Коммунизм медленно, но верно превращался обратно в призрак. Подыхал, одним словом. Члены и кандидаты в члены КПСС все более могли поступиться и поступались принципами, хотя, речь пока все еще шла о "социализме с человеческим лицом". Однако люди одаренные уже поняли, что дальше на эту мифологию ставить нельзя. Баста, пирамида начала сыпаться, поэтому срочно надо выводить активы, в смысле, менять ориентации - политические и жизненные. Странное положение было у рудиментов разваливающегося режима - замполитов-политруков-комисаров, секретарей партийных и комсомольских организаций, кафедр научного коммунизма. С одной стороны, там много было людей одаренных, в смысле, обладавших первоклассовым чутьем, с другой - никто не отменял законы социальной инерции, которая ничуть не слабее физической. Поэтому чутье сгибало в одну сторону, а инерция продолжала тянуть в свою. В итоге получалось что-то невообразимо искореженное, совсем как у Дали, какой-то растаращенный гомункул, с искаженной в то ли саркастичной, то ли страдальческой гримасе личиной. Убрать гримасу - составит потом много труда, и не у каждого в итоге получится.
Где-то в тот период на кафедре научного коммунизма ИГУ, которая продолжала окормлять научной мифологией все специальности университета, случилась неприятность - доцент Топов, всегда (сколько он помнил, а был он уже не молод) окормлявший физфак, подцепил какой-то вирус и слег. Классический стакан водки с перцем, вьетнамский бальзам "Звездочка" и семь потов под ватным одеялом, тулупом и телогрейкой Топову не помогли, и он попросил товарищей подменить его на ниве. Товарищи, разумеется, подставили плечо. Но плечо то ещё - доцента Сторовича, несколько недель назад сломавшего руку и носившего её теперь как Щорс - на перевязи, разве что "след кровавый" нигде не стелился. Ну а так да - загипсованная рука преподносилась со скорбным достоинством и страданием, замершим в уголках суровых научно-коммунистических губ. Так Сторович у студентов-физиков и появился, объяснил причину отсутствия Топова и с достоинством рассказал о формационном подходе в марксизме. Студенты-физики, которые в ту эпоху были куда большими материалистами, нежели сейчас, восприняли все с пониманием - и замену, и лекцию.
Однако, кафедру научного коммунизма продолжали терзать ветры непредсказуемости и вызовы смутного времени. Спустя пару дней, когда доцент Топов еще не выздоровел, доцент Сторович слег с жестоким простудным заболеванием. Упомянутый выше классический и проверенный поколениями советских людей набор на случай чрезвычайной ситуации не помог в этот раз и ему, и он слабым голосом сраженного красного конника от ног вороного коня попросил товарищей подхватить из его рук выпавшее. Конечно же, товарищи подхватили и поручили нести это (научно-духовное окормление физиков) доценту Пантакову. Пантаков был замечательным коллегой, всегда готовым подсобить близкому и очень ответственным - несмотря на практически полную слепоту (следствие найденной в подростковом возрасте гранаты), он никогда не опаздывал на занятия и выдавал материала по теме ровно столько, сколько принес. Его всегда сопровождала жена - держа слепого мужа под ручку, она доводила его до аудитории, а после занятий встречала и вела обратно. Так они и зашли утром к студентам-физикам - доцент Пантаков - в костюме, в черных очках, постукиващий перед собой тростью, ведомый под руку своей верной супругой. Физики уже немного удивились, по рядам пробежал то ли недоумевающий, то ли глумливый ропот, слегка усилившийся после того, как Пантаков представился, объяснил, что он с той же кафедры научного коммунизма и по причинам слабого здоровья коллег будет сегодня их замещать. Впрочем, физики, впитавшие детерминизм с молоком матери, быстро успокоились и внимали со всем почтением, на которое только были способны.
Судьба порой хлещет нас наотмашь, со всей беспощадностью и капризной тупостью. Так и случилось со славной кафедрой в очередной раз. Незадолго до следующей лекции (через неделю) доцента Пантакова подкосило воспаление легких, да такое, что тут уже было не до классического набора, до больницы дело дошло. А коллеги Топов и Сторович также все еще боролись за свои доцентские жизни! Ну что тут поделать, кафедра слегка поднапряглась и делегировала к физикам доцента Сильченко. Разумеется, он, не колеблясь ни секунды, согласился и, хоть и страдал последствиями перенесенного в детстве полиомиелита и еле передвигался с помощью двух костылей, волоча ноги по той среде, которая и сейчас не очень-то дружественна ("безбарьерна"), а тогда так и вовсе была враждебна для людей в его положении, отправился на физмат. Когда доцент Сильченко появился перед студентами и объявил о том, что он с кафедры научного коммунизма и подменяет временно павших товарищей, аудитория после секундного замешательства грохнула уже таким хохотом, какого эти стены, наверное, не слышали со времен Временного Правительства. Впрочем, доцент Сильченко невозмутимо выдал материал про азиатский способ производства и его странности, отмеченные самим Марксом, и с максимально возможным достоинством вытащил себя из кабинета. Над страной шумели заразные ветры перемен...