Заклятие Лунного старца Отрывок из романа

Снежный Ирбис
       Ветер с силой рванул створку низкого оконца под кованой решеткой, покрытой облупившимся черным лаком, и поток холода ворвался в полуосвещенное помещение, неся с собой дыхание дальнего ледника. Волны свежести заполонили опочивальню, быстро вытесняя скопившиеся за ночь запахи благовонных трав, идущих от неостывших еще жаровен, в которых тлело несколько углей. Ветер принес с собой и отголоски низкого, едва уловимого гула. Воздух в комнате стремительно остывал.
      
Золотые подвески легкого полога, закрывавшего ложе, нежно звякнули, тронутые струей прохлады. Не просыпаясь, принцесса глубоко вздохнула, чуть потянулась, хотела  по-кошачьи свернуться калачиком под  одеялом, но, повинуясь  внутреннему контролю, тут же выпрямила тело и повернула в сторону открывшегося окна голову на высоких подушках.
      
И во сне она помнила о строгих правилах этикета, требовавших, чтобы движения, жесты и позы женщины королевского рода были изящны и красивы.
      
Организм  любого человека, как совершенный сенсорный аппарат, чувствует смену природных ритмов, называемых циклами, или временами года, так и мозг спящей тоже преобразовал несмолкаемый гул, похожий на инфразвук, в сигналы наступления нового сезона.
      
Шестнадцать годовых циклов девушка слушала звуки времен года и знала: такой шум поднимается ранней весной в горах, когда теплый воздушный фронт срывает с мест снежные лавины и те несут вниз тысячи тонн льда и фирна , захватывая со всех сторон груды камней, щебня, ломая деревья, как хрупкие сухие палки, и оставляя  в местах скопления крепких деревьев и цепкого кустарника только голые серые проплешины.
      
Лавинные массы погребли бы под собой все, встреченное ими по дороге: деревни с жилищами людей и подсобными строениями - овчарнями, конюшнями, сараями; накрыли бы табуны коней, стада яков и коз, отары овец, бродивших по террасам в  поисках трав; словно букашек, с легкостью смели бы коров с телятами, дремлющих в коровниках, величественно медлительных верблюдов на привязи – никто не спасся бы от этого страшного потока, даже умеющие перелетать с места на место индийские куры с петухами и быстроногие пастушеские собаки, и те нашли бы свою смерть под толстым снежным покровом. 
      
Но движение лавин из века в век встречало на своем длинном пути множество препятствий в виде сотен широких и узких террас и седловин, зияющих разломов и глубоких трещин в горных породах, и постепенно сила этих смертоносных масс уменьшалась, значительная часть снега проваливалась в расселины, инерция лавин гасилась, пока вместо снега и камней не оставалась в воздухе легкая снежная пыль, похожая на слоистый дым от костров, которые осенью жгут на полях крестьяне. Поэтому все, что имелось в долине, сотни лет оставалось целым и невредимым, и лишь эхо страшного гула долго перекликалось в ущельях.
          
Спящая девушка глубоко дышала под теплым мехом, слушая беспокойные шумы гор, но забравшийся за полог холод быстро остудил  ее открытое лицо, и щеки начали зябнуть.
      
Она пошевелилась, ища утерянное тепло.
      
- Опять Церинг Роя не закрыла окно на задвижку, - подумала она о служанке  и проснулась.
      
Стараясь согреться, натянула на голову одеяло, подбитое изнутри шелком, оставив узкую щель для носа и глаз.
      
В открывшемся окне увидела свечение занимающегося рассвета – и рассмеялась: она была по-юношески жизнерадостна. Наблюдение мира вокруг и вне ее поднимало настроение и давало ощущение счастья.
      
Порадовавшись зарождению дня, девушка вновь крепко уснула.
      
Опочивальню заполнило предутреннее сияние - это с небес сошел затухающий блеск созвездий и высветил находящиеся там предметы: украшенные золотом изваяния буддийских апостолов , символы долголетия, изготовленные умелыми мастерами из золота, серебра и слоновой кости, полки с рядами книг, стоявших в футлярах, несколько кованых  треножников с водруженными на них резными индийскими курительницами, заполненными уже остывшими углями дерева молори, от которого едва заметно веяло  ароматом кипариса.
      
В углу у окна тускло блеснуло напольное бронзовое зеркало с нанесенными на стекло иероглифами красоты и здоровья; рассеянный свет лег на поверхность высокого европейского столика с  открытой французской книгой на нем, которую принцесса читала днем; на краю стола сверкнула натертым боком  агатовая тушечница, показались сложенные стопкой отполированные дощечки и листы бумаги для письма: белоснежной рисовой - для стихов и писем брату, золотой веленевой - для важных распоряжений. Рядом обрисовались три нефритовые подставки, служащие вместилищем орудий письма,– в них, как воины в строю, замерли наготове закрытые серебряными колпачками кисточки из колонкового и соболиного меха,  шариковые ручки и остро заточенные карандаши.
      
Все вещи в комнате свидетельствовали о тонком художественном вкусе молодой хозяйки, которая умела сочетать изысканную простоту и изящество. Это свойство было у нее в крови, в наследственной памяти представительницы высокой культуры двух древних народов.
      
 Принцесса Цзяйлинь  Су Чунь принадлежала к очень старому роду представителей боковой ветви китайско-маньчжурской королевской династии Айсиньгиоро. Ее родители умерли рано, а старший брат, последний и единственный наследник княжеского престола, жил в Европе. Опасаясь репрессий со стороны китайских властей, принц Чжэй Фэн с помощью дяди Цзюй Вэн Лу, родного брата  матери, князя Тобгала, десять лет назад перебрался в Англию и остался там жить и учиться. Сейчас последний наследник рода продолжал образование в одном из престижных закрытых университетов.
      
Маленькая принцесса никакой опасности для великой родины не представляла, поэтому власти разрешили ей вместе с небольшим штатом слуг, административным персоналом, врачом и юристом, тихо проживать в эмиграции в одном из фамильных дворцов, бывшем королевском имении, находящемся в недоступной горной местности северо-восточного Непала. С точки зрения юрисдикции двух стран,  положение дворца было спорным: с одной стороны, он якобы находился в ведении китайских властей, с другой стороны, это была все-таки территория суверенного соседнего королевства, и дворцовый комплекс с прилегающей обширной территорией парков, ландшафтных ансамблей, небольших селений, в которых жила прислуга и ее многочисленные разросшиеся семьи, имел статус анклава.
      
В правой части покоев располагались комнаты служанок, там не было слышно ни звука: девушки спали крепким предутренним сном без сновидений. У них не было привычки вставать чуть свет, как полагалось дворцовым служащим. Положение служанок принцессы  было более высоким по сравнению, например, с поварами,  уборщиками, сторожами или даже писцами-историографами, и избалованные девушки просто бездельничали, злоупотребляя добротой юной госпожи, и старались прожить новый день как можно веселее.
    
В левой половине служащие поднимались до рассвета, и помещения дворца наполнялись скрипами открывающихся дверей, звуками осторожных шагов и легкими  шорохами деятельности.
      
Ледяной утренний воздух, волнами врывавшийся в окно, принес аромат  цветущих горных трав, его разбавил сладкий привкус дыма со стороны деревни – крестьяне вставали затемно, готовили пищу на день; из стоявшего в отдалении помещения дворцовой кухни тоже заструились во все стороны запахи занимающихся в очаге дров.
      
 В кронах деревьев послышались пока еще приглушенные птичьи приветствия, в которые вплелось пенье жаворонка, - утро властно заявляло о себе. Цзяйлинь окончательно пробудилась.
      
Девушка вслушивалась в привычные и знакомые знаки наступающего цикла: вот освобожденные теплыми ветрами с юга ледниковые воды весело и деловито спешат к морю, заполняют обмелевшие за зиму илистые реки, текут в руслах, клубятся, набирая силы, их темные упругие спины покрываются белыми барашками; в долине жаркие воздушные вихри, пришедшие с Индийского океана, окончательно согрели растительный и животный мир, и тот, стряхнув оцепенение, принялся размножаться, цвести и благоухать - таков благословенный цикл гуюй!
      
Весенние луны – радостное, но ответственное время для крестьян: от зари до зари женщины и дети трудятся на полях, в садах и огородах, в кошарах выхаживают народившихся домашних животных, пожилые мужчины, собрав стада из сотен голов, перегоняют молодняк вместе со всем скотом на дальние пастбища.
      
Работоспособные сильные мужчины заняты поисками работы за пределами долины, в других краях. Так они поступают из года в год.
      
Юная принцесса знала о бедственном положении людей приютившей ее страны, но не могла предоставить  чужому народу достаточное поле деятельности, хотя жителям долины помогала по мере сил.
      
Цзяйлинь радовалась приходу времени гуюй, с любопытством наблюдала за работами садовников во внешних и внутренних парках,  в  саду бонсай, где стояла ее любимая пагода для размышлений.
      
Луны гуюй, называемые временем лиловых туч и дождей для земных злаков, принесли весенние цветы. Предгорья красовались в растительном уборе, словно драгоценные чаши, выточенные из нежной яшмы.
      
С некоторых пор она заинтересовалась ботаникой, поставив задачу выучить латинские и французские наименования цветущих растений. Часами перелистывала огромные тома атласов, бегала по паркам и садам, срывая цветки и листья, которых еще не знала, и искала в книгах их названия. Или, выйдя за ограду дворца, поднималась вверх по склонам крутых холмов, густо заросших травами.
      
Там, сидя  на цветущем ковре, набравшем силу, брала  лупу на длинной ручке и старательно сверяла рисунки в атласе с живыми образцами. В толстую тетрадь выписывала названия: столбиком, по-китайски, и в строку, на латыни и на французском.
      
Устав от ботанических и графических экзерсисов, ложилась в высокие травы, глядя в безоблачный индиговый купол небес и мечтая о чем-то неясном.
      
Занятия не прошли даром, и диалектные названия обрели литературный облик, получили латинские параллели. Принцесса выучила мудреные названия привычных с детства обитателей своего края: проломника, похожего на высокие, пышные подушки;  вальдгеймии, распластавшейся, словно  осьминог, прямо на камнях, которой не страшна разреженная атмосфера вершин, как морскому обитателю давление вод; гималайского подсолнечника, спускавшегося рядами в долину, подобно золотоносным ручьям; паутинной красавицы соссюреи.
      
Цзы Сун Цин, лейб-медик принцессы, не одобрял биологических увлечений госпожи, а в особенности того, что она без сопровождения служанок поднималась в горы и многие часы проводила там в одиночестве.
      
-Ваше высочество, - нудно забубнил старый врач, когда та вошла в комнату для занятий, - прошу простить, но увлечение ботаникой более пристало аптекарю или лекарю, нежели великой княгине!
      
-Но это так интересно, доктор! – возразила девушка. - Посмотрите, какой причудливый мир окружает нас!
      
