Он жил в одном из престижных районов мегаполиса, в самом его центре, в высотке, на восьмом этаже, в роскошной пятикомнатной квартире. Совсем один. Нет, «совсем один» вовсе не звучало для него приговором. Как раз напротив. «Совсем один» было до такой степени естественно, что, когда в его доме появилась кошка, он испытал немалый стресс. Всему виной его неспособность устоять против прямого взгляда, с которой, в тайне от всех, кто его знал, он отчаянно боролся. До определённого момента любой, смотрящий на него в упор, непременно добивался своего. И неважно, человек это, кошка или воробей на карнизе. От этого он страдал безмерно, но долгое время ничего с собой поделать не мог. Однако пройдя суровую отцовскую школу, он всё-таки нашёл в себе силы, чтобы противостоять этому мощнейшему оружию — прямому взгляду. Учился этому долго и мучительно. Зато теперь вряд ли кто увидит за респектабельной внешностью молодого господина кровавую войну между природными мягкостью и уступчивостью и приобретёнными спокойствием и непоколебимостью.
Было около десяти часов вечера. Только что закончился мягкий июньский дождь. Серая маленькая кошка сидела под мокрой от дождя китайской сиренью, раскинувшейся прямо у у парадного. Она не мяукала, пытаясь обратить на себя внимание важных двуногих в дорогой обуви, дорогих костюмных брюках и шёлковых чулках, не мурлыкала, стараясь им понравиться. Она просто сидела и смотрела на них, задрав острую мордочку к небу. Ведь именно там, почти у самых облаков, качались их надменные лица. Она заглядывала им в глаза, но только один случайно уронил свой взгляд под мокрую от дождя китайскую сирень. И застыл. Так они и смотрели друг на друга примерно с четверть часа или около того. Кошка не знала, она не разбиралась в таких тонкостях, как человеческое время. А этот странный, с тоскливыми круглыми глазами, вдруг присел, протянул руку и почесал ей между ушами. Кошка ничего от него не ждала, как и от других двуногих. Однако от прикосновения этого ей стало тепло, светло и приятно. Она потянулась к нему всем своим существом и не напрасно. Он оказался податливым, ласковым и очень сговорчивым. Однако немного нервным, потому что долго не мог уснуть, глядя на свернувшуюся под декоративной пальмой в клубок кошку, почёсывая то прямую бровь, то кончик красивого носа, то слегка обозначенную ямочку на хорошо выбритом подбородке.
На следующее утро он поднялся рано, чтобы накормить кошку и сообразить что-нибудь с именем. Ему с детства не позволялось иметь домашних питомцев, поэтому опыта в подборе приличных кличек у него не было. Он был старшим сыном президента строительной компании. Отсюда вся его маета. Вот, кстати, недурное имя — Маета. Ведь, в некотором роде, этот маленький зверёк может олицетворять крохотное вторжение внешнего мира в его хорошо охраняемый дом. А это ли ни маета?
- Маета, - тихо позвал он кошку, полоскавшую свой розовый нос в миске с молоком. Она на мгновение замерла, а потом медленно подняла на него глаза. - Ты не против? - Она продолжала на него смотреть. - Ты не против. И откуда у этой кошки такой прямой взгляд? Намаюсь я с ней.
С молодых ногтей ему внушали об особом его положении, и это особое положение он с абсолютно чистой душой проклял году на одиннадцатом своей беспросветно скучной и однообразной жизни. Но от его проклятия ни особое положение, ни тот мир, к которому принадлежала его семья, не пошатнулись. Честно говоря, и особому положению и тому миру до его проклятия, как и до него самого, было как до того фонаря. В кого он пошёл таким, ещё тот вопрос. Однако несмотря ни на что, сидело в его натуре совершенно рациональное существо, которое, как бы отец на него ни злился, отцом же и признавалось и поощрялось. Потому что именно это рациональное существо через определённое количество лет совершенно спокойно справиться с управлением огромной семейной корпорации.
Итак, он был старшим сыном в глубоко уважаемом семействе президента строительной кампании. Что же касается младшего — это особая история, которую он время от времени прокручивал в голове, зная, что это не принесёт ему ни радости, ни приятных воспоминаний. Братья отличались друг от друга так же, как учебник по основам бизнес-администрирования и «Уловка 22» Джозефа Хеллера, как кода четвёртой части Четвёртой симфонии Густава Малера и лёгкая песенка Мерелин Монро из фильма «Кто-то любит по-горячее», как глаза бассет-хаунда, переполненные вселенской скорбью, и хвост кокера-спаниеля, раскручивающего вокруг себя целый мир при малейшей возможности повеселиться. Все несоответствия этой жизни поселились под крышей дома, где росли и пытались строить свои отношения братья.
Нет, нельзя сказать, что они ненавидели друг друга. Время от времени возникало раздражение, но ненависть — никогда. Просто их взгляды и мировоззрения до такой степени разнились, что было бы глупо придираться друг к другу, а уж тем более ненавидеть.
