Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 774. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Я помню жизнь весёлую и злую. 16.08.1974 года.
Фотоиллюстрация из ДМБовского альбома автора: ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Вахтенными у трапа (трап-сходни с корабля на причал) ставили только старшин не ниже 2 статьи и высоких, красивых, представительных и сильных, таких как старшина 2 статьи Павел Павлович Каретов, командир отделения радиометристов-наблюдателей РТС БПК «Свирепый», период службы 16.11.1971-12.11.1974. Дело в том, что вахтенный у трапа первым встречал и провожал всех, кто прибывал на корабль и убывал с корабля, в том числе он был первым, кто должен был оказывать сопротивление всем, кто попытался бы прорваться на корабль с враждебными намерениями. Вот почему вахтенных у трапа вооружали пистолетами ПМ (пистолет Макарова). Весна. 1973.
В предыдущем:
Вот тогда-то я и записал стихотворение, которое в минуту душевного откровения прочитал мне его автор, командир отделения радиометристов-наблюдателей Павел Павлович Каретов (период службы 16.11.1971-12.11.1974) – «Я помню жизнь весёлую и злую…».
Отсутствие писем от родителей и от друзей меня начало уже тревожить, видимо, что-то случилось, поэтому, чтобы заглушить тревогу и в то же время занять чем-то душу, я рьяно включился в подготовительные работы по подготовке к приёму оборудования РЭБ (радиоэлектронной борьбы) и начал активно участвовать в жизнедеятельности радиотехнической службы (РТС) БПК «Свирепый». Правда, я особо не старался, потому что для радиометристов и специалистов РТС я изначально всё равно был «чужой», потому что для них я был: «штурманец», «штурман», «рулевой», «библиотекарь», «художник», «почтарь», да ещё «идейный» и «комсорг»…
Вот это самое слово-понятие «идейный» одновременно отталкивало и привлекало ко мне ребят из всех боевых частей, потому что ко мне шли просто – поговорить по душам, поделиться чем-то, спросить, провериться, посоветоваться, а то и получить поддержку и помощь.
После того, как я на День рождения корабля опять вечером на баке во время перекура спел ребятам несколько песен под гитару, в том числе и свои, сочинённые в период службы, ко мне потянулись ребята, которые тоже играли на гитаре и пели песни, опять же свои или привнесённые ими с гражданки, это были, так называемые, дворовые или уличные песни, городской фольклор.
В пятницу 16 августа 1974 года поздно вечером, после того, как я, устраиваясь на койке, которую мне выделили в кубрике РТС, опять не выдержал и «встрял» в типично морской фольклорный разговор с элементами годковщины между «годками» и «молодыми» (на стороне молодых матросов), после чего возникла «напряжёнка», я попытался разрядить её, читая по памяти в темноту кубрика стихи гардемарина Коли Кольского в своей интерпретации (доработке).
На следующий день ко мне в «ленкаюту» пришли годки из РТС и сказали, чтобы я «не ломал сложившиеся отношения в РТС» и «не портил им их авторитет», чтобы я «защищал и поддерживал авторитет годков, потому что это соответствует морским традициям, а иначе они будут считать мои «идейные» действия как «западло»…
- Стихи ты, Суворов, читаешь отлично, читай и дальше, - сказали мне годки, - а в наши дела не суйся. У тебя есть своё отделение ПИП РЭБ и три матроса в подчинении, вот ими и командуй, а мы сами с усами, нам твои идеи не нужны…
Как мне всё это было знакомо ещё весной 1972 года в Дивизионе новостроящихся и ремонтируемых кораблей (Калининград), когда годками были «зубры», бывшие «салагами» и «молодыми» ещё во времена четырёхлетнего срока службы. Тогда я был «супер салага» по сравнению с ними, но они всё же поддержали меня и избрали тогда комсоргом корабля, значит мои идеи и борьба с порочными проявлениями годковщины была им понятна…
Потом то же самое было осенью 1972 года и весной 1973 года, затем опять осенью 1973 года и совсем недавно – весной и летом 1974 года, когда прибыло молодое пополнение, которое сейчас с трудом вживалось в наш «свиреповский» морской быт и флотский распорядок.
К сожалению, мои идеи и слова о морском братстве, о братишках, о том, что старшины и командиры отделений должны быть по отношению к салагам и молодым матросам как старшие браться, сами недоедать, но чтобы молодые организмы были сыты и здоровы, чтобы «молодые» не отвращались от службы, а служили с интересом, а «не из под палки», чтобы им годки не прививали своим примером порочный морской закон: «Моряк спит, а служба идёт», - не принимались…
- Не тобой, Суворов, заведено и не тебе решать, как нам быть и что нам делать, - сурово, с угрозой сказали мне годки РТС. – Ты нам не командир, ты чужой и ты лучше держись от нас подальше, понял?
