Вопросы есть – ответов нет?
(рассказ – очерк)
Четырех полосная автомобильная трасса проходит по ровной местности. Скорость довольно большая и перелески как будто пролетают. Управлять автомобилем по такой дороге – одно удовольствие. Легкий ветерок обдувает салон «семерки» все в прекрасном настроении. Все замечательно, но у меня «комок» в горле стоит. Я еле сдерживаю слезы.
Такое состояние у меня бывает всегда, когда мы подъезжаем к городу Бобруйску – моей малой родине, или уезжаем отсюда. В Бобруйске я прожил 18 лет, а потом армия и самостоятельная жизнь, не имеющая ничего постоянного. Вечные переезды по России. Но почти каждый год летом я старался посещать милый моему сердцу Бобруйск.
Здесь прошло мое детство и юность. Здесь я учился в техникуме и встретил свою любовь. Я приезжал в отпуск, ставил машину на стоянку и, тайком от всех обходил городские улицы и парки, посещал друзей. Стоял вместе с НИМИ на бирже (место, где собиралась вся молодежь города).
О бирже надо сказать особенно, потому что это место, как говорится, намоленное. Здесь встречаются друзья, совершаются сделки, обсуждаются события в мировом и местном масштабе.
Хочешь узнать последние новости г. Бобруйска, иди на биржу и обо всем узнаешь даже с «картинками». Это сейчас в интернете можно узнать про Бобруйск. И все же живое слово ничем не заменишь. Представьте себе, что по улице Социалистической (или Социалка – название улицы на которой расположена биржа) прогуливается молодой человек с девушкой. Напротив стоят молодые люди. Один из них вежливо здоровается: «Шалом, Изя!» и тут же, не задумываясь, отвечает: «Зай гезунд» (будь здоров!).
Напротив биржи расположен знаменитый магазин «лакомка», где продавались конфеты, пирожное и всякие другие сладости. Особым спросом у посетителей пользовался молочный коктейль. В отдел, где готовят коктейль, всегда была очередь. Ну, наконец-то коктейль готов и все рассаживались у столиков и медленно потягивали эту негу.
Ну как не пожелать людям приятного аппетита. Ответ был готов сию минуту: «Какое Ваше дело до нашего аппетита?». Причем это звучало без злости, непринужденно, как- будто так и должно быть.
В выходные дни на бирже было людно. И как-то незаметно биржа сливалась с колхозным рынком. Перед входом в рынок зачем-то красовалась водяная колонка. Там же была стоянка такси. Мама работала недалеко от биржи, и каждый день я ее провожал на работу. По пути мы заходили на рынок, и она покупала мне стакан ягод. Затем делался кулек из газеты, кда высыпались ягоды. Так было почти каждый день.
На рынке выбор сельскохозяйственной продукции был настолько большой и настолько широк, цены были настолько доступны, что торг, бывало, шел на десятки копеек.
Особой популярностью пользовались молочные продукты(сметана, творог).
Процесс покупки сметаны или творога – это шедевр. Я только сейчас понимаю, что это все надо было записывать, фотографировать. Это называется одним правильным словом - самобытность.
Так вот. Мама за молочными продуктами направлялась в отдельный павильон.
В павильоне в ряд за прилавками стояли продавцы, демонстрируя свою продукцию. Подойдя к прилавку, мама выставляла указательный палец вперед. Без лишних объяснений продавщица накладывала на него немного сметаны. Мама мастерски слизывала продукт, и громко причмокивая, определяла качество продукта только ей известным способом. Затем следовал небольшой торг и свежайшие вкуснейшие продукты на следующее утро появлялись на столе.
Ничуть не хуже были и мясные продукты. Особой популярностью пользовалась домашняя колбаса. Уже через много лет я жил и работал в городе Гороховце. Зная, что я еду в Бобруйск, глава района поручал мне привезти колбасу(как он ее называл) пальцем тыканную. Я отказать не мог, и привозил 5-7 кг такой колбасы. На границе с Россией меня пограничники спрашивали, зачем столько колбасы. Я объяснял, что глава района белорус, и жить без такой колбасы не может. Меня пропускали, улыбаясь вслед.
Вечером биржа потихоньку перемещалась в городской парк. Молодежь ходила кругами по освещенным асфальтовым дорожкам. Высоко разбрызгивая струи воды, работал красивый фонтан. С заходом солнца загоралась рампа у кинотеатра «Мир», приглашая на вечерние сеансы. Особенно ярко горели огни, освещая исполнителей шейка на танцевальной площадке под музыку эстрадного оркестра. Среди танцующих выделялся пожилой мужчина лет 75- 80. Уж очень хорошо, не по возрасту, он танцевал. В каждом движении чувствовалось старание. Его звали Григорий. Он редко пропускал танцы, разве что когда кончался сезон. Ходила молва, что у Григория было два сына, которые погибли на фронте. И Григорий дал крепкое мужское слово – «Раз мои любимые сыновья не увидят юность, буду танцевать за них, пока хватит сил».