И продекламировала стихи на вэньян:
       В душистые вешние ночи изящны луна и цветы.
       Я не сплю до рассвета, но все не являешься ты.
       В дворцовом саду осыпается сливовый цвет,
       Холодное ложе из яшмы хранит слез моих след…
      
-Вы не замерзли ночью, принцесса? – обеспокоился врач, вглядываясь в порозовевшее лицо девушки.
      
Та чуть принужденно засмеялась:
      
-Да нет, это поэтическая метафора, сяньшен Сун!
      
Сун Цин помолчал, склонив голову, по своему обыкновению, он не посмел просить дальнейших объяснений по поводу стихов и возразить невиданному сумасбродству.
      
Принцесса не унималась:
      
-Как жаль, доктор, что эти роскошные цветы могут увидеть лишь местные пастухи да альпинисты! Мне бы хотелось написать книгу о царстве флоры этих мест, чтобы все люди узнали о нашем крае!
      
-Вы слишком романтичны, Ваше Высочество! – пробурчал доктор, отводя глаза. – Однако в стихах говорится о друге сердца, которого ждет девушка.
      
Верный придворный испытующим взором впился в принцессу.
      
Она покачала головой, оставив без ответа замечание о друге. Воодушевившись новыми соображениями, воскликнула:
       
-А сколько туристов приехало бы к нам в долину, чтобы хоть раз в жизни повидать цветущие горы! Жаль, что у вас нет никаких способностей к маркетингу!
      
-Виноват, Ваше Высочество, в самом деле, нет! Но осмелюсь напомнить, у меня есть другие, более важные способности, - разобиделся Цин Сун, но Цзяйлинь махнула  рукой.
      
-Придется обратиться к дяде!
      
Широкая душа доктора вмещала послушание и предупредительность придворного и нежную заботливость старой няньки. Воспитатель, слишком глубоко сидевший в нем, возразил:
      
-Я счастлив, Ваше высочество, что вы видите эту красоту и она доставляет вам удовольствие! Но не утомляет ли вас ежедневный подъем в горы? Может быть, вы займетесь физическими упражнениями в саду бонсай?
      
Девушка лишь посмеялась тревогам доктора. Для нее прогулки по горам не представляли никаких затруднений: поднимаясь бегом по крутым склонам на двести-триста метров, иногда даже хваталась за стебли  трав, чтобы не скатиться вниз, но дыхание при этом не прерывалось, она не задыхалась, а сердце стучало так же ровно, будто она размеренно шагала по равнине.
      
Разве чувствует усталость  пестрая бабочка, перелетая с цветка на цветок по тысяче раз на день в поисках нектара? Устает ли юная лань, вырвавшись из зарослей топких тераев и скача по тропам просторной долины?
      
В покоях принцессы  служанки расставили десятки  ваз с гималайскими маками. В классной комнате царили голубые, в спальных покоях – розовые, а столовую и парадную залу украсили роскошные экземпляры золотой королевской расцветки. Их откровенной красоте не было аналогов в мире. Определенно, в Гималаях росли самые красивые и необычные цветы на земле!
      
Любимое место Цзяйлинь – каменную резную беседку, или пагоду для размышлений, украшали всевозможные сорта цветущих маков - от светло-голубого до темно-синего и фиолетового. Весеннее цветение вдохновляло чуткую душу  Цзяйлинь, здесь она уединялась, чтобы почитать в тишине французские, английские, индийские или старинные китайские книги, здесь, будто затерянная в цветочном царстве, девушка мечтала, писала брату письма, сочиняла стихи и музыку в чужой и своей национальной декламатической или мелодической манере.
      
Дивный период гуюй! С его наступлением потоки горного воздуха начинали гулять по гулким парадным комнатам с низкими резными потолками; постепенно залы и тесные закоулки дворца заполнял ветер и выгонял прочь запахи зимы, ячьего жира, даже в комнатах трех старых, уже никому ненужных наложниц и в покоях немощных кормилиц становилось свежее; принцесса бегала по комнатам и радостно кричала, вызывая звонкое молодое эхо.   
      
Как не закричать юной девушке, почуяв зов гуюй?! Ощущая чутким носиком волнующие ароматы талой воды, едва уловимого запаха меконопсиса и сладость прекрасных маков?!
      
С высокого плато, на котором  раскинулось имение  князей Чунь, можно было часами любоваться, как лежащая  у подножия великих вершин долина по мере подъема солнца переливается изумрудными всполохами шелка, похожая издали на лоснящуюся шкуру гигантского зеленого дракона, который однажды влетел в долину с расправленными крыльями, да так и  застрял в ней, стиснутый поясом гор. 
      
-Уже на исходе гуюй, - не переставая, напоминал Цин Сун, - вот-вот наступит цикл лися! Князь Тобгал пожалует с визитом…
      
Принцесса радовалась:
       
- И с подарками! Прелестные летние месяцы, они длятся ровно  девяноста четыре дня… Будут праздники, торжества! Будут интересные встречи!
      
-Давайте устроим бал! – воскликнула она, и закружилась в вальсе вокруг застывшего врача. – Объявим прием!
      
Доктор почтительно поклонился.
      
-Прием в честь вашего семнадцатилетия назначен, Ваше высочество! Вам это хорошо известно,- напомнил он чуть обиженно.
      
Но принцесса беззастенчиво прервала брюзжания  старого слуги и вихрем вылетела из классной комнаты. Ее ждали более интересные занятия.
      
Действительно, еще два дня – и закончится лунный месяц благоухающих пионов, и с приходом дракона – величайшего знака стихии воды - начнется лето. 
      
Девушка стояла на крыше самой высокой  башни замка и любовалась открывающимся видом, переводя взгляд с окрестных гор на холмы, покрытые пестрыми травами,  на лоскутное одеяло  простиравшейся внизу долины.
      
Вчера молодой тайский врач, окончивший стажировку в Берне, передал ей письмо от Чжэй Фэна. Она радовалась: брат жив и здоров. Но как долго продлится их разлука?
      
Чжэй окончил курс экономики и банковского дела в закрытом университете Англии, получив магистерскую степень, а затем, заинтересовавшись историческими науками, переехал в Берн и продолжил учебу в университете на факультете истории и социологии.
      
Обычно церемонные письма брата были сухи и вежливы, лишь в последней строке привета она улавливала едва скрываемую грусть. Она сожалела об одиночестве брата и старалась как-нибудь развеселить его и доставить маленькую радость: вкладывала в конверты засушенные цветки или нежные листки молодого бамбука, украшала поля своих посланий миниатюрными рисунками заснеженных гор, изображениями животных: лохматых яков с длинными крутыми рогами, тонконогих изящных цапель, поющих зябликов на цветущей ветке сливы. Иногда заставляла позировать какую-нибудь терпеливую служанку и, глядя на нее, рисовала изображения девушек; как память брату о далекой родине, писала прелестные печальные стихи.
         
Чжэй Фэн любил ее письма и от всего сердца благодарил за искренние милые подарки.  Его душа была так  же романтична и нежна, как у сестры.
      
Начало полученного письма соответствовало правилам эпистолярной стилистики, но содержание оказалось совершенно невероятным. Брат писал о себе, как требовал канон,  во множественном числе:
      
- Ваше высочество, наша драгоценная сестра! Мы рады сообщить вам, что ваш брат нашел счастье в чужой стране. Чем долее мы находимся здесь, тем более проникаемся культурой этого края, и тем более нам нравятся здешние народы. Не так давно мы посетили концерт знаменитой в западном мире четверки  музыкантов и певцов. Во время концерта, который был похож на самый безумный в мире карнавальный праздник, мы познакомились с прекрасной девушкой. Ее место на скамье было совсем близко. Неожиданно девушка вскочила и, начав ритмично двигаться, схватила нас за руку и заставила танцевать. Мы были слишком удивлены, чтобы отказать ей!
      
Цзяйлинь звонко расхохоталась, представив, как растерянный брат с важным неподвижным лицом танцует, вернее, прыгает с незнакомкой под неистовый рок-н-ролл четверки Биттлз.
      
Она сама тоже не сразу поняла магическую силу этих певцов. Они пели рок, джаз, использовали симфоническую музыку. Наверное, их исполнение имело психоделический эффект, потому что молодежь всего мира сходила по ним с ума. Притягательность нежного тембрового окраса их голосов, редкостно слаженное пение заразительно воздействовали на аудиторию, а  внешность молодых, красивых парней навсегда оставалась в памяти впечатлительных девушек. Но, скорее всего, их музыка так быстро завоевала мир, потому что ее ритмы молодости были созвучны душе планеты.
      
Цзяйлинь они нравились, и она любила напевать некоторые их песни, особенно Мишель, Герлз или Let it be.
      
Дальше брат писал, уже отступив от правил дворцовой стилистики.
      
Говоря о себе, он перешел на местоимение единственного числа, как простолюдин. Эта форма сильно задевала, девушка поняла: брат навсегда удаляется от нее, от прошлого и всей прежней жизни, которую жестокий режим новой власти беспощадно разрушил, растоптав все.
      
-Чжэй Фэн слишком давно живет в Европе инкогнито, - подумала Цзяйлинь. - Наверное, на чужбине начал забывать, что он принц, потомок знаменитой династии.
      
Впрочем, этот факт девушку не смутил. Она и сама, живя, хотя и вблизи великой родины, но в чужой стране, тоже стала проще, и ей это нравилось больше, чем глупая дворцовая чопорность. Она – принцесса, а не старая, беззубая наложница, в которой только и осталось от былой важности, что надменные манеры да надутый вид.
      
Она была маленькой девочкой, когда старший брат покинул семью, и смутно его помнила. Переписка сблизила их. В посланиях друг другу они черпали уверенность если не в будущем, то хотя бы в единстве прошлого.  Чжэй всегда был чувствительным юношей и, в отличие от родителей, редко скрывал свои эмоции: мог громко смеяться, не стеснялся даже плакать от радости или от огорчения. В одном из писем брат признался, что заплакал, обнимая маленькую сестру перед разлукой.
      
Слезинка грусти повисла на ресницах девушки. В этом отношении они были похожи. Цзяйлинь тоже вела себя естественно, хотя и более сдержанно, чем Чжэй Фэн.
      
Легко и откровенно он  написал, что влюбился  в новую знакомую без памяти.  Его возлюбленная была родом из северной страны Норвегии, которая казалась ему страной романтики, льдов, фьордов и таинственных северных саг.
      
Из книг Цзяйлинь знала, что земли Норвегии в старину населяли викинги, бесстрашные и жестокие воины-завоеватели, которые занимались прибыльным, но опасным разбойным промыслом, они грабили ближние и дальние страны. Правда, сейчас это была цивилизованная, развитая страна.
      
Чжэй Фэн сообщил: девушку зовут Джоханне Хильда Вигхелм. Он признался:
      
-Имя моей возлюбленной кажется мне самым прекрасным из всех когда-либо слышанных женских имен.
      