- Нам служить осталось всего ничего, и мы заслужили немного побыть «годками». Ты не знал, какими были наши «годки» в РТС, например, твой друг Славка Евдокимов. Ох и попил он нашей кровушки… Теперь наш черёд…
- Но вы же не вампиры какие-то американские, - сказал я «РТСэсовским годкам», теряя терпение. – Вы же советские моряки, комсомольцы. Зачем же уподобляться худшим из нас, брать с них пример и мстить не им, обидчикам, а молодым? Они-то тут при чём? Эти «салаги» что ли над вами измывались? Или вам безопасней над слабыми измываться и заставлять их за вас приборки делать? Может это не месть и не флотский закон, в простая порочная лень, чванство и наглость сильных?
Годков РТС было несколько человек, и они могли мне тут же устроить, если не «тёмную», то уж побить «по светлому», то есть показательно дать мне в зубы, разбить нос, наставить синяков на рёбрах...
Вместо этого эти умные ребята молча переглянулись, сказали мне традиционно: «Смотри, Суворов, мы ещё встретимся!» и ушли, а через минуту один из них, Паша Каретов, вернулся и прочитал мне своё стихотворение…
Я помню жизнь весёлую и злую,
Блеск среди ночи ртутный фонарей,
Сквозь вихри танцев звуки поцелуев
И нашу улицу, что звали мы «бродвей».
И только ночь купалась в ртутном свете,
Плескалась в музыке и в блеске милых глаз,
Ночь помогла сказать мне на рассвете,
Что я люблю блеск ваших глаз и джаз.
Люблю я в парке тёмные аллеи,
Ходить и слушать, как листва поёт,
Люблю смотреть, когда заря алеет
И кто-то поутру домой бредёт.
Люблю я танцевать в хмельном угаре,
Где много музыки, где громко говорят,
Где так горят глаза, и пахнет джазом,
И парами влюблённые стоят.
Ловить привык я на себе чужие взгляды,
Заочные знакомства не новы,
И письма на мотивы серенады,
Где часто обращаются «на вы».
Стихи давно прошедшего столетья
Читать приятно мне, я не шучу,
Но ждать не нужно скорого ответа
Мне душу не разжечь, она в плену.
С тех пор прошло уже почти три года
И жизнь я стал по-новому ценить,
И вскоре, после вашего ухода,
Я изменился, стал иначе жить.
Не думайте, что я разочарован,
И скептиком на всё вокруг смотрю.
Пусть я не так, как раньше, очарован,
Но в пламени любви, по-прежнему, горю.
Пусть вы тогда ошиблись – и жестоко,
И всё хотели снова возвратить,
И пусть тогда я был не одиноким,
Но вас хотел, как женщину, любить.
Ну, а теперь скажу я Вам «по правде»,
В другую я без памяти влюблён
И с каждым её словом или взглядом
Я понимаю, что навеки покорён.
И к Вам теперь мне дела вовсе нету,
Вы извините, что так грубо, но зачем
Читать нам прошлогоднюю газету,
Коль в мире много новых перемен?
И чтобы это всё не повторилось,
И чтоб не быть обманутым опять,
Давайте помнить музыку «бродвея»
И вечер тот, что не вернётся вспять.
Ну, а сейчас чтоб избежать наветов,
Чтоб распрощаться с вами навсегда,
Прощайте, ваш когда-то «граф Каретов»,
Ваш «бывший», но такой же, как всегда.
Ремейк А.С. Суворова от 11 августа 2017 года на стихотворение Павла Павловича Каретова, командира отделения радиометристов-наблюдателей РТС БПК «Свирепый», период службы 16.11.1971-12.11.1974.
Павел Каретов открылся мне совершенно другой личностью по сравнению с тем, как он себя представлял на корабле, в РТС, на службе. Это оказался глубоко ранимый, чувственный, самолюбивый, всё понимающий, одновременно сильный, и мужественный и нуждающийся во взаимопонимании человек, как жаль, что мы раньше не подружились с ним только в конце срока нашей службы.
Стихотворение Паши Каретова вдохновило меня на оформление стенной газеты со стихами и песнями – творчеством матросов и старшин, личного состава экипажа БПК «Свирепый», я начал быстро собирать, переписывать и оформлять в своей рабочей тетради стихи, назвав этот сборник «Морская поэзия».