…Как и все, я учился в школе, вступил в октябрята, затем в пионеры, ходил в студию по классу аккордеона, проявлял способности к танцам, занимался фехтованием, учился играть на гитаре. А в выходные дни у нас в семье был обед. Все члены семьи, независимо от нахождения, должны быть дома к определенному времени. Мама готовила фаршированную рыбу и тыгарц ( картофельная бабка) а в праздники – струдул и рулет с маком. Я до сих пор ощущаю вкус и запах этой божественной еды.
Бобруйск практически ничем не отличался от других городов Беларуси. Однако главной достопримечательностью города были евреи. До 90-х годов XX века здесь их было большинство. От этого город становился лучше, самобытнее. Полу белорусский, смешанный с полу еврейским диалект звучал везде. Порой казалось, что находишься в Одессе на Дерибасовской.
«Малая Одесса» - я так бы назвал Бобруйск.
Меня всю жизнь волновал вопрос: «Почему евреи начали покидать (уже покинули) насиженные места. Где-то я читал, что признаком нехорошей жизни является массовый исход евреев. Видно они невидимым чутьем (данным только им) предсказывают беду. Что заставило евреев Бобруйска уехать в Америку, Израиль, Канаду, Австралию и т.д. что им не хватало? Или они, бросив могилы родных, искали лучшую долю? Что держит их на чужбине? Что заставило променять тихую, относительно сытую жизнь и начать все с начала. Боюсь, что не отвечу на этот вопрос до конца своих дней.
Почему дядя Макс Хавкин, являясь лучшим таксистом города, авторитетнейшим человеком, уехал в Лос-Анжелес? Уехал, чтобы там умереть?
Уехал…, так и не дождавшись своего старшего сына, моего друга Леонида Хавкина. Вопросы порождают, новые вопросы. Мы никогда не ответим на этот вопрос, потому что правду унес с собой дядя Макс.
Почему сын одного из лучших адвокатов города Анатолий Горовой не поехал с родителями в Израиль, а затем в Канаду? Почему он сделал генеральскую карьеру здесь в России и умер, не дожив до пятидесяти пяти? Опять вопрос. А будет ли ответ?
Жили мы небогато, но и не бедно. Никогда голодными, раздетыми не ходили. А ведь мама практически нас с сестрой тащила одна. Друзей у меня было много. В детстве закадычными друзьями были Володя Лебедев и Алик Реутский. Мы организовали вокально-инструментальный ансамбль. Это был первый ВИА в Бобруйске и все, конечно, было допотопно. Мы играли на простых гитарах, а голоса у нас были хорошие, пели мы чисто. Помню первое публичное выступление ансамбля. Оно состоялось в доме офицеров. Представьте, мы на сцене. А перед нами полный зал таких же мальчишек, как и мы. Был конкурс на лучшую эстрадную песню. Мы пели «Шизгарэл». Когда песня была закончена, зал взорвался овацией. Это был первый серьезный успех. Потом мы часто выступали в школах, на вечерах. Ездили в Минск. Это были «золотые» годы. Потом судьба нас разбросала.
Совсем другое дело, когда мы стали курсантами. Совсем другие интересы. Мы много читали, а анализ прочитанного разбирался на посиделках у Галины Шмагиной на Невском. Уже тогда (конец 70-х г.г.) прошла первая волна репатриации. Но все это проходило как бы мимо нас. Мы летали в облаках. Нам было хорошо вместе, а остальное существовало как бы само собой. Учились мы в престижных ВУЗах, были неплохо подготовлены и думали, что это будет вечно. А тем не менее друзья уезжали. А уезжали сами от себя, потому что в данной обстановке сами становились антисемитами, ненавидели прежде всего себя. Они бросали все. Хотя немногим посчастливилось крепко стать на ноги.
Так, в эти годы моя тетя отправила свою несчастную дочь с внуком в Израиль. Одних, на произвол судьбы. Но счастья у них не получилось. Игорь оказался серьезно болен и сейчас на инвалидности.
Но вот в чем вопрос? Почему они назад не приезжают? Судьба не сложилась, а они не возвращаются. Почему? Мало того, она сама уехала, захватив с собой младшую дочь. У этих родственников все сложилось гораздо лучше. Рита всю жизнь преподавала русский язык, а ее муж стал профессором израильского университета. Вот она всю жизнь жалела, что уехала.
Почему так? Может быть из-за неуемной еврейской души? Все не так!
Опять вопросы, которые бесконечно любят задавать евреи. Так правильно мы сделали, что не уехали? Который раз, пользуясь изречением, что история не терпит сослагательного наклонения. А евреи? Ах если бы, да кабы…