Старший брат был красив, элегантен, изящен. Дорогой костюм или рваные джинсы с растянутым во все стороны джемпером одинаково стильно смотрелись на его невысокой подтянутой фигуре. Мягкость походки завораживала, лаконичность произносимых фраз добавляла им веса и ценности. В шумной компании он занимал позицию благодарного слушателя и очень рано отправлялся домой, поскольку страстно любил уединение. Имел роскошную коллекцию старых виниловых пластинок самых известных джазовых исполнителей второй половины прошлого века, диски всех струнных квартетов Бетховена, полное собрание сочинений Чехова и Гюго, целый стеллаж японской и китайской поэзии, а так же пару подлинников полотен французских импрессионистов. Что касается взаимоотношений с женщинами… Тут как-то сразу не заладилось. Будь он слегка попроще, проблем бы вообще не существовало. На первый взгляд он производил сногсшибательное впечатление: долгий влажный взгляд, неспешная речь, глубокий приятный голос, безупречность манер… Но слишком завышенные требования ко всему, что его окружало, не способствовали продолжению романтических отношений. Он знал, что дело в нём, а не в женщине, которая сейчас находилась рядом. Его могла смутить даже самая незначительная деталь, как, например, чихание. Кому какое дело, как кто чихает? Какая разница? Но только не для него. Вот чихнёт пару раз его новоявленная подружка, и всё - «я слишком сложен для тебя, дорогая, слишком обременителен, я не достоин и твоего мизинца». А нужно-то было лишь правильно чихнуть. А как чихнуть правильно? В этом-то и закавыка! Он и сам не знал, как нужно - правильно. И таких вот заморочек в нём было не счесть. Поэтому в очень скором времени он сам определили свой социальный статус вечного одиночки. Так проще. И ему, и несчастным женщинам.
Младший брат был скроен совсем по-другому. Не так аристократичен и впечатляющ, как старший, выше его на пол головы, он являлся обладателем уникального лица. Длинные зауженные глаза, крючковатый нос, острый подбородок, тонкие губы, - ничего общего со старшим. Однако стоило ему улыбнуться и открыть рот, всем сразу становилось понятно, кто на сегодняшней вечеринке заводила. Вокруг него всегда кипела жизнь, потому что он сам был тем нагревательным прибором, который мог без труда растопить ледяные глыбы надменности и отчуждения. Он всегда смеялся громче всех, шутил острее всех, и вообще умел по-настоящему наслаждаться жизнью. Он был резок в проявлениях своей привязанности. Мог ни с того ни с сего подскочить со спины и навалиться всем телом, немилосердно хохоча в ухо жертвы его сегодняшней любви, мог под каким-нибудь вполне мирным предлогом посадить в машину и увести любоваться красотами дальнего острова за сотню миль от цивилизации, не обозначив ни точки назначения, ни сроков возвращения. Женщины обожали и боялись его. Каждая хотела бы провести с ним время, потому что время это будет определённо незабываемым. Но каждая понимала, что вычислить маршруты его фантазии невозможно. Поэтому неизвестно, где и как закончится день, начатый ими в компании этого весёлого малого. Однако была у младшего брата одна особенная черта, которая манила к нему людей совершенно разных возрастов и социальных статусов. Он умел очень искренне и умело успокаивать. Ни один, пришедший к нему за сочувствием, не уходил, не получив его в необходимых объёме и количестве.
Трудно представить, как сосуществовали рядом эти два представителя совершенно разных миров. Старшего выматывала неуёмная энергия младшего, младшего вводили в ступор некоторый снобизм и отрешённость старшего.
Развод родителей ни для кого из них не был чем-то сверхъестественно неожиданным. Отец, человек резкий и вспыльчивый, находил не много утешения рядом с мало эмоциональной, ровной и скучной, как новая асфальтовая дорога, душой своей жены. Все дни он пропадал в своём огромном офисе в одном из небоскрёбов города, а она без особых результатов занималась фитнесом, выезжала в дорогие магазины и равнодушно пролистывала глянцевые журналы. Братья, как и родители, встречались только за общим обеденным столом и на каких-то важных корпоративных мероприятиях. Всё остальное время никто из них не хотел показываться друг другу на глаза. Смысл? У каждого была своя очень или не очень напряжённая личная жизнь. Такая семья. После развода, который не получилось сохранить в тайне, однако удалось не сделать из него шоу, старший брат остался жить в доме отца, младший поехал с матерью на маленький остров в одной из самых ухоженных и комфортабельных бухт восточного побережья. Там, в бытность некоторой влюблённости родителей, был построен двухэтажный особнячок, в котором и зачались оба сына.
Прошло семь лет. С тех самых пор братья виделись три раза. Буквально. Однажды, в ночном клубе, куда заволокла старшего брата шустрая подружка, от которой он тут же, напротив женского туалета, и избавился, разумеется в свойственной ему мягкой манере. Братья столкнулись у барной стойки, пожали друг другу руки, задали друг другу дежурные вопросы, так же дежурно на них ответили и разошлись. Второй раз это случилось у постели умирающей матери, которая расставалась с жизнью, не хотя борясь со смертельной болезнью. Никто не знал, доставляла ли эта болезнь матери страдания и какими эти страдания были. На все вопросы она отвечала, равнодушно кивая головой. И умерла она так же, как и жила. Как будто ей было всё равно. В третий раз встреча братьев произошла при схожих обстоятельствах: на пышных отцовских похоронах. Главу строительной корпорации хватил удар. Прямо за рабочим столом. Подписывал какие-то очередные важные документы, раз — и воткнулся лбом в тёмное дерево столешницы. Все были потрясены внезапностью этой смерти: отец был, в общем, здоровым человеком для своих лет и уж точно не собирался в крематорий, по крайней мере ближайшие лет пятнадцать. Со смертью отца на плечи старшего брата взвалилось всё, чего он так страшился. А младший решил, что все его сыновние долги розданы и с головой ушёл в богемную жизнь. На этом встречи двух братьев закончились. Они не следили за жизнью друг друга, хотя это, в общем, было не сложно: их лица всегда мелькали на первых страницах модных изданий и всевозможных таблоидов. Старшего традиционно называли «одним из самых завидных женихов», или «святым отшельником от бизнеса», или «новым типом делового человека». Младшего - «недоразумением года», «вожделением старых дев» или «прейскурантом развлечений». Старший стал преемником отца в строительном деле, младший открыл знаменитый на всём восточном побережье джаз-клуб.
