Далеко впереди простиралась Великая Степь. Бескрайняя, необъятная, она дышала свободой и тайнами. Она и манила Чагатая, вглядывающегося в ее зелено-золотую даль, и пугала. Но стоя на излюбленном месте – на вершине пологого холма - он ощущал себя хозяином этих просторов. Своенравных, как его мать, непокорных, как вся его семья, и бесконечно свободных. Хотя конечно хозяином был отец Чагатая, ему нравилось воображать, что несмотря на трепещущий в груди страх, все, что только он способен увидеть, принадлежит ему. Худоногому и рыжему младшему сыну. Самому младшему в семье. Это чувство особенно усиливалось по ночам, когда над седыми волнами ковыля вставала луна, а синева небес покрывалась мириадами звезд.
- Все, что простирается от этого холма до полосы, где солнце целует небо, - говорил отец Чагатая. – Все это – наша земля. Наша и ничья больше.
Чагатаю нравилось, как отец никогда не говорил «моя земля». Это будто разрешало ему, Чагатаю, чувствовать себя повелителем, пускай даже только в фантазиях. Он бы никогда не смог победить отца в честном поединке и стать настоящим хозяином, это было всегда понятно. Скорее всего, размышлял Чагатай, отца сменит крепкий и упрямый Таган. Или Оюун – он не такой сильный, зато смекалистый. Но как бы то ни было, именно благодаря своему безобидному виду к Чагатаю все относились с теплом и вниманием. Старшие братья опекали, мать как и в детстве отыскивала для него самые сочные травы и коренья. А отец любил Чагатая, хотя в целом относился к детям прохладно. Видимо, в нем отец не ощущал той опасности, что исходила от братьев.
Иногда это угнетало Чагатая, но мать всегда повторяла:
- Каждому свое в Степи и в семье. – ее серые глаза при этих словах неизменно оборачивались к отцу. – Каждому свое.
В последнее время ночной ветер стал приносить странные звуки. Они раздавались откуда-то настолько издалека, что всегда просыпавшийся от них Чагатай решил, что они нисходят с небес. Он вглядывался в серебро колосьев и тьму неба в надежде хоть что-то увидеть, но каждый раз ничего не видел. Звуки стихали, а дремоту трав, убаюканных ветром, ничто не тревожило.
- Что это, мама? – как-то спросил Чагатай. – Будто крики зверей, но я не узнаю их. А может это гроза? Но вроде не пахнет грозой!
Тогда мать подняла голову, прислушалась к тревожным звукам.
- Ничего я не слышу. – рыжая, как у него, голова матери снова опустилась к земле. – Спи, не тревожь понапрасну.
Она врала – Чагатай это прекрасно понимал. Но спорить с матерью было бесполезным занятием. Мать легла, а Чагатай все смотрел на полосу, где земля достигала небес.
Не могло быть, что ничего. Это не зверь и не гроза, что-то еще. Чагатай подумал было спросить у отца – тот никогда не спал ночами, стерег семью, стоя на холме. Но не решился.
На утро все обычно вели себя так, словно никто, кроме Чагатая не слышал звуков в ночи. И Чагатай начинал уже верить в то, что ему почудилось. Но через несколько ночей звуки повторялись, и он вновь упрямо вглядывался во тьму.
Однажды звуки были особенно громкими. Они даже разбудили братьев, и те решили не ложиться. Чагатай видел, как их силуэты ушли исчезли у холма. А с утра он заметил в семье изменения. Отчего – то все старшие были непривычно молчаливы, отца не было видно поблизости. А старая Сугар, обыкновенно не покидавшая своего пятачка у низкорослого деревца, стояла теперь посреди полыни, опоясывавшей холм. Ее длинные седые волосы трепал ветер – даже он стал казаться Чагатаю каким-то особенным. Тревожным.
- Что случилось, Сугар? - подошел к ней Чагатай.
- Грядет буря… - произнесла она, устремив взгляд куда-то вдаль. В ее белесых глазах отражалась могучая степь. И мудрость множества прожитых зим. Чагатай очень уважал Сугар. Но посмотрев в небо увидел лишь пегие облака - грозой и не пахло.
- Твой нюх должно быть подводит тебя. – осторожно предположил Чагатай, боясь обидеть Сугар.
Та только горько вздохнула.
- Видала я такое и раньше. – она вернулась на свое место у деревца. И как ни старался Чагатай узнать у нее, что та имела в виду, за день Сугар больше не проронила ни слова.
Ночью спали неспокойно. В степи тоже все замерло будто в ожидании чего-то нехорошего. Отец вернулся с рассветом, когда алый луч солнца, точно отвергнутый ревнивец, разлучил любовников – ночь и землю. Трава засияла золотом, приветствуя победителя. Могучий темный силуэт отца очерчивали его отблески, но в нем было столько неясного Чагатаю напряжения, что этот образ скорее пугал, чем восхищал. Отец был хмур, Чагатай не решился подойти. Подошла мать, и они стали тихо разговаривать. Любопытство Чагатая было слишком велико, он напряг слух.
