердце забилось скорее, всё, они живы, какое счастье. Она даже не заметила, что всхлипывает и слёзы давно бегут по её лицу, всё это было уже неважно, главное, что они живы.
Дед двинулся в её сторону, волчица шла рядом с ним. Аннушка кинулась на шею старику, обнимала, и плакала уже навзрыд от облегчения, а он всё гладил её по спине и успокаивал. Потом Аннушка освободилась от объятий старика, присела около волчицы, заглянула в её глаза, а та посмотрела в её. Протянув руку к волчице, Анна нежно, едва касаясь провела рукой по белоснежной шерсти, и прошептала – спасибо тебе. Волчица не двигалась с места и даже не рычала, она спокойно приняла ласку и как бы указывая, повернула голову в сторону человека, лежащего на носилках. Анна поняла этот простой жест, и спокойно, без эмоций, как и учили в институте, стала ощупывать лицо, тело внука. Проверила пульс и дыхание, удовлетворённо кивнув самой себе, она повернулась к деду и сказала: «-Идём домой».
Волчица некоторое время постояла, наблюдая за уходящими людьми, что стали теперь частью её стаи, частью её жизни, частью её души. Развернулась и растворилась во мраке ночи.
Аннушка и дед очень бережно понесли свою драгоценную ношу к дому.
А где-то позади, во тьме ночи раздался торжествующий вой Волчицы…
* * *
Шли дни, проходили ночи, зима шла на убыль.
Семён окреп и всё рвался в лес. Аннушка была непреклонна – после такого сотрясения, надо подольше лежать и набираться сил. Семён с ней не спорил. Дед каждое утро уходил в Тайгу, подкармливать Малыша и Волчицу и приносил внуку новости, что волчонок растёт и крепнет с каждым днём, Волчица уже не рычит, но всё же скалится, когда близко подходишь к Малышу. Всё идёт своим чередом.
Семён всё силился вспомнить, что же случилось в тот день, почему он оказался в норе волчицы, да ещё и в буран. В памяти всплывали лишь короткие обрывки. Ведь шёл он рано утром, на непогоду и намёка не было. Около ручья он зачем-то остановился и всё… больше он ничего не помнил. А дальше, память была, как мозаика, помнил, как Волчица смотрела на него, как затаскивала в свою нору, как зализывала его раны, и как Малыш спал на нём, подставляя пузико для ласки, и как потом почувствовал руку деда на своей груди. Всё было странно, более чем странно. Но он чётко запомнил взгляд волчицы, как будто она заглянула ему прямо в душу и увидела там что-то… что заставило её принять его. Он просто знал, что теперь, он часть её стаи, что они - одно целое, как когда-то было с Волком. Волк… Ах как больно, что не уберёг его от гибели, как страшно, что не смог его спасти, как обидно, что теперь не сможет заглянуть в его умные, карие глаза и поговорить с ним… Но Малыш, он точная копия своего отца, только ещё очень маленькая копия.
Семён улыбался своим воспоминаниям, как волчонок лез всё время под руку требуя ласки, как смотрел на него внимательно, как будто изучал и какой он тёплый, как приятно ощущать его тёплую тяжесть на своей груди… Как было бы хорошо, чтобы Малыш стал для него вторым волком, если конечно Волчица позволит.
Аннушка поила Семёна отварами, заставляла делать гимнастику, а он всё ворчал, что он уже не ребёнок, и что даже в армии так не издевались с упражнениями и отжиманиями, но Анна была непреклонна. Семён её слушался, он всегда и во всём слушался Аннушку, и Деда он тоже слушался во всём. Они были не просто его семьёй, они были неотъемлемой частью его души, его лучшей частью.
Как-то вечером, сидя за столом, завели беседу о происшедшем в буран, дед не удержался, и задал мучившей его всё это время вопрос, почему Волчица, когда к ней подошла Анна даже не зарычала. Аннушка подняла на него глаза и ответила: «- Она просто увидела во мне волчицу. Так же, как и Волк, в своё время признал Семёна, так и она - признала меня». Дед аж крякнул с досады: «- Ну конечно, меня то они за своего не признают». Аннушка с Семёном долго хохотали над обидой деда, а потом Аннушка подошла к нему, обняла за плечи, прижалась и сказала:
«-Просто ты, уже мудрый волк, и можешь стать соперником, а мы – их стая, а в стае – всегда только один вожак, и это Волчица».