В то самое утро, когда кошка получила своё имя, старший брат обдумывал, как бы ему провести первый за полтора месяца выходной день. Покормив Маету, он сел во внушительное кресло из мягкой оленей кожи, разложил на низком стеклянном столе каталоги выставок и концертов, и задумался. Ну вот, например, совсем неплохо было бы сегодня посетить выставку Ван-Гога. «Звёздная ночь», «Ночная терраса кафе», «Валуны и дуб»… С ума сойти! Почему от прикосновения женщин он не испытывает столько же трепета и страсти, как находясь в двух метрах от этих полотен? Дело в женщинах или полотнах? Он тряхнул головой. Ладно, что тут ещё? Ах да, в новом концертном зале, открытом, кстати сказать, не без помощи его компании, юношеский симфонический оркестр играет Сибелиуса. В первом отделении фантазия «Дочь Похьолы», во втором — танец-интермеццо «Пан и эхо». Нельзя сказать, чтобы он был фанатом Сибелиуса, но в его музыке звучало что-то такое, что иногда согласовалось с его настроением. Согласуется ли оно сейчас? Пожалуй… А здесь что?.. Он потянулся за очередным каталогом, но Маета, внезапно запрыгнув на его колени, боднула его руку, и красочная брошюрка мягко упала в белый, с высоким и дремучим ворсом ковёр.
- Послушай, - сказал он ей, не реагируя на её призывы, - ты думаешь, что теперь всё в этом доме будет подчинено твоим желаниям? Хочу сказать, что ты, Маета, очень наивная кошка, если так полагаешь. - Кошка заглянула ему в глаза. Это, в конечном итоге, и определило его дальнейшие слова и действия. - Ну вот, видишь, я тебя глажу. Тебе нравится? Слышу, что нравится. Ты трещишь, как бульдозер, а не мурлыкаешь. Ведь не все кошки так мурлыкают? Наверное, только ты, Маета? - Как только он убрал ладонь с вздымающегося хребта кошки, та опять боднула его руку. - Послушай, это уже слишком. Похоже на домашнее насилие. Я что, целый день должен тебя гладить? Вот давай-ка полежи здесь.
Он очень осторожно положил Маету под декоративную пальму на специально отведённую для неё плюшевую подушку. Та свернулась калачиком и под собственный треск зажмурила золотистые глаза.
Как только он снова опустился в кресло, чтобы всё-таки выбрать, куда отправиться в свой выходной, в дверь позвонили. От неожиданности он на некоторое время остался сидеть с зависшей правой ногой, которую собирался возложить на левую. Ещё никто и никогда не приходил к нему в дом без предварительной договорённости. Звонок повторился. Он встал и подошёл к видеофону. Из голубого прямоугольного экрана на него смотрело свиное рыло. Это бред, - почти вслух произнёс он. Или просто глупый розыгрыш. Но бредом это не могло быть по простой причине отсутствия на данный момент в его организме хоть какого-нибудь заболевания. Не могло быть и розыгрышем, потому что в доме, в котором он проживал вот уже пять лет, подобными шутками не развлекаются. Он смотрел на рыло, а оно, повинуясь каким-то своим инстинктам, выкручивало пятачок, прядало ушами и визгливо хрюкало.
- Кто это, - спросил он свиное рыло, нажав на кнопку разговора.
- Если ты сейчас не откроешь, я обделаюсь прямо у твоей двери.
Старший брат уронил голову на грудь и повернул дверную ручку. В большую прихожую ворвался сухопарый молодой человек с высветленными волосами, в белой просторной рубашке с зелёными ананасами, спереди заправленной в рваные на коленях джинсы. Под мышкой он держал пепельного цвета мини-пига с мокрым розовым пятачком, крутящимся в разные стороны, словно флюгер. При ближайшем рассмотрении это создание вызывало гораздо больше приятных чувств, чем там, в голубом прямоугольном экране. Но анализировать различия между двумя этими восприятиями у старшего брата времени не было. Это небольшое забавное существо выскользнуло из рук молодого человека и зацокало своими крохотными копытцами прямиком под декоративную пальму, где в боевой позе и с круглыми то ли от ужаса, то ли от возмущения глазами вздымалась Маета.
- Это Даниэль, - крикнул из глубины уборной молодой человек. - Он сущий ангел, я сам ему драю копыта, чтобы смотреть в них, как в зеркало.
Смотреть в копыта поросёнка, как в зеркало… Младший брат использует копыта поросёнка как зеркало. В детстве он поймал цикаду и решил воспользоваться ею в качестве массажёра для шеи. Ладно бы для своей. Мать никогда не была так переполнена жизненной энергией, как после первого сеанса, проведённого младшим сыном. С тех пор она и близко не подпускала его ни к своей шее, ни к своей комнате. Поэтому копыта мини-пига в роли зеркала — это не самое удивительное, что может предложить его необузданная фантазия.
- Нет ничего ужаснее пробки на автобане, когда твой мочевой пузырь взывает ко всем святым, - продолжал кричать из уборной младший брат. - Слушай, а ты всё так же один? У тебя всё в порядке с мужским здоровьем? Я ведь серьёзно могу тебе помочь. Ну, в смысле, не я. Просто найду нужных людей. Они разбудят в тебе вулкан страсти. Хочешь вулкан страсти?
- Не хочу, - шёпотом ответил старший брат, прижавшись спиной к стене. Ни о каком выходном теперь не могло быть и речи. Что привело младшего брата в его дом? Вообще, в мегаполис? Он вольготно жил на своём острове, создав там маленький рай для таких же ненормальных, как он сам, его клуб процветал, что подтверждали частые заметки в газетах. Да, он бывал наездами в городе, где у него имелась приличная трёхкомнатная квартира. Перед приездом он звонил в клининговую компанию, бесстрашно называя им квартирный код, а через два дня приезжал в блестящий, как улыбка прима-балерины, и источающий дивные ароматы дом. Он, как и старший, категорически отказался от услуг горничных, которые им причитались по воле рождения и состояния. Это, пожалуй, единственное, в чём они совпадали.