Прочтя письмо брата до конца, Цзяйлинь чрезвычайно взволновалась. Чтобы никто не посмел помешать, девушка прошла во внутренний двор и направилась в сад, там, в белой пагоде, вновь перечла письмо.
      
Ей имя Джоханне Хильда Вигхелм показалось варварским и неблагозвучным – целых три придыхания!
      
Она шагала взад и вперед по гладким плитам беседки, затем спустилась в сад и, медленно прохаживаясь вдоль ограды, раздумывала о судьбе брата и одновременно любовалась великолепием садовых цветов.
      
Чжэй влюбился в девушку другой расы, другой культуры, иного образа мыслей.
      
-Интересно, - думала принцесса, - какого происхождения его возлюбленная? Вряд ли в ней течет королевская кровь. Кажется, в Европе совсем и не осталось королевских фамилий, разве что в трех- четырех странах…
      
Имя избранницы Чжэй Фэна не выходило из головы.
      
-Что бы оно могло означать? – задала себе вопрос. По слогам произнесла вслух странное норвежское имя:
      
-Джо-ханне.
      
Звуки оказались явно трудными, но затем она вспомнила, что одно и то же европейское имя в разных языках может произноситься по-разному. Приступив к лингвистическим экспериментам, обнаружила и другие фонетические формы имени:
      
-Джоанна, Йоханна, Жанна, Ханна, Иоанна.
      
Произнеся вслух последние три, Цзяйлинь засмеялась и захлопала в ладоши: она разгадала загадку чужого имени! Ну а второе явно было северным.
      
Она не раз встречала в произведениях европейских классиков подобные имена героинь: Анна, Жанна, Джо. Вспомнила: такие же имена носили некоторые американские и французские киноактрисы, и довольно известные, да и в художественных фильмах они встречались. Принцесса догадалась: первое имя возлюбленной брата оказалось весьма простым, греческого происхождения, а поскольку христианская религия в Норвегии приобрела характер лютеранства, одного из протестантских течений, то и имя неизвестной ей девушки тоже имело христианские корни.
      
Самостоятельно окончив сложный этимологический анализ имени другой культурной традиции, Цзяйлинь стала думать о том, смогла бы она сама влюбиться без памяти в европейца? Подобная смелая и неожиданная мысль вызвала у девушки живейший интерес, и она попыталась представить образ будущего возлюбленного.
      
Цзяйлинь принужденно хихикнула и вприпрыжку спустилась по ступенькам в нижнюю часть сада, где и закружилась в танце среди буйного царства своих цветов. Она танцевала и прищелкивала пальцами разведенных в стороны, словно крылья, рук. Покачивая тоненьким станом и  подпрыгивая, принцесса неожиданно испытала прилив грусти:
      
-Вероятно, мне не суждено иметь семью! Родителей  нет в живых, и некому заняться поисками подходящей для меня партии.
      
Девушка резко остановилась, недовольная собой. Женщина императорской фамилии, согласно строгим династическим законам и  традиционному китайскому канону,  которая осталась в одиночестве, в придачу еще в чужой стране и в окружении лишь небольшого персонала дворцовых слуг, не имела права не только самостоятельно заниматься поисками подходящего жениха, даже знакомство  с кем-либо  было категорически неприемлемым.
      
-В лучшем случае, заботу об этом ритуале возьмет на себя в будущем князь Тобгал, - мысли принцессы на мгновение переметнулись с размышлений о брате на дядю, но затем  она вновь подумала о себе.
      
-Либо я вообще никогда не выйду замуж.
      
Девушка произнесла фразу вслух, и ее ставшее опечаленным личико поникло , но она нашла силы выпрямиться и вернуться в покои, как ни в чем не бывало. 
      
Дядя проживал в Японии и руководил рядом собственных предприятий. Дела брат матери вел самостоятельно, не полагаясь на советы наемных экономистов и юристов. Он получил приличное образование, и, окончив университет, заинтересовался высокими технологиями, которые начали развиваться.
      
Князь Тобгал организовал работоспособный аналитический отдел, который занялся исследованием новейших технологий, и на основе отчетов его небольшая еще фирма вложила имеющийся капитал в электронную промышленность. С течением времени он сумел завоевать твердые позиции на юго-восточном рынке измерительных приборов, промышленных автоматов и бытовой электроники. Хорошо разбираясь в тонкостях маркетинга, князь вытеснил более слабых конкурентов, выкупил слабеющие предприятия и приобрел вес и репутацию безукоризненного руководителя и промышленника.
      
Свою племянницу дядя посещал редко, еще реже виделся с племянником, оставшимся в Европе, тем не менее,  три раза в месяц он звонил обоим детям по телефону, Цзяйлинь присылал факсы, письма, медикаменты и богатые подарки. Князь остался одинок. Он так и не сумел жениться в чужой стране, не найдя подруги, которая, по всей видимости,   соответствовала бы его высоким требованиям.  Работа, руководство промышленной корпорацией стало его призванием и единственной целью жизни.
      
Принцесса попыталась представить себя на месте брата: одна, в чужой стране, в окружении людей совершенно чуждого антропологического типа – высокого роста мужчин и женщин, вес которых мог достигать – даже помыслить страшно! - семидесяти килограммов! Ужас!
      
Принцесса вздрогнула и оглянулась, будто ее уже окружили  двухметровые великаны, почти в центнер весом.
      
А их глаза! Не  благородного цвета ночи или блестящего агата, а цвета неба или зеленой травы.
      
Устремила взгляд вверх, в чистейшую синеву небес.
      
– Ах, как чудесно! Нет, я не права, наверное, синие глаза – это очень красиво!
      
Цзяйлинь не была глупой или злой, в ее чистом сердце не таились лицемерие, ложь или неприязнь к людям чужой расы и крови. Просто она была еще неопытной  юной девушкой, почти девочкой, которая жила в изоляции от большого мира, окруженная  с детства  одним и тем же штатом слуг, их родственников, в компании  старых кормилиц и ветхих наложниц, не известно для чего предназначенных. Жили  все эти люди, как и Цзяйлинь, уединенно и однообразно в быстро ветшающем княжеском имении на самом краю земли.
      
Конечно, в своей короткой жизни девушка еще не видела ни одного европейца, разве что в кинофильмах. Красивыми актрисами она любовалась, ну, а мужчины почему-то настораживали, особенно бородатые…
      
Представив мужчину с бородой, жесткой, густой и страшной, девушка поежилась и решила:
      
-Нет, я никогда бы не смогла влюбиться в такого!
      
Она засмеялась и, напевая  французскую мелодию, вприпрыжку направилась в покои.
      
Цзяйлинь проснулась поздно, но лежала, смежив веки и слушая легкие шаги проворной Санму Адитьи. Служанка тихонько потянула шнур полога – колокольцы нежно тренькнули, а принцесса хихикнула.
      
-Скажи, Санму, как ты догадалась, что я не сплю? – поинтересовалась она, спрыгивая с постели.
      
-По дыханию, княгиня! – громко ответила женщина, с радостью улавливая настроение принцессы и подстраиваясь под легкомысленный тон. - Вы дышите так, будто вот-вот рассмеетесь.
      
Служанка продолжала болтать, успевая одновременно застелить ложе чистыми шелковыми простынями, освежить тело девушки влажной жесткой тканью, пахнущей ирисами, проследить за ее туалетом и предложить на выбор несколько платьев.
      
- Я сколько раз предупреждала: не следует баловать эту Церинг Рою! Вот и забыла закрыть окно на защелку. Рано утром немного озябли, да? Хвала Святому Небу, вы не простудились!
      
Цзяйлинь не глядя ткнула пальцем в сторону длинной вешалки на колесиках, которую Санму Адитья притащила из гардеробной, и та надела на нее атласное розоватое  платье с длинными разрезами по бокам.
      
-Прическу, госпожа? – спросила женщина, держа наготове  черепаховый гребень и коробочку со шпильками. 
      
Принцесса отрицательно мотнула головой и капризно бросила: 
      
-Хочу косу, как у европейских девушек!
      
Адитьи попыталась возразить, уверенная, что юная принцесса должна следовать этикету во всем. Санму, подвижная, полная женщина средних лет, была  самых строгих правил, у нее были  взрослые дети, уже имеющие собственных детей.  Сын и дочь тоже прислуживали во дворце. Но Санму так изводила их придирками и наставлениями, что те, как огня, боялись матери и, как и в детстве, старались ей не перечить.
      
Служанка привела последний, как ей показалось, убедительный аргумент:
      
-Коса должна быть у мужчин! А эти европейки такие некрасивые! Вы хотите быть на них похожей?
      
Но девушка повелительно махнула рукой:
      
-Оставь, Санму! Сделай, как прошу! - и та с большим старанием, ловко и красиво  заплела пушистые волосы девушки в одну толстую косу.
      
-Не понимаю, моя госпожа, почему у вас волосы не гладкие и черные, как, помню, были у вашей матушки, а волнистые, словно шкура коричневого козленка?
      
-Тайна природы, - ответствовала принцесса беспечно. – Что нового во дворце? Ты всегда все узнаешь первой …
      
-В селение приехал молодой европеец, - с удовольствием принялась болтать женщина. – Он остановился  на постой в семье Донгэя Ши. Знаете Донгэя, такой серьезный, худой мужчина? Его часто нанимают в проводники, - она взглянула на госпожу, занятую разглядыванием себя в большом зеркале.
      
Та отрицательно качнула головой.
      
-Повар Чонгкун рассказывал, этот белый господин явился из Монголии на самолете…
      
Приблизившись к девушке, тоже заглянула в зеркало.
       
– Ой, страшно-то как! Человек не птица, чтобы летать, он по земле ходить должен! – всплеснула она руками и, запнувшись на секунду, уставилась на свою госпожу.
      
Та в нетерпении дернула ее за край сари:
      
-Продолжай, Санму, рассказывай!
      
Служанка перевела дух и, успокоившись, обстоятельно поведала обо всем, что знала:
      
-Потом, говорят,  поехал в Тибет, исходил пешком весь округ, даже побывал в Лхасе.
      
Цзяйлинь с удивлением выслушала известие о молодом путешественнике.
      
-Неужели весь округ? – глаза девушки   стали совсем круглые. - А к нам зачем явился? – поинтересовалась, скрывая любопытство.
      
-Вот это  и странно, госпожа, - служанка в недоумении  остановилась посреди комнаты, опустив руку со щеткой. 
      
Пока обе вели разговор, Адитья успела навести в опочивальне полный порядок и теперь щеткой сметала  пыль с книжных полок.
      
- Прасуна, жена Донгэя,  проведала: ее постоялец не простой человек, а профессор! Все интересуется какими-то историческими текстами. Я, правда, не знаю, кто такой профессор, и текст не знаю, что значит, но только староста сказал, что святой  лама его хвалил и посоветовал обязательно  познакомиться с дворцовой библиотекой.
      
