(черновик, подлежит редакции)
https://www.youtube.com/watch?v=4HWv7U4X1cg&feature=share - анонс съемок
... за девять месяцев она бы уже поставила спектакль. А тут тянется байда. Клеет фильмик по крохам, а каждый день думается, что все это чушь собачья. Что всего мало. Как грохнуть бы стулом по компу, да то самодурство. Между тем мир несется мимо, значит, монтаж истории должен быть окончен. Харэ, как говаривала старшая сестра в Сибири, даже не подозревая, что это значит. Харэ. Иначе два человека станут одним.
Зачем розам шипы. Что за физиология с философией. Может, чтоб рыло не совало и грабли не тянуло все, что ни попадя. А то и вовсе предупреждение "я красивый, но острый - будьте об меня осторожней". Хотя, конечно, утилитарно если использовать - тут никакой философии не надо. Оторвал башку и на рынок ее, тут остается недоумение, хоть заколючься. В производство уйдет аромат, от него привлекательно пахнут женщины и помещения. Обесцветятся краски и цветы превратятся в мертвую блеклую слякоть, но они и без рынка все равно бы ссохлись и почернели, как все на этом свете когда-нибудь. Даже пирамиды бессмысленны, как оказалось. Не бессмысленна только чистая эфемерность: вершины человеческого духа...
Все что угодно она могла ожидать от своей работы, но только не того, что ей придется пропахать пласты истории страны и культурной жизни Ленинграда с 1929 года. Выглядит так: сидит и завывает от злости, оттого, что не может двинуться в монтаже дальше, потому, что крошечная деталь жизни героя требует перелопатить связанные с ним, имена.
А это вся история Ленфильма с 50 х. Кто, например, такая чернявая суровая дама с фотографии Кошеверова, жена режиссера и художника Акимова, в честь которого наименовали театр Комедии в Петербурге ( та самая, что и "Золушку", и "Полосатый рейс" и"Тень" много чего еще).,
Еще... уууу... Козинцев. Черкасов, оператор Москвин. Неизвестный ей режиссер Файнциммер, мимо имени которого бы не задержалась, или Вульфович и Курихин, но оказывается, что песня из их фильма у нее на слуху с пеленок. "Гремит фугас как пустой орех"...Это Ленфильм.
Дальше идет Ленинградское Тв. Тут хотя бы русские имена попадаются, а то уже начало казаться, не вышла ли
она замуж за еврея, если обязана перезнакомиться со всеми и вся от ФЭКСА как с табором.
Промелькнет имя телевизионного режиссера, а потом кто-то скажет о его жизни, например, родители у него были глухонемые, съемка задерживалась стихийно, а он не мог им даже позвонить. Ну и в таком роде.
Дальше театр. Эти истории вообще рвут душу. А как же история самого артиста.
Ах, да, там еще разведенные мама и папа, которые под старость съехались вместе, чтобы у невестки была квартира, при этом внучка осталась при них. Они были мудрее разведенной молодежи, участвовали при создании театра Ленсовета и Ленинградского мюзик холла, была еще война, поездки певицы мамы по лагерям Гулага, где у напарницы из дуэта сидел на Колыме муж - летчик. Жена выпросила его у гулаговского начальства на три дня. За это они задорно пели и без умолку смеялись.
Режиссер Владимиров, которого выгнал преподаватель Зон. На студента Владимирова настучал режиссер Акимов. По собственному почину стучал, в духе времени. У Зона двоюродный брат Генрих Ягода, а троюродный Яков Свердлов. Рассердился Акимов, давай Зону названивать на студента, который решил показаться к нему в театр на роль, мол, зачем ему русский мужик в штатном расписании, где все на несколько коленей вперед для своего роду племени. Зон за наглость, от обиды и ревности тоже разгневался. И под зад, да в шею. Вот, глядите у меня, сукины дети, в искусстве сук последнюю инстанцию, гневаюсь, чтоб вам пусто и страшно, и другим непоказно было.
Однако, ребенок уже на фронте отвоевал, пока Акимов и Зон в эвакуации ошивались. Зон выгнал, Меркурьев подобрал. А тут и Товстоногов.
Владимирову не пусто, не страшно, на суку не возьмешь - донжуанский список приличный. Пришел спасать театр, в котором еще недавно отбывал свою ссылку все тот же Акимов. Народу молодого притащил не меряно. Ну и тут же трудился артист, которого еще никто никуда не гнал. Играл себе черта. Уже представили к званию.
Скоро из театра, к чертям собачьим, на эстраду пойдешь. Пооботрешься, пока друг Владимиров не позовет, а уж звания, это ты, брат, шалишь.
У ревнивого препода Зона оттопыривалась бабочка и кискис, едва завидит ученицу Алису Фрейндлих. Вот на ней-то и женился Владимиров. Но есть то, что в театре никто не знает. Что уже обожравшийся и упившийся режиссер втихаря обожает талант заскребушкинова артиста. Любит за то, что тот неудачник. Без регалий, гордый, не просит. На своем месте, нерастраченный, но и не разбазареный. Так уважает, что припрятал подальше ради его творческого здоровья не только звания, а с ними кое какую, пусть небольшую деньгу, но даже актерский хлеб - режиссер прибрал себе его самые лучшие роли.