Старший брат метнул обеспокоенный взгляд под декоративную пальму. Маета, как ни в чём не бывало, вылизывала шершавым языком лоснящуюся щетинку Даниэля. Ну вот, мотнул головой он, младший брат драит этому поросёнку копытца до зеркального блеска, а Маета присматривает за состоянием его шёрстки. Молодец, Даниэль, понимает, как надо устраиваться в жизни. Старший брат бухнулся в кресло и прикрыл ладонью глаза. Из уборной, почёсывая зад, вышел младший.
- Я всегда знал, что душевное состояние человека напрямую зависит от пустоты его кишечника и мочевого пузыря, правда, Даниэль?
Даниэль посмотрел на своего хозяина большими влажными глазами, но так и не отошёл от Маеты. Она лапой постучала его по уху, наклонив голову понаблюдала, как то несколько раз мотнулось вверх-вниз, и опять принялась вылизывать пепельный бок поросёнка.
- У тебя кошка, у меня мини-пиг, - констатировал неоспоримый факт младший брат и забрался с ногами на диван. - Как зовут кошку?
- Маета, - устало произнёс старший, не отнимая ладони от лица.
- И не говори, - ничуть не смущаясь сказал младший, махнув рукой в неопределённом направлении. - Слушай, как раз о маете. Мне очень нужна твоя помощь. Я ведь никогда не обращался к тебе за помощью.
Да, это правда. Ни разу.
- Я же знаю, какой ты недотрога, и всё такое. Ты хотя бы сделай вид, что напротив тебя сидит родной брат, - хлопнул рукой по мягкой коже дивана младший. Старший медленно отнял ладонь от лица. - Давай хоть поздороваемся. - Он протянул руку. - Не бойся я её вымыл с мылом.
- Дурдом, - тихо произнёс старший и пожал протянутую руку брата.
- Короче, помощь нужна не мне, а одной девчонке, - сказал младший, почесав мизинцем переносицу.
- Хорошо. Девчонке, - механически покивал головой старший. - А я здесь при чём? Как я могу помочь твоей девчонке?
- Она не моя девчонка, - фыркнул младший. - Если честно, я вообще её знаю часа полтора, а может и того меньше. - Старший вытаращил глаза. - Ну, и зачем ты на меня смотришь вот так? - Младший попробовал скопировать округлившиеся глаза брата. Вышло очень топорно. - От этого что, что-то измениться? Ни я не исчезну, ни девчонка не пропадёт.
- А как ты узнал, что ей нужна твоя помощь? - до сих пор не веря своим ушам, произнёс старший.
- Ты её увидишь и сам поймёшь. У неё всё на лбу написано.
- Стой, стой, стой... - Старший затряс перед носом младшего раскрытой ладонью. - То есть как это - я её увижу? Когда?
Младший поднял палец к виску и прислушался. Из кармана его рваных джинсов доносилась песенка Френка Синатры «Летим со мной».
- Полагаю, что ты с ней встретишься гораздо раньше, чем думаешь, - сказал он голосом злодея из второсортного мюзикла и вытащил из кармана телефон. - Да? Ты уже рядом? Стой, где стоишь, я сейчас за тобой приду. Не-е-е, тут всё в полном порядке, - подмигнул он старшему и широко улыбнулся. Его глаза превратились в дугообразные щели. - Тебя ждут, ты не переживай.
Старший зарыл лицо в ладони и затряс головой.
- Короче, - крякнул младший, поднимаясь с дивана. - Мы будем через четверть часа. Поставь чайник, что ли, покажи себя радушным хозяином. Даниэля хлебом не корми. У тебя есть тыква? О чём это я, у тебя всегда всё есть! Отрежь ему дольку тыквы, только потоньше. И кефира налей. Для него кефир, как наркотик. Только не жирный. Даниэль на диете. Я пошёл.
Всё это было сказано громкой скороговоркой, после которой старший брат даже не получил возможности хоть как-то защитить себя и свою уже попранную суверенность. Он очнулся и понял, что протягивает вопрошающие руки к закрытой двери.
- Нет, ну это нормально? - спросил он потолок, паркет и шкаф для верхней одежды. - Это у него считается нормальным? - с тихим отчаянием в голосе спросил он цокающего у его ног Даниэля. Маета трогала лапой прыгающий хвостик поросёнка. - Ты же кошка, на кой чёрт тебе свинья? - И он отправился на кухню.
Там он, потея от возмущения и рухнувшего на него стресса, нарезал тонкими дольками тыкву, налил кефир в неглубокую пиалу из голубого фарфора.
- Хоть царапину рылом поставишь, зарежу, зажарю и скормлю своему ненормальному братцу и его ненормальной подружке. Покажу себя радушным хозяином!
Даниэль не внял угрозам и с поистине поросячьей радостью счавкал сначала тонкие ломтики тыквы, а потом, протащив дорогую пиалу по паркету, не вынимая из неё пяточка, вылакал весь кефир. Пару раз рыгнул, как заправский хряк, и уставился большими чёрными глазами прямо в лицо своего новоявленного кормильца. Даниэль не знал, что делать это строжайше запрещено. Дома старший брат расслаблялся и приостанавливал жестокую душевную бойню между податливостью и непреклонностью. Дом для него был некой территорией перемирия, чтобы отдохнуть и набраться сил. Поэтому томный взгляд Даниэля достиг поставленной им цели.