-Профессор – это ученый человек, Санму. Стыдно этого не знать! А тексты – то, что написано в старых книгах, - терпеливо растолковала девушка. – А ты -  прямо как радио: и жену Донгэя, и старосту, и даже ламу –всех приплела! – Оставаясь один на один со своими служанками, Цзяйлинь переходила на их простой язык и выражений не выбирала.
      
-Да неужто ж святой лама знает, что за книжки находятся в нашей библиотеке? Вот уж чудо! – Адитья даже руками всплеснула от изумления, не обращая внимания на иронию госпожи по поводу ее осведомленности.
      
Цзяйлинь не стала объяснять неграмотной женщине, что старинные манускрипты, рукописные книги, существуют в единственном экземпляре и ламам хорошо известны. Они даже знают, где и в какой библиотеке они хранятся. Вероятно, и в ее дворцовой библиотеке находятся редкие памятники средневековой письменности. Конечно, такие вещи скрыть нельзя.
      
-Передай, пожалуйста, мое распоряжение смотрителю библиотеки: пускай напишет этому профессору  разрешение на пользование редким фондом.
      
Она потеряла интерес к  приезжему профессору, хмыкнула,  подумав о старой служанке:
      
-Адитьи все, кому еще нет пятидесяти лет, кажутся молодыми. 
      
Во время чайной церемонии узнала другие любопытные вести. Служанка Сураи, разливающая чай, рассказывала:
      
- Наша Амита Лхакпа влюбилась в учителя из Симикота!
      
Цзяйлинь представила эту Амиту: полная скрытная девушка, с очень круглым лицом кирпичного оттенка и маленькими глазками, которыми она остро на всех поглядывала.
      
-А учитель симпатичный?
      
-Да, госпожа, очень симпатичный! – горячо воскликнула служанка, и в ее голосе послышались неприкрытая зависть и недоумение. Казалось, девушке так и хочется крикнуть в злой досаде:
      
- Ну как могло случиться, что  учитель выбрал не меня, а эту некрасивую толстую Амиту?!
      
-Не завидуй, Сураи, а пожелай им счастья! Ты хорошенькая, найдется и для тебя учитель! – утешила она служанку.
      
-Можно подумать, в долине полным-полно учителей! – буркнула обиженная Сураи. – Ваше Высочество не знает жизни простых людей! А я…  Боюсь, на мою долю достанется какой-нибудь безработный шерп.
      
-Как же они познакомились? – спросила Цзяйлинь, пропуская мимо ушей жалобы Сураи. История любви служанки и учителя показалась ей очень трогательной.
      
Та с увлечением принялась болтать:
      
-Поехала она автобусом в Джанакпур, родственники у нее там по материнской линии. Надо ж так было случиться, в том же автобусе  ехал и молодой учитель. На одной из остановок, когда все вышли из автобуса поразмяться, они и познакомились. Стояли вместе на мосту, глядели, как поднялась вода в русле, а она возьми и притворись: голова, дескать, закружилась от быстрого течения.
      
Сураи  с веселой иронией улыбнулась, но вместо улыбки ее миловидное личико передернула недовольная гримаска, хорошо заметная со стороны. Так сиамские кошечки, живущие в дворцовых покоях,  выказывали свое недовольство: в злобе шипели и скалили острые беленькие зубки.
         
-Учитель ее и обнял за плечи, и все ручку пожимал, чтобы не боялась больше.
      
-А она что? – засмеялась Цзяйлинь.
      
-Да что, моя госпожа? Будто вы не знаете эту лису. Стояла, небось, и млела рядом с таким красивым молодым человеком. А потом они сидели всю дорогу, прижимаясь друг к другу, как жених и невеста, вот не сойти мне с места! Парень всю дорогу рассказывал нашей высокой госпоже, как ему работается в детском центре Сарлахи.
      
-Почему ты ее называешь высокой госпожой?
      
Сураи, не скрывая отношения к подруге,  искривив губы, рассмеялась:
      
- Амита сказала ему, что она дворцовая наложница!
      
Цзяйлинь  удивилась:
      
-Разве учителю не известно, что князь-наследник находится в Европе? И во дворце живут только две старые наложницы, еще императорские, которым уже по сто лет?
      
-Ну откуда ему знать? – возразила Сураи. – Простым людям мало что известно о китайских императорах.
      
-А что случится, если  он узнает правду?
      
-Ну, тогда уже поздно будет что-то выяснять: она же будет за ним  замужем! - резонно возразила Сураи.
       -Да, действительно поздно, - подивилась хитрости девушек Цзяйлинь.
       Завершив утреннюю чайную церемонию, Цзяйлинь отправилась в дальние покои, где проживали астрологи. Она хотела испросить лунный гороскоп на брата.
       -Интересно, - раздумывала девушка, - как будут развиваться отношения Чжэй Фэна с возлюбленной? Сохранят ли они любовь на всю жизнь? 
      
Небольшой штат придворных принцессы включал и такую традиционную единицу, как астролог-гадатель. Пять магов издавна находились при дворе князей Чунь. Астрологам не разрешалось жениться и иметь наследников, но они должны были воспитывать преемников и передавать тем профессиональные секреты.
      
Однако с учениками дело не заладилось, и последние три гадателя оказались настолько бестолковыми, что наставнику пришлось от них отречься.
      
Ученики бродили по долине со свитками сутр, с гадательными картами и всем предлагали составить гороскоп, однако суммы просили нешуточные, не по чину. Поскольку астрологами они были никудышными, предсказания их не сбывались, то и крестьяне скоро перестали им доверять и уже не пускали за порог и не предлагали угощений.
         
Собственно говоря, настоящий астролог при дворе остался один - Чэнь-Гоньпо Ригдзинь. Только он владел тайной древнего ремесла, и ему доверялось составление советов на каждый день и прогнозов на будущее.
      
Раньше в обязанности астрологов вменялись сбор и заготовка лекарственных трав, изготовление  настоев, пилюль и прочих целебных зелий, естественно, они же оказывали и  помощь больным. Но наступили новые времена, и этим стали заниматься врачи.
      
Во дворце за здоровьем принцессы следил сяньшен Сун, медик Ее Высочества, он же лечил и всю округу: вправлял  в суставы вывихнутые конечности проводников, смазывал йодом царапины и порезы у крестьянских ребятишек, пользовал их простудившихся родителей японскими препаратами, в тяжелых случаях принимал роды у местных женщин, при случае даже делал легкие наружные операции.
      
По счастью, народ  долины  испокон веков  славился крепким здоровьем и редко хворал, поэтому дворцовый лекарь  ограничивался превентивным осмотром горла у детей, измерением давления у стариков да наблюдением будущих рожениц, которых каждый год потихоньку прибывало. 
      
Гадатель Гоньпо вызывал у основательного медика вполне естественные недоверие и ревность. Поглядывая на гадателя с пренебрежением, как человек с высшим образованием на недоучку – ведь у  Чэнь-Гоньпо не было магистерского диплома, медик высмеивал предсказания астролога, забавлялся, задавая явно провокационные вопросы, и громко смеялся над каждым ответом.
      
Сяньшен Сун был человеком добрым и снисходительным, но Ригдзинь почему-то его сильно раздражал, и доктор не упускал случая задеть самолюбие недруга, кольнуть ненароком, особенно в присутствии принцессы.
      
Ригдзинь, со своей стороны, тоже не высоко отзывался о способностях врача. 
       -Вы, господин Сун, - цедил тот сквозь тонкие серые губы, - коварный материалист и приспешник европейских знахарей! Вы  ведь изучали медицину в Европе?
       -Ну да, и что с того? – высокомерно отвечал тот, пожимая плечами. – И горжусь этим!
      
Астролог торжествовал:
        -А европейцы лечить не умеют – это все знают! За них все делают медицинские автоматы, с их помощью просвечивают организм и острыми иглами вводят лекарство.
       -Да, я тоже делаю инъекции, - важно соглашался Сун, не давая волю гневу и сдерживаясь перед «недоучкой».- Это самый быстрый и надежный способ лечения.
      
Ригдзинь в пылу разоблачения не унимался.
       -Говорят, в Европе изобрели невидимые ножи, которые, подобно лучам адского пламени, внедряются в тело и выжигают человека изнутри …
       Сун рассмеялся в ответ, а Чэнь-Гоньпо возмутился.
       -Какое варварское неуважение к человеческому телу! Причинять еще большую боль страдающему организму – ну разве это не дикость?
      
Ригдзиню досадно было, что облегчение телесных страданий ближних доверили не ему.
       - Почему это вы, Сун, должны составлять лечебные снадобья для княгини – да хранит ее Высокое Небо! – а не я, Чэнь-Гоньпо Ригдзинь, милостью Высокого неба истинный лекарь и астролог?
       -Да потому что вы – отголосок средневековья, сейчас другое время! – окончательно рассердился Сун и прогнал своего недруга вон со своей половины.
        -Разве проклятый европейский шарлатан знает толк в микстурах, настойках и порошках? – бормотал под нос оскорбленный гадатель, сидя на высоких ступенях дворцовой лестницы. – Ведь каждую лечебную траву нужно собирать в определенные часы лунного цикла, иначе она принесет вред, а не пользу…
      
 Здесь ему никто не мешал размышлять вслух и жаловаться на своего обидчика.
      
Впрочем, вопросы гадателя были, скорее, риторическими, он сам на них и отвечал:
       -Этот лентяй  использует уже готовые лицензированные  препараты, японские, индийские и европейские! Бесстыдник и обманщик! - Чэнь-Гоньпо горестно качал головой.- Пусть благодарит князя Тобгала, за то, что тот регулярно снабжает двор лекарствами и медицинскими приборами. Так любой невежда может прослыть доктором!
      
Противостояние специалистов – медика и астролога - было показным: двое одиноких пожилых людей были привязаны друг к другу, но ни за что на свете не признались бы в этом ни окружающим, ни самим себе.
      
Однако скрытный и скупой на проявления эмоций Ригдзинь держал свои переживания при себе и стоически переносил наскоки  темпераментного, несдержанного Суна. Лишь едва заметная язвительная усмешка кривила губы гадателя, когда неистовый оппонент особенно допекал придирками.
      
Медика же бесило холодное равнодушие Чэнь-Гоньпо, а усмешки приводили в ярость, и Сун разражался такими длинными и гневными тирадами в адрес «врага», что их могла остановить лишь сама принцесса  Цзяйлинь. 
      
Постепенно произошло распределение обязанностей между двумя дворцовыми специалистами: сяньшен Сун занимался медициной, а Чэнь-Гоньпо Ригдзинь составлял предсказания и обучал Цзяйлинь музыке. 
      
 Предсказателю исполнилось сорок лет, как и Суну, но выглядел он значительно старше. Лекарь догадывался: тот чувствует себя не лучшим образом. Действительно, лысый желтый череп и длинное бледное лицо придавали астрологу несколько зловещий вид, к тому же тощая растительность, покрывавшая голову лишь в одном месте - поверх подбородка, добавляла в облик черты злого колдуна.
      