Семён, наблюдал за ними. Ему нравилось смотреть, как они говорят, как они невзначай нежно касаются друг друга, как Аннушка успокаивает деда одним словом, простым движением, сколько в их прикосновениях любви, ласки, тепла и заботы, сколько нежности в их взглядах, когда они смотрят друг на друга. Какие они счастливые, и как хорошо, что они у него есть.
Семён очень хорошо помнил своё детство до появления на заимке. Тяжёлую болезнь мамы, вечерние пьяные скандалы отца, и что не было никого, никого, кто мог бы о нём позаботиться, как он тихонько плакал ночами в подушку, чтобы отец не услышал. А потом мамы не стало. Короткое время он жил у неизвестной бабушки - матери отца, но та быстро от него избавилась, отвезя к отцу и заявив, что ей некогда возиться с его отпрыском. А потом отец собрал его вещи, и они поехали в поезде. И маленький Сёма всё пытался показать отцу, что он сильный и смелый, и что он ни капельки не боится, и может сам за собой ухаживать. Но отцу было всё равно, он даже не смотрел в его сторону, а пил в соседнем купе. Семён очень старался понравиться отцу, чтобы он не отдавал его чужим людям, ему было очень-очень страшно. Мужчины, ехавшие в том же купе, что и они, подкармливали Семёна, знали, что он голодный. А один раз на полустанке даже купили ему пирог с капустой и мороженое, как он был счастлив – это было так вкусно. В тот же вечер, он нечаянно услышал разговор отца с соседом, что покупал Сёме пирог.
Семён усиленно делал вид, что спит, но ловил каждое слово. Сосед высказывал отцу, что так вести себя с детьми нельзя, что он не отец, а просто свинья. И тогда отец сказал, что везёт «сдавать» Семёна своему отцу, которого последний раз видел, когда ему было семь лет. И что ему вообще всё равно, что будет с мальчишкой, так как он ещё молод и ему надо самому устроиться, а дети ему не нужны – лишняя обуза. После этих слов сосед очень сильно ударил отца. Семён хотел сначала заступиться, но потом, вдруг понял, понял всё, что не хочет, чтобы этот человек был ему отцом, и что он сам никогда не будет таким, как он. И сам для себя решил, что он будет жить со своим дедом, который живёт в Тайге, и не будет его расстраивать, а станет ему настоящим помощником, и будет сильно-сильно любить его, чтобы и он любил его. А ещё он будет заботиться о зверях, что живут в лесу, чтобы они тоже могли любить его. И он больше никогда не назовёт отцом человека, который предал его.
А когда Сёма впервые увидел деда, заглянул в его растерянные глаза – понял, что он не просто хороший, а очень хороший. И когда протянул ладошку взяв деда за руку – он её не отдёрнул, а очень нежно пожал, так они и пошли, держась за руки к большой машине деда, тогда маленький Сёма понял – этот человек, никогда его не предаст.
Аннушка, Семён любил её до слёз. Она заменила ему не только мать, бабушку, строгую учительницу – она заменила собой весь мир. Она пела ему песни и рассказывала сказки и истории на ночь, учила говорить по - французски и английски, а Сёма всё хохотал, потому что не понимал, как Аннушка может говорить на трёх языках одновременно и ничего не путать, а главное – понимать, что говорит. Сам-то он всё время путал все слова на всех языках, отчего уже хохотала до слёз Аннушка. Он любил, когда она садилась около его кровати, что сделал из старой сосны дед, как нежно гладила его по голове, как обнимала и целовала на ночь – он был счастлив. А ещё он очень любил помогать ей по хозяйству: ему нравилось вместе с ней «ставить» тесто и смотреть, чтобы оно не «сбежало». Любил стряпать пироги и измазываться в муке с ног до головы, а потом долго с кряхтением «замывать» следы безобразия, что они вместе натворили в кухне. Семён любил их большой деревянный дом, он вкусно пах мхом, и как будто был живым. Семён часами мог рассматривать рисунок на брёвнах, и всё никак не мог взять в толк, почему, если дерево одно, то рисунок у него разный, неужели дерево само в себе рисует. Весной брёвна становились ярко - жёлтыми, и всё казалось, что это солнышко его подсвечивает изнутри, а зимой, когда были морозы – дом кряхтел и постанывал, как будто жаловался, что замерзает. А когда у Семёна появилась собственная комната на втором этаже, что специально оборудовал для него дед, его счастью не было предела. Он обожал, засыпая, смотреть в большое окно, сквозь которое светила луна, рассматривать звёзды и кроны деревьев. Ему нравилось, как тихо шелестит дождь, или с лёгким придыханием падает снег. Он любил солнце, что будило его по утрам, раскидывая солнечных зайчиков по стенам его комнаты. Он любил мир вокруг него и неустанно находил в нём что-то новое и восхитительное.