- Чёрт с тобой, - махнул рукой на поросёнка старший брат, достал из хлебного шкафа роскошную сдобу с изюмом и лесными орехами и всю скормил «этой ненасытной маленькой прорве». Мини-пиг трескал сдобу, повизгивая от запретного восторга. - Ты, Даниэль, ещё та свинья.
Маета терпеливо смотрела на завязывающиеся отношения между человеком и мини-пигом. Она знала, что поросёнок — островок чужой жизни, который скоро затонет в мутной череде ближайших будней. Поэтому пусть пока незатейливое животное попользуется добротой этого человека. К тому же уж больно забавно оно мотает хвостиком и прядает ушами. Как заводная игрушка в кошачьих магазинах. Будет чем заняться на досуге. Так думала Маета.
Ровно через пятнадцать минут раздался звонок в дверь. Старший брат тоскливо побрёл в прихожую. Голубой прямоугольный экран видеофона демонстрировал улыбающуюся во весь рот физиономию младшего.
- Мы быстро? - громко и радостно спросил он, скидывая в прихожей кроссовки.
- Могли бы не торопиться, - буркнул старший и бросил взгляд на девушку среднего роста, робко жавшуюся к плечу брата.
- Слушай, ну хоть поздоровайся, - зашипел младший, когда старший собрался повернуться к ним спиной и идти в комнату. - Я привёл в твой дом человека, который может стать твоим новым другом. - Старший резко развернулся с намерением что-то возразить, но не успел. - Даже не говори! «Старый друг лучше новых двух» не всегда срабатывает. Уж поверь мне на слово.
Старший махнул рукой и поднял глаза на девушку. Та стояла, прижавшись спиной к двери и чувствовала себя ни чуть не лучше его самого. Она не поднимала головы, только изредка шмыгала носом, пытаясь справиться с волнением, от которого вот-вот хлынут слёзы, и остановить их она вряд ли сможет.
- Ну что вы там жмётесь, - попытался помягче произнести он. - Проходите на кухню, сейчас будем пить чай.
Девушка, так и не подняв головы, как-то мято улыбнулась и прикусила губу. Ведь сейчас точно разревётся, - испуганно подумал он. С раннего детства одним из самых больших страхов для него были женские слёзы. Видел он в них нечто неизбывно скорбное, предвестие какой-то вечной вселенской беды, испить которую нужно непременно до дна, до самого донышка, чтобы выкроить себе время на тихую радость до прихода следующей.
- А может быть, вы голодны? - поспешил он опередить её очевидные слёзы. - Дайте мне немного времени, я что-нибудь приготовлю.
- Ну вот же, - широко улыбнулся младший. - Умеешь, когда захочешь.
Старший посмотрел на него, как на сороконожку, и цыкнул. А тот, как ни в чём не бывало, первым зашагал к просторному кухонному столу.
Девушка отказалась от всего, кроме зелёного чая и домашнего печенья, которое старший брат приготовил вчера поздно вечером. Маета доставила ему хлопот, поэтому он долго не мог уснуть. Новые впечатления доканывали его посильнее стрессов, ежедневно поставляемых в его большой кабинет на последнем этаже головного офиса партнёрами, заказчиками, служащими, et cetera, et cetera. К ним он приспособился. К внезапным впечатлениям — нет. Они совершенно бесконтрольны, отсюда и все неприятности в форме бессонниц, приступов беспричинной тревожности и даже обмороков. После появления в его доме Маеты в обморок он не упал, но спать перехотелось окончательно. Поэтому он отправился на кухню, втопил клавишу «play» на небольшом плеере, всегда стоящем на подоконнике, одел фартук с фиолетовыми флоксами на нежно-зелёном фоне, достал пакет муки высшего сорта, щедро высыпал её в глубокую глиняную миску, растёр пачку сливочного масла, с тонким хрустом разбил пару яиц, окропил всю смесь полной столовой ложкой сахарного песка и замешал тесто. Ничего так его не успокаивало, как возня с тестом под нежный шелест незамысловатого голоса Шику Буарке. Славное получилось печенье, девушке понравилось. Он понял это по дрогнувшей брови после того, как та проглотила первый кусочек. Он едва заметно улыбнулся.
- Я тут решил купить звезду, - ни с того ни с сего начал младший брат. Старший и девушка, не сговариваясь, подняли на него глаза.
- А что, звёзды продаются? - спросил старший.
- Запросто. Правда дорого. Всё равно куплю.
- Неплохая инвестиция, - усмехнулся старший. - Только на кой она тебе?
- В честь неё назову, - не отнимая взгляда от надкусанного печенья в руке, младший мотнул головой в сторону растерянной девушки. Та быстро-быстро заморгала вдруг увлажнившимися ресницами. Сейчас разревётся, - снова испугался старший и перехватил инициативу:
- А ты у неё спросил? Ты вообще у кого-нибудь спрашиваешь мнения или всё за всех решаешь самостоятельно?
- Я думаю, любой девушке будет приятно, если в честь неё звезду назовут, - с недоумением в голосе произнёс младший.
- Не любой, - вдруг очень тихо, но твёрдо ответила девушка.
- Вот видишь, - почему-то шёпотом проговорил старший и влепил младшему отменную оплеуху. Тот зашипел, как разбуженная кобра. Старший повернулся к девушке и мягко улыбнулся: - Может быть, вам будет удобно в комнате. Маета со свиньёй не дадут вам скучать… В смысле кошка и мини-пиг. У меня есть замечательная библиотека… Вообще, побродите по дому, нам с братом нужно перекинуться парой слов. Наедине.
Девушка немного суетливо поднялась, поблагодарила за чай скорее поклоном, нежели едва различимым «Спасибо», и вышла из кухни. Старший всем телом повернулся к младшему, сжал губы и сдвинул красивые прямые брови к самой переносице.