Уже около десяти лет Чэнь-Гоньпо писал собственную книгу пророчеств, в которой записывал старые и новые приметы, гадания, забавные современные пророчества, например, зашифрованные в стихах старых поэтов и мудрецов. Он разработал собственные методики гадания по  полету птиц, движению пламени или водного потока, по движению комет, метеоров или по астрономическим явлениям, описанным европейской астрофизикой и астрономией. Не обошел маг вниманием и пути провидения йогов и экстрасенсов.
      
Принцесса слабо верила в гадания. Природа наградила девушку острым разумом, логикой и здоровым скептицизмом, который основывался на хорошей базе знаний. Оба ученых мужа по мере сил помогали Цзяйлинь их получать.
      
Доктор Сун специально тренировал память девушки, развивал логику и способность к анализу. Она свободно писала и говорила по-английски и по- французски, разбиралась в точных науках и отлично знала историю.
       
Под контролем и с помощью  Чэнь-Гоньпо изучала старые научные трактаты, заучивала длинные ряды двустиший классических поэтов, бегло читала и переводила тексты с вэньян на китайский и непали.
      
Очень любила юэ,  музыку своего народа, и играла на национальных инструментах в системе люй-люй. В ней звукоряд состоял из двенадцати,  а не из семи ступеней, потому что соответствовал двенадцати периодам суток, месяцам года, оборотам Солнца и Луны.
      
Ригдзинь был очень одаренным музыкантом, и, если бы жил в Европе, то непременно получил бы высокое признание публики. Он давал уроки принцессе, знакомя ее с сочинениями европейских и национальных композиторов, учил находить связи музыки с элементами мироздания.
       - Музыка содействует слиянию человека с природой, Ваше высочество! - повторял  Ригдзинь. - Двенадцать ступеней звукоряда юэ  - это двенадцать лунных циклов, а сочетание ладов, минорного инь и мажорного ян , -гармония  человеческой души и тела.
      
Он надевал серебряные наконечники на пальцы и показывал девушке, как надо играть, чтобы ни единым звуком не нарушить гармонию природы. В его руках инструменты звучали по-разному зимой и весной, ранним утром и на закате. Абсолютный слух Цзяйлинь улавливал разницу.
      
В один из дней учитель неожиданно спросил:
       -Как звучит цикл гуюй?
      
У нее уже был некоторый опыт импровизации, и  она сосредоточилась на ощущениях весны, приводя в движение струны арфы.
      
Импровизация была бурной, звонкой, с ломкими ритмами, похожими на оглушающий шум дождевых потоков.
      
Ригдзинь не дал времени  юной исполнительнице сосредоточиться, сразу предложил новое задание. Он хотел, чтобы принцесса  научилась  быстро  перестраиваться и переноситься с помощью воображения в любое время года.
       -Теперь сяосюэ! – приказал он. – Цикл малых снегов. Играйте!
      
Ученица вдохновенно  фантазировала, вспоминая  начало зимы. Будто прислушиваясь к звукам природы, передала тишину зимнего леса, стынущего под выпавшим снегом, затем усилила темп и изменила тоновые свойства струн, и – будто ветер завыл в кронах пиний, гнущихся на смерзшихся дюнах, в свисте его послышалось трение сорвавшихся с места обледенелых песчинок.
      
Недослушав, Чэнь-Гоньпо перебил и задал новую тему.
      
Требовательные интонации учителя окрасились категоричными жесткими  нотами.
      
Бесцеремонные приказы наставника часто вызывали отпор. Девушка с ожесточением сопротивлялась, если новое задание ей не нравилось.
      
Одно из таких противостояний  обоим хорошо запомнилось.
       –Я хочу услышать тревожную музыку созвездий! – приказал Ригдзинь, едва ученица появилась на пороге музыкальной залы.
       -Господин учитель, желаете, чтобы я переключилась с юэ на европейскую систему? – голосок Цзяйлинь приобрел просительные интонации. Это было очень трудное задание 
       -Конечно! – согласился тот, кивая с непреклонным видом. – Займемся повторением!
       -Вы хотите, чтобы я вспомнила русскую музыку, например, Скрябина? – догадалась Цзяйлинь.
       -Я хочу, чтобы вы ее никогда не забывали, ваше высочество! – неизвестно почему рассердился учитель.
      
Затем нервно воскликнул, и эхо его гортанного тенора заметалось в пустой зале:
        –И симфонические сюиты Густава Холста! Этот великий мастер сочинил их еще в годы Первой мировой войны.
       -Да, это величайший композитор! – покладисто согласилась девушка, но тут же строптиво возразила:
       - Однако, чтобы создать эффект музыки сфер, господин учитель, нужен симфонический оркестр в полном составе! Духовые, ударные, а у меня один слабенький струнный инструмент!
      
Чэнь-Гоньпо поскреб подбородок и неуступчиво насупился.
       -Ну так заставьте его звучать как оркестр!
      
Девушка язвительно сузила глаза и мстительно бросила:
       -Не пожалейте, месье!
      
Пожав плечами и закрепив на пальцах правой руки тонкие костяные плектры, коснулась упругих шелковых нитей гучжэна - и стены дворца раздвинулись, наполнились странными, нечеловеческими ритмами. Быстро вскочила и пересела за другой инструмент -   цисяньцинь. Раскаты хаоса стали нарастать, затем постепенно стихли, прервались.
      
Лицо юной музыкантши побледнело, сосредоточившись, принцесса закрыла глаза. Пауза длилась.
       
Вдруг раздался прерывистый рокот струн, похожий  на эхо, будто отзвуки его принес на землю ослабевший космический вихрь.
      
В беспорядочных, причудливых, но смелых аккордах ученицы Чэнь-Гоньпо представилось страшное беззвучие протуберанцев, которые ринулись в галактики, раздирая в движении массы материи. Все новые и новые взрывы аккордов, казалось, сотрясали стены комнаты, создавая резонирующую последовательность странных режущих звуков.
      
Великий мастер, создавший инструменты, знал: прочные струны способны повторить все звуки внешнего мира.
      
Цзяйлинь закончила импровизацию, совершенно обессилев от напряжения и переполнявших ее эмоций.
      
Учитель Гоньпо в ответ лишь хмыкнул и небрежно бросил:
       -Неплохо, можете отдыхать!
       
На самом деле он был потрясен. У юной музыкантши был истинный талант, ее игра задевала сердце, но Гоньпо боялся перехвалить ученицу.
      
Занятия следовали своим чередом. Девушка старательно постигала секреты музыкального искусства. Ее пальцы приобрели твердость и силу, они неустанно двигались и заставляли  струны петь.
         
В прекрасных переливах юэ явственно слышался звон серебряных ручьев, текущих с ледников, угадывался стук ночного дождя по стеклу и ворчание холодной реки.
      
Учитель был доволен.
       — Играйте так, княгиня, - поучал Гоньпо, - чтобы стихии природы подчинялись вам!
       -Разве это возможно, сяньшен Ригдзинь? – удивилась девушка.
       -А разве музыка не исторгает слезы у слушателей? – мгновенно парировал учитель. – Это та же стихия воды.  Глубокая музыка вызывает не только слезы у людей, она способна привести за собой дождевые тучи.
      
Конечно, она не поверила  гадателю, посчитав того старым чудаком.
      
Однажды потребовала, ехидно улыбаясь:
       -Я велю вам вызвать дождь!
      
Юношеский максимализм  взыграл в ней, ей захотелось, чтобы пожилой учитель признался:
       -Это метафора, моя госпожа! На самом деле, не существует прямой связи между звуками музыки и стихиями природы.
      
Девушка ожидала, астролог начнет  отнекиваться и ссылаться на какие-то астрономические сложности, например, несоответствия в положении планет относительно  луны или земли. Еле сдерживая смех, уселась в  кресло.
      
Гоньпо смерил замершую в углу принцессу  проницательным взглядом. Она выпрямила спинку, как примерная ученица за инструментом, но в глазах плясали озорные огоньки.
      
Астролог медлил, наблюдая.
       -Как мудрая змея  в мультфильме, - подумала она.
      
А Гоньпо, будто подчинившись  другому, не известному приказу, стремительным шагом пересек комнату и резко дернул на себя створку окна. Взглянул в высокое безоблачное небо. Повернулся к Цзяйлинь и прижал палец к губам, та кивнула в ответ. 
      
Присев на низкий табурет перед гучжэном, передвинул несколько порожков - мостков инструмента, так мастера меняют тембр звучания.
      
Едва тронул  струны - они тоненько вскрикнули и будто заплакали. Сделал маленькую паузу, левая рука резко взмыла  вверх, тут же обрушилась на струны - и вдруг нежные шелковые нити затрепетали, словно заплясала рябь на воде, которую погнал быстрый ветер.
      
Кожу девушки покрыл озноб .
      
Руки Гоньпо молниеносно сновали, порхая над струнами. Он играл так быстро, что она не успевала  следить за движениями пальцев.
      
Тело музыканта  ритмично  покачивалось, руки взмывали. Глаза не отрывались от только ему  видной точки на ясном небе, взгляд затвердел.
      
Повернув голову в том же направлении, Цзяйлинь вздрогнула: на чистейшем небосводе ниоткуда появилось  белое облачко.  В расширенном взоре мага мелькнуло торжество. Сильные пальцы, похожие на хищные когти беркута, неистово щипали струны гучжэна по обеим сторонам длинного ряда разводных мостков, дугообразно раскинувшихся поперек инструмента.
      
Принцессе сделалось страшно. Инструмент зашипел, как приходящий в ярость зверь, затем застонал - так стонет штормовой ветер в  парусах рыбацких шхун.
      
Ветерок ворвался в комнату, принеся с собой сухие желтые листья, и они тут же закружились хороводом у потолка. Принцесса с удивлением разглядела в них живых бабочек. Поежилась, взглянув в окно – там белое облако сильно увеличилось в размерах, из его ядра на миг вырвались темные щупальца и в нескольких местах коснулись  краев выросшей облачной массы – так спрут сначала ощупывает тело жертвы, примериваясь, с какой силой ее захватить, а затем, сдавливая, убивает.
       
В музыкальной комнате потянуло сыростью, небосклон за окном стремительно потемнел.
      
Пальцы музыканта  дрожали, прижимая струны к лакированному корпусу гучжена, все двадцать пять, они грозно вибрировали. Полифоническое  звучание  сменил отрывистый глухой стук, похожий на настойчивый шум дождя.
      
Цзяйлинь  положила руку на грудь - низкие басовые тона  резонировали в человеческом теле, каждой мышцей она ощущала вибрацию инфразвука. Несколько мгновений нарастающего гула – створка окна громко хлопнула, по стеклу забарабанили крупные капли дождя и тут же рассыпались мелкой дробью.
      
Пронзительно вскрикнула порванная струна - музыка смолкла …
      
Цзяйлинь, охнув, прижала пальцы к губам.
      