Сёма обожал деда, он брал с него пример во всём, старался быть таким же серьёзным и внимательным, старался запоминать всё, что говорит и делает дед, как он ходит по лесу, как ухаживает за зверьём и деревьями. Он очень любил рассказы о Законах Тайги, о том, что если ты заботишься о ком-то, или чём – то, это вернётся к тебе сторицей. Если ты будешь чист сердцем и открыт душой, то природа разрешит тебе понять её, и станет сама заботиться о тебе, надо лишь только быть Человеком.
Потом, в армии, эти правила, заученные Семёном с самого детства, сослужили ему хорошую службу. Он был силён, вынослив и абсолютно спокоен, при нём никто не ругался, даже обряда «посвящения в зелёные» просто не рискнули провести. Его уважали, с его мнением считались, но больше всего любили отправлять Семёна на кухню, он отстранял от работы поваров и готовил сам, для вечно полуголодных солдат его стряпня была просто райским наслаждением. Ему несколько раз предлагали остаться в армии и сделать военную карьеру, но Семён наотрез отказался. Он хотел вернуться домой, в свой лес, подальше от людей, их жадности и ненависти. И вот он дома, в своём лесу, со своей семьёй – и он абсолютно счастлив, только он не уберёг своего Волка. Зато он убережёт его семью и Малыша.
* * *
Волчонок тосковал по своему новому другу. Он каждое утро, пока спала мама, что было сил бежал к ручью, к своей миске молока, но Его там не было. Странно, миска была, а вот его не было. Зато там был старик, что пускал дым изо рта. Волчонок не любил запах дыма, но разрешал старику потрепать его за ушком, ладно, он хоть не пил его молоко. Он всё ждал, когда же придёт его «большой брат», так было здорово лежать на нём, чтобы он гладил животик, а ещё было здорово смотреть в его глаза – они были такие странные и глубокие, и Малыш знал, что он его очень-очень любит. Скорее бы он пришёл, тогда он научил бы его по - настоящему охотиться, как учила его мама, и бесшумно ползать на животе, и рыть ходы, и ловить глупых птиц.
Волчица видела, что старик приходит каждое утро, приносит молоко волчонку, несколько раз он подходил к норе, приносил ей хорошие куски мяса – благодарность за спасение его «щенка». Волчица хорошо понимала, что спасла жизнь Человеку, но также она знала, что этот человек – часть её стаи, и она будет о нём заботиться, чтобы не случилось, теперь он и её щенок тоже. Она видела, что Малыш тоскует о нём, но ей даже самой себе было страшно признаться, что и она скучает по нему. Ничего, скоро зима пройдёт, унесёт с собой метели и морозы, настанет время первой охоты Малыша, и придёт Он, и тогда, возможно, она тоже возьмёт его на охоту. Она - Волчица, и должна научить своих детёнышей настоящей жизни и честной охоте, скорее бы пришла весна…
* * *
Прошёл февраль с его буранами и метелями, скрипучим морозом и ледяным ветром.
Подходил к концу март, унося с собой вьюги и промозглый холодный ветер, что пробирал до самых костей, залезая в каждую щёлочку, доставая до самого сердца. Снег стал рыхлым и тяжёлым, оседал медленно, как будто нехотя, покрываясь к утру острой ледяной коркой.