- Я очень надеюсь, что она не воровка, - свистящим шёпотом начал он.
- Ты рехнулся совсем! - шёпотом возмутился младший. - Посмотри на неё!
- Знаешь, мне было совсем не до этого. Какого чёрта ты приводишь в мой дом совершенно незнакомого человека, утверждая, что ему нужна моя помощь? Почему бы тебе не пристроить её в своей квартире? Или ты уже продал её?
- В моей квартире не получится, - развёл руками младший, словно речь шла о продаже качественного картофеля, который он, по некоторым не зависящим от него причинам, в данный момент купить не мог.
- Почему? - таким же образом развёл руками старший брат.
- Там живёт кое-кто.
- Кто?
- Одно семейство.
- Ты меня с ума сведёшь, ты просто сведёшь меня с ума!
- Слушай, это потрясающие музыканты! Я дал им возможность подзаработать у меня в клубе. Она поёт, как… ну я не знаю… Если бы ты слышал, как она поёт «Мадалену»! Сама Элис Реджина согласилась бы выпить с ней на брудершафт. А он так слабал «Лунный свет в Вермонте», как, ту уж меня извини, и Стэну Гетцу не снилось! Им просто остановиться не где, я и предложил свою квартиру. Ну, не квартиру, а одну из комнат. Две другие тоже заселены.
- Что?! Кем?!
- Кем-кем, - продолжать разводить руками младший. - Музыкантами, конечно. Ты не переживай, я их всех знаю. Все они в моём клубе играют. Слушай, там один так на рояле играет, аж внутри всё поднимается, ну, ты меня понимаешь. Или не понимаешь?
- Ты полный придурок без надежды на выздоровление, - откинувшись на спинку стула потускневшим голосом произнёс старший. - Ну хорошо, в твоём доме нельзя. Там, как и в твоих мозгах, полный бардак. А в клубе? Почему её нельзя пристроить в клубе?
- Там сейчас санитарный час, - зашипел на него младший. - Я законопослушный гражданин и соблюдаю правила гигиены! У меня там пять тёток с такими характерами, что я сам им в пояс кланяюсь. Зато чисто, как в операционной.
- А менеджер? Твой менеджер на что?
- Ты совсем рехнулся! У него жена ревнивая. У неё знаешь, какая рука тяжёлая?
- Откуда мне знать?
- Вот не знаешь, а говоришь. Слушай, ну пристрой её на пару часов у себя, а? - Младший всем телом облокотился на стол. Тот едва слышно скрипнул. Старший медленно поднял на него глаза. - Ну на пару часов… Обещаю. А дальше я что-нибудь придумаю.
- Ну почему я? - воздел руки к потолку старший. - скажи, почему? Мы не виделись… сколько?.. семь лет, и вдруг — я!
- Видишь, какой замечательный повод встретиться! Великое дело делает девочка — соединяет двух разобщённых родных братьев!
- У тебя море приятелей, которые никогда тебе не откажут.
- Ты же сам знаешь, какие у меня приятели.
- Я даже слов от возмущения подобрать не могу. Однако попробую. Ты — безответственный идиот, навязываешься на мою голову сначала со своей свиньёй, а потом с неизвестной девицей, у которой глаза вечно на мокром месте. Может быть, ты забыл, что я пытаюсь руководить компанией нашего отца, что, поверь, доставляет мне неопределённое количество хлопот. У меня сегодня первый за последние полтора месяца выходной, который ты просто взял и слил в унитаз со своей утренней мочой. Вчера вечером я подобрал кошку. Что-то мне подсказывало, что это плохо кончится. Так оно и вышло. Я понятия не имею, как присматривать за ней, потому что иногда работаю по сорок восемь часов в сутки…
- Да ладно… - выпучил глаза младший.
- Слушай, - не выдержал старший, - забирай своего Даниэля и свою девицу и валите отсюда с миром!
- Сколько можно тебе повторять, что она не моя девица!
- Так кто же она и откуда взялась?
- Так ты же не даёшь мне ничего объяснить! Только орёшь на меня шёпотом, как полоумный!
- Так ты же и не пытаешься ничего объяснить! Мелешь своим языком, как помелом! Скулы не сводит от вечной пустой болтовни?
- Короче, - едва слышно ударил ладонью по столу младший. - Она — музыкант.
- Ну кто бы сомневался!
- Только её отец этого не хочет.
- Ты уже успел вляпаться в чью-то семейную драму… У тебя что, совсем крышу снесло?
Младший почти прикоснулся своим крючковатым носом к виску брата:
- Отец Бил Её Флейтой… Представляешь? Флейтой бил прямо по голове! И как я должен был реагировать?
- Ты это сам видел?
- Конечно, нет.
- Так откуда ты это знаешь?
- Это все знают!
- Серьёзно? А почему я слышу об этом впервые?
- Потому что ты — олух и бессердечный пень! - младший откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. - Ко мне в клуб привёл её мой менеджер. Он живёт с ней по соседству. Отец, здоровый, как боров, заставляет её учиться на адвоката. А она — музыкант. Ты даже представить себе не можешь, как она играет на флейте! Какое попурри из композиций Гал Косты она сварганила, если бы ты только мог это услышать!.. После этого я понял, что её просто спасать нужно.
- Каким образом? - старший начал осознавать, что устаёт. Как от брата, так и от сопротивления его напору.
- Я сейчас пойду к её отцу.
- И что дальше?
- Попробую популярно ему объяснить, что так с дочерью поступать нельзя.
- Он — отец. Этот довод разобьёт все твои в пух и прах, какими бы аргументированными они ни были.
- А я — это я. Он же ведь знает, кто я? Мы ведь хоть изредка имеем право использовать своё положение?
- Это будет очередной позор, который ляжет на плечи моей репутации.