Чэнь-Гоньпо сидел перед молчащим инструментом, положив на колени усталые руки с набрякшими венами. Глаза его были закрыты, грудь часто вздымалась от тяжелого дыхания, белая холщовая  рубаха сделалась мокрой от пота.
      
Принцесса почувствовала глубокое раскаяние и стыд. Несмело приблизилась - от инструмента так и пахнуло жаром, на порванной струне алело пятно.
       -Простите меня, мастер Гоньпо! - произнесла с робостью, стоя за спиной учителя.
      
Маг открыл глаза и медленно повернулся к девушке.  Из-под серебряного напалечника  капнула кровь, Гоньпо снял колпачок  с пальца, подул на ранку.
       - Ничего, Ваше высочество, - улыбнулся бледными губами. - Хотя бы раз в несколько циклов музыканту следует подчинять себе инструмент, иначе тот забывает его руки и перестает повиноваться. А для вас пусть это послужит уроком. Человеку даны разум и воля, чтобы  не командовать стихиями, а следовать за ними.
      
Развернувшись, Гоньпо вновь заиграл, но уже спокойно и размеренно - она узнала печальную народную мелодию о рыбаке, который, сидя в лодке, удит рыбу в озере.
      
Цзяйлинь тихо притворила за собой дверь, опасаясь потревожить музыканта.
      
Поспешила в сад бонсай. Она была потрясена, ей хотелось успокоиться и обдумать все увиденное и услышанное.
      
Подняв голову вверх, с интересом наблюдала, как белые облака медленно истончались и таяли в глубокой сини неба.  Солнце вновь засияло, будто и не было никакого дождя. 
      
Она по секрету поведала об этом случае Суну и попросила того не подвергать  Гоньпо насмешкам.
      
Тот слово дал, но все- таки не удержался от колкости:
       -Вы ему особенно не доверяйте, принцесса! Он хитрый: скорее всего, это гипноз был.
       
Но доводы врача-рационалиста ее не вразумили: она ясно видела порванную струну со следами крови, насквозь мокрую от пота длинную рубаху Гоньпо и ощущала жар наэлектризованного инструмента, словно большой гучжэн тоже устал.
      
Принцесса на всю жизнь запомнила разыгравшуюся у нее на глазах  картину волшебства. Хотя сам  астролог  отнесся ко всему случившемуся  достаточно спокойно.
      
Как ни в чем не бывало, он методично  продолжал давать Цзяйлинь уроки музыки, ведя долгие речи об искусстве пентатоники.
      
Поучал  свою ученицу:
       -Суть этого сложного искусства, моя госпожа, в том, чтобы  пять планет и пять цветов находились в равновесии.
      
Сначала она никак не могла  взять в толк, в чем это он хочет ее убедить, но спустя несколько месяцев начала понимать философские основы учения и, сначала несмело и робко, затем все увереннее, Цзяйлинь стала воплощать гармонию природы и разума  в прекрасные звуки юэ. 
      
Благодаря усилиям своего незаурядного наставника, научилась композиции и с удовольствием отдавалась сложным импровизациям, прислушиваясь к звукам природы.  Ей хотелось вместить в свою музыку голоса мира, который любила: предрассветное щебетанье жаворонка, слабое журчание ручья, рвущегося из-под камней, вскрик хищной птицы, парящей над долиной.
      
Астролог слушал импровизации Цзяйлинь, и на лицо его наползала тень. В один из дней сказал ей:
       -Вы талантливы, княгиня! К сожалению, силы судьбы настроены неблагоприятно к людям, подобным вам, и  будут мстить.  Уже сейчас я вижу тень …
      
Он осекся, не договорив.
      
Разложил на столе гадательные карты и надолго задумался. Обеспокоенная принцесса оставила гучжэн, в полуосвещенном зале повисла напряженная тишина. Она боялась ее нарушить и молча ждала, что еще скажет учитель.
       -Но у вас появятся сильные защитники! - Чэнь-Гоньпо встрепенулся и сжал кулаки, отрываясь от карт. Длинные ногти сильно впились в ладони, он разжал пальцы и уставился на следы крови.
       -Кто? – раздался ее голосок. Глаза девушки стали совсем круглыми.
      
Астролог криво улыбнулся и закрыл губы ладонью, словно стыдясь чего-то, брови поползли вверх:
       -Я не знаю, Ваше высочество! – воскликнул в растерянности. - Силы севера, как будто… Это удивительно!
      
Он вскочил и без предупреждения бросился вон из зала, будто за ним гнались не только силы севера, но и всех сторон света.
      
Девушка  осталась наедине с множеством вопросов. Впоследствии гадатель никогда не возвращался к этой теме.
       -Наверное, он ошибся, - поняла Цзяйлинь и успокоилась.
      
Цин Сун не возражал против ее занятий музыкой с Чэнь-Гоньпо, но был категорически против мистических верований и стремился ослабить влияние астролога на процесс воспитания.
       - Госпожа Цзяйлинь - представительница самого высокого рода, - поучал он соперника, - княгиня, должна хорошо знать историю и современность!  А вы суете ей в голову средневековую чушь. Ваша лженаука ей вредна! – заключил он и перестал пускать Гоньпо в классную комнату.
      
Тот не стал возражать, видимо, искренне желая княгине добра.
       
В результате правильно организованного процесса обучения принцесса хорошо знала не только классическую китайскую литературу, основы философии, древнекитайские диалекты, но и европейскую литературу, музыку и искусство.
      
Однако, как  любая юная девушка, Цзяйлинь втайне верила гаданиям и, когда  медик покидал дворец, встречалась с астрологом и расспрашивала того о загадках жизни.
      
Китайский календарь Ся и классический гороскоп, основанный на последовательной смене двенадцати животных, являлись частью духовной культуры ее народа.  Принцессе все это нравилось, и она с любопытством слушала гадания.
      
Она несказанно удивилась, когда узнала, что доктор тоже иногда пытал астролога о будущем, о своем ли, ее ли.
      
Со всей серьезностью к предсказаниям относились лишь дворцовые служащие. Простые люди искренне верили в волю небесного владыки, в предначертания судьбы, в многочисленные приметы разных народов, которые населяли обширную долину – китайцев, тибетцев, шерпов, непальцев, тайцев, индийцев и многих других. Разные верования переплелись в их мозгах, ничуть не мешая друг другу. 
      
Чэнь-Гоньпо еще в начале цикла гуюй испросил время для аудиенции и в приватной беседе предупредил принцессу:
      
-Ваше Высочество, нынешний год особенный! Его космическим элементом является стихия земли, а священным животным – обезьяна. Я настоятельно рекомендую вам проявлять особую осторожность!
      
Он был чем-то сильно озабочен. На лице мага, обычно непроницаемом, читалось нечто похожее не то на досаду, не то на сожаление.
      
Цин Сун, который присутствовал при этом разговоре, успокоил встревоженную девушку:
       -Не беспокойтесь, княгиня! Я уже пережил несколько таких циклов, и, как видите, царь обезьян пощадил меня.
      
Он сделал сердитый жест в сторону астролога, сохранявшего выражение мрачной сосредоточенности.
       -К тому же вы родились в год, который защищает стихия металла, - напомнил доктор. - Ваша внутренняя сущность очень крепка, а энергетика сильна!
      
Будто не слыша слов медика, астролог продолжал:
       -Предсказательная система «четырех столпов судьбы» предупреждает: в год земляной обезьяны нужно проявлять осторожность при общении с незнакомцами, особенно с европейцами.
       -Хвала Высокому Небу, их пришествие во дворец не предвидится! – порадовался во всеуслышание врач.
       
Чэнь-Гоньпо на этот раз не оставил реплику своего противника без внимания:
       -Вы очень остроумны, господин медик! – он ядовито скривил рот, низко кланяясь Суну. – Однако, Ваше Высочество, прошу вас! - в голосе мага, к удивлению обоих, прорвались просительные нотки. - Умерьте вашу привычную общительность и простодушие и не выказывайте любопытства к людям иной расы и веры! Особенно по отношению к представителям мужеского пола.
      
Глаза астролога, похожие на два расплывшихся нефтяных пятна, казалось, вот-вот стекут с физиономии вниз.
       -Хорошо, я подумаю над этим! – пообещала она.
      
Девушка благополучно забыла все предупреждения Чэнь-Гоньпо, проходили дни, она продолжала жить в ладу  с собой и окружающим миром.
      
Неожиданное чувство любви брата к норвежской девушке ее сильно взволновало.
      
Она влетела на половину астролога, в  узкий и темный рабочий кабинет, и мгновенно разбавила  его духоту весенней свежестью и запахом ирисов.  Гадателю всегда было холодно – и летом, и зимой. Его хилое тело нуждалось в тепле, поэтому в его покоях многочисленные жаровни  всегда были полны жарко пылающих углей. 
      
Без предупреждения толкнув наружу створку окна, Цзяйлинь  бросилась в парчовое кресло с высокой спинкой, поставленное стариком специально для нее.
       -Будет ли любовь брата счастливой? - спросила астролога. В звонком голоске девушки он различил тревогу.
      
Поеживаясь от струи воздуха, ворвавшегося в комнату, Гоньпо  плотно запахнул ворот толстого халата и поклонился. Не спеша вынул из шкафа  карты маджонг и бросил их на пять сторон света. Так сделал несколько раз.
      
Когда Гоньпо изучал  положение карт, принцесса  заметила насмешливые искры в его глазах.
      
Он тоненько засмеялся, и длинным наконечником на пальце тронул два изображения.
       - Видите? – Она издали согласно кивнула. - Это карты стражей, они выпали  пять раз… Князь Чжэй Фэн влюбчив, принцесса! – Гоньпо пожал острыми плечами.
       -Вы хотите сказать, брат уже был влюблен? - изумилась Цзяйлинь.
       Гадатель сожалеюще  двинул губами и кивнул.
       -Ну да, как любой молодой мужчина.
       -И он разлюбит эту девушку?! – догадалась она.
      
Вместо ревнивой настороженности, которую она ощущала  с тех пор, как прочла письмо с признанием в любви, теперь испытала укол жалости к далекой незнакомке, которая, вероятно, будет страдать, если  Чжэй Фен охладеет к ней.
      
Тот вновь пожал плечами:
       -По всей вероятности, госпожа!
       -Но это случится не скоро? – Девушка с надеждой уставилась на гадателя. На непроницаемом лице Гоньпо ничего не удалось прочесть, но она заметила, как редкие усы его чуть дернулись. Не от насмешки ли?
       -Желаете, чтобы я составил гороскоп?
       -Да, пожалуйста, господин Ригдзинь! – в нетерпении она хлопнула себя ладошками по коленям.
      