Солнышко всё чаще показывало свои свежие, молодые, робкие лучики, что потихонечку, как будто стесняясь, отогревали деревья, землю и замёрзшие за зиму души.
* * *
Семён уже выл, как загнанный зверь, рвался в лес, но Аннушка была непреклонна. Впервые в жизни, Сёма принял решение ослушаться совета и сбежать. Ночью, как заправский партизан, он принёс в свою комнату верхнюю одежду, чтобы рано утром, пока Аннушка ещё не проснулась, ускользнуть от её всезнающих, синих глаз к своим волкам.
В четыре утра, Семён, как шпион, в полной темноте оделся, и бесшумно стал спускаться вниз. В доме всё было тихо, раздавалось мерное посапывание деда, да стук старых настенных часов с кукушкой. Семён, убедившись, что всё спокойно, прокрался на кухню и только протянул руку, чтобы взять кувшин молока...
Зажёгся свет.
За столом в полном лесном облачении сидел дед, стояла улыбающаяся Аннушка, стол был накрыт.
Семён, аж сел от неожиданности.
-Я тебе давно говорил, что он выздоровел - ухмыляясь проворчал дед.
-Конечно, - съязвила Аннушка, - но я же врач, я должна была в этом убедиться. Теперь – полностью довольна. Здоров, и может бежать к своим волкам.
Семён непонимающе переводил взгляд с одного на другого, и не знал – радоваться ли ему, или обижаться. Ведь он давно уже был здоров и полон сил, но из уважения к ним – оставался дома. А теперь выясняется…
Аннушка подошла к Семену, обняла его за плечи и сказала:
- Не сердись, я действительно должна была убедиться. Теперь вижу – ты здоров и полон сил, раз сбегаешь один, в темноте.
Она поцеловала его в макушку, потрепала по волосам, как в детстве.
-Завтракайте, а потом, бегите по своим делам, лешие вы мои…
Плотно позавтракав, взяв с собой побольше «вкусностей» для своих волков и кувшин молока с ложкой дикого мёда для Малыша, Семён помчался в лес. Дед предложил довезти его на вездеходе, но Семён отказался. Слишком долго он не был в своём лесу. Ему хотелось пройтись, подышать свежим, морозным воздухом, «поздороваться» со старыми, вековыми соснами, «спросить», как они пережили остаток зимы без него. И пусть идти было тяжело, ноги то и дело проваливались под снежный наст – для него это было наслаждением - снова ощутить свободу и единение с природой, почувствовать себя хозяином леса, расправить плечи и дать телу почувствовать собственную силу, стать тем, кто он есть на самом деле – свободным Волком.
Солнце медленно показалось на горизонте, поднималось едва-едва, как будто ещё не отошло ото сна, и всё ещё потягивалось. Лес стал оживать и просыпаться. То тут, то там раздавались первые трели разбуженных птиц, ещё немного и над головой зашумят тысячи и тысячи крыльев, это «деловые птичьи родители» полетят по своим важным делам – добывать пропитание, «стройматериалы» для новых гнёзд. Семён любил весну. Весь лес словно пробуждался от длительного, холодного сна, и спешил наверстать упущенное им время. Ещё далеко до капели и звона ручьёв, но первый миг пробуждения – он так сладок. Всё кажется, что деревья, отряхнувшись, как старые псы, скинут с себя выпавший за ночь лёгкий снег. А величавые, гордые лоси будут медленно шествовать, прокладывая путь себе и своим новорожденным отпрыскам, наклоняя друг к другу головы, словно приветствуя друг друга, как чинные господа.
А вот и ручей, что, просыпаясь, пробивает себе дорогу сквозь тонкую корочку льда. Ещё чуть-чуть, и он дома. Дома… какая странная мысль, вряд ли берлога старого медведя – его дом, но он чувствовал родство с этим местом. Сейчас он услышит знакомое повизгивание, обнимет своего пушистого волчонка, а потом, пойдёт проведать свою спасительницу, вторую мать. Как всё странно, наверное, у нормальных людей нет таких ощущений. Но ведь он... Он Лесной, поэтому, ему можно. Улыбнувшись своим мыслям, Семён перепрыгнул ручей в самом узком месте. Протёр миску Малыша снегом и налил туда свежего молока.