- Ой, да ничего с твоей репутацией не случиться! А вообще, если честно, слегка запятнанной репутации доверяют гораздо охотнее, чем той, от которой за три версты несёт безупречностью. Поверь моему опыту.
- Это последнее, что я когда-нибудь сделаю, - цокнул в ответ старший.
- Расслабься и займи её чем-нибудь.
- Я расслабляюсь в душе под Нару Леау. Вряд ли я смогу занять её чем-нибудь в этот момент. А если вдруг она спросит, куда тебя сдуло, мне что ответить? Что ты пошёл метелить её отца-деспота?
- Ну ты же такой умный, - дёрнул плечами младший, - придумай, как это лучше объяснить.
- Да, я умный, - обречённо кивнул старший. - Только счастья мне это совсем не приносит.
- Это смотря что считать счастьем, - хлопнул брата по плечу младший. - Ну, я пошёл. Жди меня поближе к вечеру. Даниэля оставляю тебе. Он будет только под ногами мешаться.
- Ну, полный набор для расслабления в единственный выходной, - усмехнулся старший. - Кошка, свинья и незнакомая девица. Классно.
- Ещё как, - подмигнул младший и скрылся за дверью.
Старший постоял перед закрытой дверью минут пять, всё пытаясь сообразить, каким же образом он позволил этому, уже почти чужому человеку так исковеркать манящий приятными перспективами день. Едва слышно попричитав, он протяжно вздохнул и пошёл «чем-то занимать» нежданную гостью, которую, надо сказать, страшно боялся. Боялся её мокрых ресниц, быстрых взглядов и маленьких нервных пальцев, цепляющихся друг за друга как гибкие черенки дикого винограда. Подойдя к высокой стеклянной двери гостиной, он не спеша постучал в неё костяшкой указательного пальца. Комната ответила тишиной. Он слегка надавил на дверную ручку в форме маленького изящного ятагана, и толкнул дверь внутрь. На мягком диване из нежной оленьей кожи, поджав под себя ноги в белых носках, сунув под щёку сложенные домиком ладошки, спала талантливая флейтистка, мученица своего призвания. Он сунул руки в карманы домашних брюк, осторожно подошёл к спящей и, склонив голову на бок, стал её рассматривать. Открой она сейчас глаза, либо испугалась бы, либо обиделась. Скорее всего и то, и другое. Но он не мог отказать себе в этом праве. Он всё-таки хозяин дома. Лёжа вот так, с поджатыми ногами, она казалась маленькой болотной кочкой, от которой толку с голубиный клюв: себя не обнаружит, утопающему не поможет. Тёмно-серое платье в едва заметную клетку топорщилось сзади нелепыми складками, образуя нечто, похожее на утиный хвостик, рукава, заканчивающиеся чуть выше локтя, словно не хотя выпускали наружу худые руки, как чересчур заботливые мамаши своих болезненных детей. Волосы, откинутые назад, открывали бледный лоб, на котором, будто китайская стена из космоса, залегла горизонтальная бороздка. Её левая бровь по форме напоминала бумеранг, а правая — поднимающуюся в гору просёлочную дорогу. Ресницы, прямые и густые, как у племенных коров, едва трепетали и казались камышовыми зарослями в ветреную погоду. Её губы сложились дудочкой, через которую с лёгким свистом вылетал неглубокий тревожный сон. Она не была красивой в классическом понимании этого слова, но если бы такая посмотрела на него прямым открытым взглядом, как вчера это сделала Маета под мокрой китайской сиренью, он вряд ли бы смог ей хоть в чём-нибудь отказать. Когда эта мысль ударила его в висок, он содрогнулся и решил поскорее убраться из гостиной. Но паркет под его ногой скрипнул и она, словно пружинка, подскочила на диване.
- Простите, мне не следовало… - начала она, смотря в пол и нервно заправляя за маленькое ухо прядь тёмных волос.
- Что вы, что вы, - он затряс раскрытыми ладонями почти перед самым её лицом. - Я должен был предположить, что вы устали… Я зашёл спросить… может нужно что-то?
И тут произошло то, чего он так боялся. Она медленно, как в кино, распахнула свои глазищи. Она уставилась прямо на него. Не через мокрые ресницы, не бросая острые взгляды, не отводя их куда-то в сторону - она точно нацелилась своими бездонными зрачками в его лицо. Чёрные омуты, засасывающие невинные души, переворачивающие всё с ног на голову в хорошо отлаженной жизни, туманящие мозги, ломающие конкретное и ясное будущее, - вот какими были эти глаза. Ну кто же тебя просил?.. - простонал он и попятился к двери. Почему он не ушёл минутой раньше? Зачем он вообще сюда зашёл? Как — зачем? Это его дом или так, бесплатная парковка?
- Вы знаете, я ведь не хотела, чтобы всё так получилось, - она снова опустила глаза. Ох, спасибо, выдохнул он. - Я ведь понимаю, кто вы, что вам совсем некогда заниматься такими вещами. Я ведь умоляла вашего брата, но он не слушает.
- Этот никогда не слушает. Даже не волнуйтесь. - Он неловко откашлялся в кулак. - А вы, правда, на флейте играете?
- Правда, - робко улыбнулась девушка.
- А что любите?
- Играть?
- Ну да.
- Многое… - Она задумалась и подняла глаза к потолку. Только дыру там не прожги своими глазищами, мысленно взмолился он. Но высокий потолок, в отличие от хозяина дома, спокойно отреагировал на её прямой и открытый взгляд. - Люблю «Сиринкс» Дебюсси, Мюрэйла. Его «Вопрос без ответа»… - Кто бы сомневался, улыбнулся про себя он. Девочки в твоём возрасте очень любят вопросы. С ответами всё гораздо сложней. - Страшно люблю «Зелёные рукава» в переложении Мура. Но в последнее время ужасно тянет к бразильской боссанове. Я в неё с головой ушла, просто провалилась.