Гадатель едва заметно хмыкнул и с любопытством стал водить пальцем по очертаниям созвездий в атласе. Что-то пробормотав под нос, перешел к олицетворениям разноцветных стихий. Остановился, задумавшись, затем подошел к окну и уставился на заснеженный пик.
       -Ну что там, сяньшен Гоньпо? – не выдержала  девушка. – Что-нибудь плохое?
      
Он покачал головой и, вернувшись к столу, стал рассматривать тщательно выполненные рисунки животных небесного цикла.
      
Указывая то на один, то на другой красочный и таинственный знак, с осторожностью и тактом пояснил:
       – Он мужчина, и будет любить многих, разных женщин…
      
Цзяйлинь слушала собеседника с распахнутыми в изумлении глазами:
       -А разве любовь мужчины и женщины не на всю жизнь, господин Гоньпо ?   
      
Гадатель некоторое время ходил по комнате, раздумывая, как бы осторожнее объяснить чистой девушке неистребимую природную потребность самцов и физическую особенность мужчин.
       -К сожалению, госпожа, типичный, усредненный образец мужчины полигамен. Он будет стремиться к смене партнерш…
      
Девушка, обиженно насупившись, воскликнула:
       -Но наш брат не усредненный тип! Он принц!
       Ее собеседник пожал плечами. На губах мага зазмеилась нехорошая улыбка. Ей так не понравилось!
       -Законы природы жестоки, моя госпожа, им подчиняются все люди, независимо от рода и звания… И звезды подтверждают это, - мягко  проговорил он, с сочувствием взглянув на опустившую головку девушку. Ехидная усмешка мгновенно растаяла.
      
В просторном помещении наступила долгая тишина. Его наполняли лишь шорохи листов бумаги, которых касался маг, да  слабый треск тлеющих углей со странным духом, от которого во рту чувствовался ментоловый привкус.
       -Но бывают случаи великой любви, княгиня! – голос астролога вдруг зазвенел, как натянутая струна ситара, и, торжествуя, взвился вверх.
      
Принцесса с удивлением уставилась на гадателя: кого он имеет в виду?
       - Такая любовь посещает редчайших людей, - важно возвестил он, - и называется Божественной!
      
Губы  пожилого мужчины приобрели мечтательное нежное выражение, лицо с чистой матовой кожей слегка порозовело, раскосые глаза вспыхнули.
      
Цзяйлинь увидела на фоне окна четкий профиль мудреца, сердце ее болезненно дрогнуло.
       -Значит, и меня мой избранник не будет любить вечно, - со взрослой печалью подумала девушка, мгновенно разуверившись в романтических историях. – Художественный вымысел и жизнь, наверное, слишком разные вещи.
      
Она пребывала в печальном расположении духа довольно длительное время и избегала общения со своими слугами. Даже Цин Сун обратил на это внимание и попытался расспросить девушку. Но она ни в чем не признавалась, лишь писала грустные стихи, и только спустя несколько недель природный оптимизм и веселый нрав взяли верх над апатией, и к Цзяйлинь вновь вернулась в хорошее настроение.
      
- Чэнь-Гоньпо не знает жизни, - заключила она, используя выражение своих служанок.- К тому же он никого не любил! Откуда бы ему что-то знать о любви и природе мужчин!
      
Последнее обстоятельство ее развеселило, она засмеялась и окончательно выбросила из головы слова гадателя.
      
Миновало несколько лун,  Цзяйлинь работала в библиотеке, занимаясь переводом старинного трактата о растительном мире Гималаев.
      
Здесь же находились астролог и доктор Цин. Лейбмедик был в прекрасном расположении духа: принцесса здорова, прогулки на свежем воздухе пошли на пользу, ноги  ее окрепли, стали как у годовалого козленка, даром что целыми днями скакала по горам. Радовала доктора и старая роженица, живущая в  долине, которой он помог разрешиться от бремени.
      
 -Женщине уже пятьдесят пять лет, а она рожает! – восхищенно раздумывал старый врач. – Какое могучее здоровье у этих шерпов! И малыш крепенький, как жеребенок!
      
Лицо медика светилось, довольная улыбка то и дело играла губах.
       -Что предскажет нам господин астролог? – миролюбиво поинтересовался он, обращаясь к занятому чтением книги предсказателю.
      
Тот, будто ждал сигнала,  оторвался от текста и веско заговорил, намеренно игнорируя медика и обращаясь только к Цзяйлинь.
       - Карты показывают: восточный ветер приносит весну и сливовый цвет.
       -Глубокая мысль! – съехидничал доктор.
      
Будто не слыша, Ригдзинь пояснил:
       - Но скоро во дворец ворвется западный ветер, ваше высочество! Он принесет осень, хризантемы и очень долгое ожидание.
      
Интонации астролога  были полны странного торжества, при каждой его фразе глаза-щелки вспыхивали.
       -Слишком метафорично и непонятно! - буркнул Сун. Он начинал злиться, иносказания и многозначительность тона Ригдзиня настораживали.
       - Говорите прямо! – Потребовал врач, теряя терпение.
      
Маг кашлянул.
       -Вы же не верите…
      
Поклонился принцессе, произнес тихо:
       -Год земляной обезьяны спокойный и размеренный, однако, Ваше Высочество, обязан предупредить: он будет омрачен неприятными событиями в любовной сфере.
      
Чэнь-Гоньпо сожалеюще прижал сухую руку к сердцу.
       -Особенно следует остерегаться времени лися, - напомнил он озабоченно, - год Обезьяны может болезненно и коварно ударить по сердцу. Ведь царь Обезьян своенравен: он не только хитер, но и лукав. Я уже предупреждал вас!
      
Цин Сун успокоил принцессу:
       -Гороскопы лгут, Ваше Высочество! Тем более, гуюй уже  закончился, цикл лися наступил и ничего коварного или страшного так и не произошло.
      
Он сдвинул брови в сторону астролога и за спиной девушки сделал тому предупреждающий жест.
       
-И земляная обезьяна внимательна к добрым людям, кто активно помогает близким, а не к тем, кто только и знает, что пугать их неизвестно чем! – Доктор сердито  стал наступать на Ригдзиня, тесня того к дверям.
       -Я никогда не ошибаюсь, господин Цин! – твердо произнес тот, воинственно вздернув костистый подбородок и нацелив его в грудь врага.
       -Вы что же, Господь Бог, господин астролог? «Никогда не ошибаюсь!», – передразнил тот. – Вы – маленький человек, кстати, весьма скромных способностей!
      
Голос медика сделался сухим и резким, он не скрывал неприязни.
      
Краска гнева медленно разлилась по щекам астролога. Не глядя на врача, подчеркнуто церемонно обратился к Цзяйлинь:
       - Обезьяну стихии земли называют еще «путешествующей лошадью». Великой княгине предстоит скорое знакомство с путешественником, олицетворяющим эту лошадь.
       -Вздор! – вновь перебил маленький доктор, ударив ладонью по страницам фолианта, отчего вверх взвилось  облачко бумажной пыли.
      
Но гадатель и бровью не повел.
       - Возмущайтесь, сколько хотите, сяньшен Сун, но человек огня и волка уже явился в нашу землю для встречи с человеком кота и металла! - невозмутимо выговорил маг. – Кот и стихия металла – это знаки госпожи принцессы.
       -Да знаем мы, знаем! – Врач раздраженно воздел руки к небу.
      
Дальше Чэнь-Гоньпо понес нечто и вовсе невразумительное.
       -Лунный старец уже связал брачную нить, - он поглядел на принцессу со смешанным выражением удивленного сочувствия и удовлетворения.
       -Глупости вы говорите, хоть и ученый человек! – рассердился пожилой врач. – Лунный старец, хризантемы! Вы, как девушка, вам бы стихи писать, а не гороскопы составлять!
      
Чэнь-Гоньпо засмеялся.
       -Вы сами себе противоречите, господин доктор! Я у вас то неуч, то вдруг ученый человек. Вы уж определитесь! - Буркнул незлобиво, но через секунду раздражение все-таки прорвалось, он воскликнул:
       - Извольте встать, господин доктор! Я сейчас докажу… Это никакой не вздор, а знаки провидения, которые неведомы всяким европейским материалистам!
      
С деланной невозмутимостью  смерил  врача с ног до головы, но в узких глазах сверкнули мстительные искры.
      
Иронически улыбнувшись, лейб-медик послушно встал. Не тратя ни секунды, Гоньпо мгновенно очертил пальцем с серебряным наконечником широкий круг, в центре которого оказался Сун, стоявший столбом.
      
Принцесса явственно увидела, как вокруг доктора тотчас же вспыхнул обруч бледного пламени, услышала даже сухой треск, похожий на слабый разряд молнии.
      
От неожиданности девушка вскрикнула.
      
Но маленький доктор не испугался и быстро вышел из круга.
       -Ах, оставьте вы детские фокусы! Знаю я, это обычный гипноз!
      
Цзяйлинь оторопела: гипноз! Как таинственно!
       -Отнюдь, доктор,- возразил астролог. – Вы напрасно вышли из круга, иначе бы испытали на себе силы древнего знания. Вы увидели бы  свой дао.
       -Возможно, - спокойно ответствовал медик, - не отрицаю. Наш мозг в состоянии гипноза может создавать иллюзорные видения вполне реалистического содержания. Это называется измененным состоянием психики.
      
Принцесса в изумлении открыла рот:
       -Ах, доктор Сун! Какой вы замечательный! – в восхищении вскричала она звонким голоском.
      
Но астролог быстро повернулся к Цзяйлинь, и, низко склонившись, произнес торжественным полушепотом странные слова:
       -Княжна Цзяйлинь, принцесса Чунь, узел лунной нити уже завязан! Навсегда!
      
Засмеялся тоненько, то ли в ответ своим мыслям, то ли мстя доктору за недоверие, отчего его глазки-щелочки почти закрылись, и стремительно побежал из зала, взмахнув подолом лилового халата.
       -Вон! – забыв об этикете, дико закричал доктор. – Чтоб я тебя никогда не видел во дворце, негодяй!
      
Запоздало швырнул в астролога медицинским справочником, тот взвизгнул и громко расхохотался в ответ.
      
Ничего не понимающая Цзяйлинь успела заметить под длинными разлетающимися полами белые индийские штаны да худые коричневые ноги астролога, обутые в плетеные сандалии, которые споро  семенили к дверям библиотеки.
       -Простите, Ваше Высочество! Это я виноват! – задыхаясь, произнес врач, прижав руку  к сердцу. – Забудьте все, что наговорил вам этот обманщик!
      
Она никогда не видела своего интеллигентного  врача в состоянии столь страшного гнева. Несколько растерявшись, успокаивающе прикоснулась к рукаву старика:
       -Он добрый, доктор! Вы слишком строги к сяньшену Гоньпо! Я ничего не понимаю!   
       -Вот и славно, - начиная нормально дышать, произнес Цин Сун. – Ишь ты, добрый: «будущее смертным неведомо»… Надоел, знаток судьбы! Да будет милостиво к вам Высокое Небо, моя госпожа!
      