И вдруг, сзади на него кто-то набросился…
Оказавшись лицом в снегу, прижатым к земле, Семён сначала решил обороняться, и уже занёс руку для удара… но услышал хриплое дыхание и радостное повизгивание. Малыш.
-Малыш! - Заорал Семён и попытался перевернуться на спину, но не тут - то было, тяжесть, какой он не чувствовал, когда лежал в полуобморочном состоянии в берлоге, и то, что придавило его сейчас, не было похоже на волчонка. Все четыре лапы, что не топтались, а просто прыгали по нему – не давали даже сделать вдох, не то, что перевернуться. Тёплое дыхание и мокрый язык залез казалось везде, и в уши, и в рот, и в нос. Малыш, соскучился! Семён собрался с силами и кое-как перевернулся на спину, и тут же оказался под бешеным танцем радости всех четырёх лап крупного молодого серебристого волка, что уже не был маленьким, пушистым щенком, который не давал его в обиду тогда, в берлоге. Это был молодой, сильный и довольно крупный подросток, но он узнал его. Узнал его. Семён почувствовал, что слёзы сами собой катятся по его щекам, он обхватил это беснующееся на его животе чудо, обнял за шею, изо всех сил прижал к себе, зарылся носом в его мех, поцеловал в такой красивый, чёрный кожаный нос и сказал - Привет, Малыш!
Малыш всё не давал Сёме подняться, он всё скакал и скакал по нему, облизывая всё, до чего мог дотянуться. Семён был счастлив.
Да… Дед видимо забыл сообщить, что волчонок теперь довольно большой, и запросто «завалит» молодого лося.
За спиной раздался приглушённый рык. Малыш остановился и, наконец, дал подняться своему гостю. Семён, кое-как, охая, сел. Перед ним стояла Волчица. Она была великолепна. Семён ещё никогда не видел таких красавиц. Огромная, с белоснежной, пушистой шерстью и глазами цвета зимнего неба. Она стояла перед ним гордая и свободная, сильная и смелая, королева Тайги, супруга Волка, мать Малыша.
У Семёна перехватило дыхание.
Она внимательно смотрела на него, а он не мог отвести от неё глаз. Потом, что-то до боли знакомое мелькнуло в её глазах. Семён протянул к ней руку, и шепнул:
- Ну, здравствуй.
Волчица подошла ещё ближе, всего на один шаг и лизнула его в лоб. Семён ошалел – она его поцеловала. Понимая, что это не сон, а реальность, и что Волки – далеко не собаки, забыв об осторожности, подчиняясь лишь внутреннему инстинкту, Семён бросился ей на шею, крепко обняв. Она стояла спокойно, не шелохнувшись, лишь положила голову ему на плечо, а он опять заплакал. То были сладкие слёзы любви и счастья. Она спасла ему жизнь, она не предала его, она его не забыла. Она сделала всего один шаг навстречу человеку, шаг – длиною в жизнь, она приняла его своей душой и всем сердцем.
Верность зверя человеку безгранична.
* * *
Шло время. Кончился март, пришёл апрель. В Тайгу неспешно шла весна, вот и зазвенели первые капели, снег осел, и из-под корней вековых сосен весело побежали ручейки. То тут, то там навстречу солнцу пробивались первые, крохотные зелёные стебельки. Солнце игриво раскидывало свои лучи в самые затаённые уголки леса, согревая и даря радость новой весне, новой жизни. В лесу стоял шум и гам, птицы на все голоса пытались перекричать друг друга, казалось, что в каждом гнезде, в каждом дупле, норе и берлоге произошло прибавление. Весна – новая жизнь, новая песнь, новая любовь, новая радость.
* * *
Уважаемые читатели, если вас заинтересовали судьбы героев и дальнейшее развитие событий повести, вы можете продолжить чтение по данной ссылке: https://author.today/work/9661
Повесть доступна к он-лайн чтению бесплатно.
Благодарю Вас за внимание.