Все эти «страшно» и «ужасно» произносились ею с сильным внутренним напряжением, вырывавшимся на поверхность слов понижением интонации и удлинением шипящих. Это немного царапало слух и задевало воображение.
- Вот включаю, например, Антонио Жобима, в любом исполнении, правда, в любом, в его музыке мало что меняется, её нельзя изменить, как, ну, я не знаю… натуру вашей кошки. - Она кивнула под декоративную пальму, где, по-хозяйски положив лапу на дымчатую спинку Даниэля, дремала Маета. - Она бы и на парковой скамье выглядела с таким же достоинством. Ей не нужен антураж, чтобы показать всему миру своё превосходство.
- Вы думаете? - поднял он бровь.
- Убеждена.
- А я-то был уверен, что сделал ей благодеяние.
- М-м-м, - мотнула она головой. - Не обольщайтесь. Это она вам сделала благодеяние. Так же и с музыкой Антонио Жобима. Её всегда хочется слушать. А ещё больше — играть. На рояле, флейте, скрипке, губе, столе, стволе декоративной пальмы… На чём угодно. Эта музыка делает меня счастливой.
- Вы сыграете мне когда-нибудь его «Корковадо»? - тихо спросил он.
- С удовольствием. - Она подняла на него глаза и он опять отступил к двери.
В этот момент зазвонил видеофон. Господи, как кстати иногда бывают всякие резкие звуки, на которые в любом случае необходимо откликаться, - подумал он и рванул в прихожую. На пороге стоял младший брат с огромной клеткой в руках. В ней, по прикрученному к правой стороне кругу, как умалишённый, мчался в своё «никуда» палевый хомяк. Старший развёл руками и поднял глаза на младшего. Правая сторона его лица заплыла огромной бардовой гематомой, верхнее веко нависло над нижним, как тень горы Фудзи над всем остальным суетным миром.
- Это что такое? - выдохнул старший.
- А, - махнул рукой младший, - не так важно. Слушай, не мог бы ты придержать этого карапуза? - Он протянул брату огромную клетку с полоумным хомяком, который, не зная устали, месил своими крохотными лапками пространство в заколдованном кругу.
- Слушай, - с оглядкой на притихшую девушку, зашипел старший, так и не взяв клетку. - Это уже переходит всяческие границы! Где ты их всех откапываешь?
- Поверь мне, - ни чуть не смущаясь произнёс младший, - в мире этого добра навалом. Я же не навсегда тебе его предлагаю, на пару часов. Я пообещал Уолтера Вандерлея сыну менеджера моего клуба.
- Кого?!
- Вот его, - младший качнул головой в сторону обезумевшего зверька. - Обещал же, надо выполнить.
- А, уже не важно. Тогда это что? - старший ткнул пальцем в раздувшуюся скулу брата.
- Да что ж ты за человек такой? - согнулся от боли младший, основательно тряхнув клетку. Хомяк остановился и осознал, что счастлив. - Всё в порядке. Я разобрался с её отцом. - Младший помахал рукой притаившейся за спиной брата девушке. - Ты теперь можешь совершенно спокойно заниматься музыкой. Я принимаю тебя в качестве официального музыканта. Не знаю, пока, как ты будешь проходить по штату, менеджер решит. Твой отец меня сначала не узнал и отходил флейтой. Это, правда, больно. Потом, конечно, дико извинялся. Я, было, судом ему пригрозил… Да ну его, несчастный он какой-то. Сказал, что всё это из-за недопонимания. - Он с укоризной посмотрел в лицо старшего брата. - Я, между прочем, с утра чужие недопонимания разгребаю.
- Да я эти недопонимания разгребаю с рождения, - вздохнул тот. - Твоего.
- Ладно, - дёрнул плечами младший и обратился к девушке. - Собирайся, заскочим сначала к тебе, заберём флейту. Мало ли твоему предку взбредёт в голову вытяжку почистить или сливной бачок. Ты его не бойся, я всё уладил. Мы тебя поступим в высшую школу искусств. У меня там свои люди. Должников — тьма! Должны же они отрабатывать свои долги! Потом — в клуб. Сегодня твой первый выход. - Девушка побледнела и прикрыла ладонью рот. - Ну сделай это для меня! А тебе, - младший повернулся к старшему, - спасибо. За всё. За Даниэлем и Уолтером Вандерлеем заскочу попозже. - Он протянул брату огромную клетку с маленьким притихшим хомяком, вцепился девушке в тонкое запястье и потащил её к двери.
- Подождите, - вдруг испугался старший. Младший и девушка замерли. Старший поставил клетку с Уолтером Вандерлеем на паркет и, размяв пальцы, будто они были затвердевшими пластилиновыми брусками, робко заглянул в лицо флейтистки и смущённо спросил: - Созвонимся? Я подгоню свой следующий выходной…
- Да не вопрос, - просто ответил младший, девушка мелко помахала ему раскрытой ладонью, и входная дверь за ними закрылась.
- Я ведь не его спросил...
Старший брат немного постоял в опустевшей прихожей, потом взял клетку с похрустывающим ржаными зёрнами хомяком и отнёс под декоративную пальму, где мирно почивали Маета и Даниэль. Единственный за полтора месяца выходной день подходил к своему завершению. Завтра опять чьи-то отчёты, какие-то сметы, стресс, неразбериха и всегда улыбающееся спокойное лицо, от которого хочется блевать прямо на отражение в зеркале. Он вздохнул и улыбнулся. Надо приготовить лапшу с креветками и примочки от синяков. И, наверное, гостевую комнату.