Он все еще сердился, но лицо уже разгладилось и в глазах появилось смешливое выражение.
      
-Доктор, вы прогнали господина астролога! Что же он теперь будет есть? – спросила Цзяйлинь. – Мне известно, в Бахиру-Такла его боятся…
      
-Ничего, ему полезно поголодать, - мстительно заметил Сун. – Пусть питается в состоянии медитации, - прибавил злорадно.
      
Принцессе было жаль сбежавшего астролога.
       -Ну, медитацией сыт не будешь, - примирительно проговорила она, - давайте его простим! В сущности, он безвредный человек.
       -Нет!- стоял на своем разозленный чем-то Цин Сун. – Он же хвалился доверчивым слугам: дескать,  в состоянии медитации он может долго не есть, а использовать пищу другого существа, в тело которого якобы входит. Ну не чепуха ли? Вот теперь пусть и докажет!
      
Доктор Сун успокоился и хихикнул, как его сбежавший недруг. Наверное, представил приятную картину: вот растерявший самоуверенность Чэнь-Гоньпо с  виноватым видом входит в трапезную и смиренно ждет приглашения к столу.
      
Так закончилась эта странная история. Цзяйлинь вскоре ее забыла, смысл предсказания выветрился из памяти под влиянием новых, значительных и волнующих событий.
      
Но жизнь принцессы с тех пор оказалась разделенной на две неравные части – до и после.
      
С наступлением лися душа ее ликовала от предвосхищения чего-то прекрасного и таинственного. Скорее всего, виной тому были романтические американские и французские фильмы о любви, которые прислал князь Тобгал.
      
Танцуя и напевая понравившуюся песенку из французского фильма, она любовалась в своем саду цветущими деревьями. Солнце уже ощутимо припекало, заявляя о силе лунного цикла.
      
Перепрыгивая через ступеньки, она впорхнула в свой нефритовый чертог для размышлений, намереваясь в тишине и покое почитать любовный роман Франсуаз Саган.  Но любимая пагода оказалась занята:  на скамье сидел незнакомый юноша.
      
Цзяйлинь замерла, наткнувшись взглядом на темно-синие, совершенно невозможные глаза. Присутствие незнакомца было так странно, так неожиданно, что показалось сном.
      
Принцесса даже не испугалась и стояла, молча уставившись в лицо гостя. В первое мгновение почудилось: она попала в кино или театр. Такой непривычной оказалась внешность молодого мужчины: выразительный взгляд, нос с маленькой горбинкой. Слегка удлиненное лицо обрамляла короткая вьющаяся бородка.
       
Незнакомец вскочил, от растерянности он тоже не находил слов.
      
Цзяйлинь первая пришла в себя и, сбросив оцепенение, смущенно поздоровалась, протянув руку:
      
 -Bonjour, месье!
      
Как хозяйка дворца, она обязана была проявлять любезность.
       - Bonjour, мадемуазель! – торопливо проговорил незнакомец, наклоняясь и целуя ей руку. – Простите, я, наверное, занял ваше место…
      
Она подивилась странности оправданий. Никто из слуг не поставил ее в известность по поводу гостя, не уведомил, что в сад для уединенных размышлений разрешили войти иностранцу.
       -У меня пропуск в библиотеку дворца, - будто прочтя ее мысли, пояснил он.- Мне позволено ознакомиться с некоторыми документами. Я работал там над одним рукописным памятником…
       -А-а-а, наверное, это профессор, о котором говорила Санму, – пронеслось у нее в голове. - Молодой какой!
       -Нет, нет, месье, пожалуйста, располагайтесь! – произнесла приветливо, слегка краснея под пристальным взглядом.
      
Молодой профессор не сводил с нее восхищенных глаз, она ощущала силу мужского взгляда даже сквозь опущенные веки.
       -Вам понравилась наша библиотека? – спросила, не глядя на гостя. Лицо девушки  покрыл жаркий румянец. Стараясь сохранить спокойствие, она спустилась по ступеням в сад и зашагала по извилистым его дорожкам. Гость торопливо последовал за ней.
       -Да, здешний правитель дворца владеет бесценными сокровищами! Он так любезен! Какое обширное собрание сочинений разных эпох, языков и культур! В Европе вряд ли найдется подобная библиотека. Знаете, я наткнулся здесь на поразительный документ!
      
Молодой человек говорил горячо и взволнованно, как настоящий ученый-исследователь. Цзяйлинь тотчас поверила: в библиотеке обнаружился настоящий раритет.
      
Она удивилась про себя:
       - О каком правителе он говорит? Разве ему неизвестно, что дворец принадлежит мне?
      
Потом до нее дошло: наверное, смотритель библиотеки не сообщил иностранцу, что принц находится в Европе.
      
Молодой незнакомец как будто пришел в себя и уже не так горячо прибавил:
      
-Простите мое волнение, мадемуазель! На меня  свалилось слишком много впечатлений! Удивительно странный текст, и вы, прекрасная незнакомка, фея Поднебесной!
      
Он смутился и сделал вид, что рассматривает голубые маки. Присел перед одним из них и погрузил покрасневшее лицо в чашечку цветка. 
      
Цзяйлинь улыбнулась, представив, что в цветке может оказаться сердитое насекомое, которому не понравится такое бесцеремонное вторжение.
      
Будто повинуясь звуку, он снизу взглянул на нее. Девушка увидела золотистый нимб кудрявых волос, обрамлявших синеглазое лицо со светлой кожей.
      
-Как древний викинг, - подумала, любуясь им.
      
-Как ваше имя, месье? – стесненным смешком она постаралась скрыть настоящие мысли.
      
Гость пружинисто вскочил, поднявшись выше ее головы почти на полметра.
       -Александр Беллонеску, - проговорил торопливо, - можно Сандро, а ваше имя, мадмуазель?
      
Он улыбался, и все лицо его светилось. Она физически ощущала тепло его чувств. И эта улыбка показалась ей самой доброй и ласковой на свете! Она не могла вспомнить, кто из родных или из дворцового окружения мог так улыбаться.
      
-Никто! - решила она. – Так, наверное, улыбаются только влюбленные мужчины…
      
Он этой мысли она пришла в смятение и произнесла все части своего имени как одно слово, но с меной тоновых ударений:
      
- Чунь И Су Цзяйлинь.
      
Конечно, оно оказалось явно трудным для незнакомца.
       - Какое красивое и длинное имя! – воскликнул юноша. - Я уловил лишь его часть: И Линь. Правильно?
      
Слегка удивившись, она согласилась с такой редуцированной формой и кивнула. Наверное, Чжэй Фэн точно также перевирал странное европейское имя своей девушки. Скорей всего, вместо Джоанны  произносил  «Хо Ан».
      
-Вы живете и работаете здесь, во дворце? – спросил он, лаская ее синью взора.
      
 -Да, - ответила, соглашаясь с частью заданного вопроса. Насчет работы не стала ничего объяснять, поскольку даже не поняла его сути – девушка вслушивалась в музыку непривычного низкого тембра, звучный голос молодого мужчины околдовал ее.
      
Он взял ее руку и вновь поцеловал, ощущение теплых мужских губ на коже вызвало волну странного томительного жара, опалившего тело с ног до головы. Она вырвала руку и спрятала за спину.
      
-Какая я неловкая! Я веду себя как простая крестьянка, наверное, так же, как  круглоликая Амита со своим учителем. Неужели я влюбилась? – пришла смятенная мысль.
– Вот как это бывает!
      
- Здесь кто-нибудь  понимает язык веньян? – между тем спросил он. – Я обнаружил  одну рукопись поразительного содержания… Впрочем, я, кажется, уже говорил об этом? – улыбнулся в замешательстве.
      
Она ободряюще покачала головой, и, волнуясь, Александр поделился своими впечатлениями:
       
-Но я не все понял, а в некоторых местах текст вообще имеет двойной смысл. Содержание так фантастично, что невозможно поверить! Вы не знаете здесь какого-нибудь, кто помог бы с переводом..?
      
Она, наконец, поняла, о чем он просит и торопливо закивала:
      
-Конечно, Сандро! Я помогу. У меня  есть подходящий словарь…
      
Они продолжали беседу, наперебой задавая друг другу самые разные вопросы, потеряв счет времени.
      
Цзяйлинь видела, как доктор Сун, затем Адитьи делали ей знаки, чтобы она закончила беседу, но ей не хотелось расставаться с Александром, она вовсе не желала, чтобы новый знакомый уходил.
      
Когда зашло солнце и в саду потемнело, гость пришел в себя. Оглянулся вокруг и с удивлением проговорил:
      
-Как быстро наступил вечер! Простите, И Линь! Я, наверное, заговорил вас?
      
-Что вы, Сандро! Я рада знакомству с вами!
      
Он поднес ее руку к губам, с просительной улыбкой заглядывая в глаза, произнес:
       -Можно мне завтра тоже прийти? 
      
Она улыбнулась в ответ:
       -Конечно, приходите!
       -Я с нетерпением буду ждать наступления завтрашнего дня! – воскликнул Александр, нежно касаясь девичьих рук.
      
Затем прижал ее ладони к лицу - пальцы Цзяйлинь ощутили мягкую шелковистость его короткой бороды. Их глаза встретились. В смятении она погрузилась в мужской взгляд, полный любви, и не могла оторваться. Он притягивал ее, как омут. 
      
Сделав усилие, юноша отнял руки и выбежал из сада.
      
Она отказалась от ужина и заперлась в своих покоях, притворившись, что не слышит стуков в дверь и взволнованных голосов доктора Суна и Санму Адитьи.
      
В тот вечер и наступившую ночь весь мир вокруг перестал существовать. Влюбленная, Цзяйлинь помнила только ласковые глаза и руки Александра и даже во сне ощущала прикосновения его губ к своей коже.
      
Лукавый царь обезьян оказался слишком щедрым в год стихии земли: он подарил ей величайшие счастье и любовь, какие даются лишь избранникам судьбы, и один раз в жизни.
      
Долгие одинокие годы последующей жизни Цзяйлинь оживляла в памяти  все счастливые часы, проведенные с Александром, и, раздумывая над происшедшими событиями, догадалась: в мире нет ничего случайного. Стихия земли, соединившая их, обладала великой силой, и они не смогли ее преодолеть, да и не хотели бороться со своей земной любовью.
      
Циклы гуюй и лися перестали волновать принцессу. Она стала с радостью встречать приход  западного ветра, а время цветения хризантем превратилось для нее в нескончаемый цикл ожидания. Но в  тревожно-сладком аромате цветов ей всегда чудилась надежда.
         
Великий астролог Чэнь-Гоньпо, выдающийся музыкант и композитор, не ошибся!  Не случайно он был так тверд в своих предсказаниях: Лунный старец действительно выткал серебряную нить  для нее, принцессы Цзяйлинь Айсиньгиоро, и для него, Александра Беллонеску, синеглазого и бородатого представителя чужой расы, воплощения путешествующей лошади.