Таланту ужин - не нужен, утром чай, в обед - газета, умри ты сегодня, а я - завтра. В общем, хрен на блюде, а не люди.
Тут актера опять продешевило кино, как делало раньше и всегда. И только телевидение осталось артисту верно. Оно хоть как и кино тоже "оно", но характер легкомысленней и вес при законе искусств всех меньше, зато уж если полюбит - на дешевку не возьмешь. Зря, что ли, если придется, люди с камерой в руках умирают.
Отбирать отбирал, а лучше все равно не сыграл. Говорят, дядя актер попивал неделями. Совсем не спился. Здоровья и денег как у Владимирова на то не хватило. Ну, и, конечно, о бывших женах. Куда же в кино без них. С ними все хорошо. Он обеспечивал их квартирами. Они были искренне и классически счастливы потом "Ваш первый муж. А это ваш второй"
В девяностые годы Ленинграда не стало. Вместе с ним задышало на ладан его кино. Табор уходит на дно или в небо, а его место на новом месте займет что-то другое, живое, без кровавых, гнойных легенд.
Режиссер Владимиров впал в детство, предварительно обеспечив себе артистку почти на полвека себя моложе, то-ли жену, то-ли сиделку. И уж что точно ему было безразлично, так это то, что ленинградского телевидения больше не существует. И даже то, что кому-то дали заслуженного, когда тому стало совсем не нужно: за пять лет до смерти.
Кое-кто из артистов разбился или шагнул из окна. Но тут уж Владимиров вовсе не виноват, прошло столько лет, но они так его и не простили. Ласкал их народными, а потом в шею гнал за профнепригодность. А всего то делов: пошли и сказали в министерстве культуры, что он алкоголик.
Но ее актер везунчик. Он намучился, оттого, что надумал свой рак. Глядя на папу, так решили родные. Взял да придумал, как придумывал свои роли. Хоронили его из театра. 27 марта.
Его последней жене повезло меньше. К другим строгая, властная, она слишком много ему прощала. Ему прощала, а смерти нет. Он был младше и она не смирилась - так сказано в ее некрологе. Не смирилась с его уходом. Он когда был живехонек и здоровехонек уже уходил от нее. Она в больницу, почти с инфарктом. Тогда вернулся, а в этот раз нет. Умерла через пять лет в один день, но ее не хоронили в день Театра.
Вот такая история припожаловала к Заскребышу в ноябре. Дай-ка, думала, посмотрю воспоминание детства, спектакль, он входил во все дома до самого Заполярья к каждому ребенку с экрана черно-белого телевизора. К ней тоже. Посетила в момент, когда она размышляла о взаимоотношениях человека и дьявола. Ай, да, трактовка, сказала она себе и тем людям, что давно на том свете, режиссеру телевидения из детских программ, взрослым взглядом окинув работу артиста с цветочной фамилией, который сыграл для детей самого настоящего дьявола, смертельно тоскующего, опасного, древнего змея. Для чего играл. Может быть для того, чтобы они потом могли распознать. Да не черта с рогами, а человека. С дьявольским мышлением. Из века в век мимикрирует, но такая трактовочка на века.
Но вообще-то...она подпортила ему жизнь. Жил себе актер покойник преспокойненько, тут ворвалась режиссерша, живая баба, роется как свинья. Перетряхнула белье. Хорошо еще, что он тогда себя сжег, а то бы взгромоздили булыжники на его шею. И тут бы она с цветочками в осенний день припожаловала, чтоб в камере трогательно смотрелось. Иначе от нее цветочков днем с огнем не допросишься. Да говорит, врешь, больше всего ты мечтал, о любящих тебя, детях. Где бы на тех детей да времени, да денег, с таким графиком, где нет авторитетного профсоюза, который бы отвечал требованиям репрезентативности в рамках правового поля. Внуки, те выправят положение. По душе так вообще - одиночество. А живая в фотографию ногтем тычет: да у тебя, братец, даже дым от сигареты женщину беременную рисует.
Живые, они смешные, только о живом и толдычат. В каких снах подсмотрела. Что не знала - повыспросила, черт ее знает, где повынюхала. Разболтает еще. Шныряет по времени туды сюды и ругается, как сапожник. Требует отчета и покаяния, словно он на суде небесном.
Назвала свой фильм "Небожитель". Может, не прочувствовала чего, артист он и есть артист, не распознала. Зато вкусила хлебушек, простенький такой, почти незаметный публике черный хлебушек документалиста. Да и потом, двадцать самых лучших человеческих качеств не важнее ли собой всего двух недостатков, которые, хоть и к сожалению, но свойственны многим мужчинам. Зато если взять хотя бы одно достоинство - осмысленность творчества - не перетянет ли оно все грехи или грешки вместе взятые. И еще: кто из нас, братья артисты и сестры артистки смог сыграть так, чтобы через тридцать лет твою роль и тебя в ней в книжке нарисовали, а через пятьдесят провозгласили об этом. А? То - то и оно...What's in a name? That which we call a rose by any other name would smell as sweet.