- …Возле камней. – услышал он фразу отца. – Они совсем близко. Слишком близко.
- А может, обойдется? – в голосе матери была надежда. И покорность, которую она выражала только в разговоре с отцом.
- Нельзя рисковать. Все равно скоро уходить на зиму. Сделаем это раньше. – решительно ответил отец.
Чагатай был слишком юн и неопытен, чтобы эти слова вызвали у него больше беспокойства, чем желания узнать, о чем же говорил отец. Пользуясь тем, что они продолжали говорить, Чагатай незаметно сбежал с холма. Значит, у камней. Это почти на границе их земли, каждую ночь небо целует эти камни. Но это все еще их земля. «И ничья больше», - повторил про себя Чагатай, уверенно рассекая покрытую росой траву. Бежалось легко, молодость ног и любопытство несли Чагатая вперед. Он был полон решительности, бежал так быстро, что ветер засвистел в его кучерявых волосах. Быстрее, еще быстрее. Он повелитель, он хозяин этой степи. Это их земля. Их и больше ничья.
Вот и камни. Чагатай запрыгнул на их мшистую поверхность. И замер. Перед ним степь делала уклон и стелилась дальше широким плато. И плато заставило Чагатая растерять всю уверенность – с земли точно сорвали кожу, она чернела пустотой. Ни единой травинки, только ровные борозды. А по ним что-то двигалось. Издалека оно напоминало Чагатаю жука. Четыре уверенные "лапы" тащили за собой узкое блестящее "тело", а за ним едва поспевали еще две "лапки", они были меньше. Иногда замирали, следя, как передняя часть "тела" выполняет всю работу. Чагатай с замиранием сердца следил, как три "жука" медленно, но уверенно ползли по черной земле, оставляя после себя новые раны на ее теле.
- Что бы сказал твой отец, узнай он, что ты сбегаешь в столь тревожный час? – раздался голос за спиной Чагатая – это была старая Сугар.
Ее глаза почти ни на что не годились, но слух ее был острым, а нюх чутким, пусть никому в семье в это и не верилось. Она пошла следом за Чагатаем и теперь стояла неподалеку.
- Что это такое, Сугар? Ты ведь все знаешь! Что за диковинные существа ползают там, внизу? И куда подевалась трава, неужто они пожрали ее? – Чагатай все не мог насытить свой взгляд этой ни на что не похожей картиной.
"Жукам" внизу не было никакого дела до Чагатая, а потому его интерес не обременяли мысли о возможной опасности.
- Пожрали. И пожрут еще. - Сугар подошла ближе. Но в отличие от Чагатая, во взгляде ее старых глаз не было никакого интереса. Только непонятная Чагатаю горечь. – Это грозные и ненасытные хищники. Всю землю, что ты видишь перед собой, они подчинят своей воле и заставят работать, чтобы давать им пищу. А когда земля истощится – они пойдут дальше, в поисках новой земли.
- На нашу землю? – встревожился Чагатай. – Придут?
- Придут. – скорбно подтвердила Сугар. – И мы не сможем этому помешать.
- Как же не сможем? – возмущенно затопал Чагатай. Впервые слова старой Сугар звучали для него как нелепица. – Пусть эти хищники только сунутся! Отец их… - Чагатай неловко замялся - выходило как-то не очень смело. – Я их затопчу! – исправился он. – Вот гляди! – И Чагатай запрыгал, что было сил, выбивая пыль из мшистого камня.
- Ты смелый, Чагатай. – улыбнулась Сугар, но в этой улыбке по-прежнему не было тепла, только тревога. – Но против этого хищника бессилен даже твой отец.
Чагай посмотрел на Сугар в изумлении. Отец, прогонявший целые стаи волков и вышедший победителем из всех схваток с соперниками. Отец, непокоренный лихим осенним ветром и ледяными зимами, стоящий в дозоре и в проливной дождь, и в зной.
- Что же это за хищник, Сугар? Кто может одолеть отца и пожрать всю землю? Не бывает такого хищника, не бывает же, Сугар!
Белесые глаза замерли на ближайшем "жуке". Бесконечно грустные и будто уже смирившиеся с неизбежным. Сугар глубоко и горько вздохнула.
- Бывает, Чагатай. Имя ему – человек.
-----------
Степной тарпан – низкорослая лошадь, отличавшаяся выносливостью, силой, буйным нравом и оставалась дикой несмотря на все попытки человека ее приручить.
Причина гибели вида – активная сельскохозяйственная деятельность – вспашка полей и вытеснение в естественных условиях стадами домашних животных. Последний вольный степной тарпан умер в 1879 году.