Александр Коренев
Вьюга. Ночь…
Вьюга, ночь... Поле, полное мертвых.
Поле боя метель замела.
Кровь фонтанами так и замерзла
На окоченевших телах.
На мальчишеских трупах застывших
Стынут конусы красного льда.
Мой товарищ, ты стонешь, ты жив еще,
Что ползешь через поле сюда?
Мой товарищ, спасти тебя поздно мне,
Ты в крови, ты людей не зови.
Дай-ка, лучше, таща тебя по снегу,
Отогрею ладони свои.
Не кричи и не плачь, словно маленький,
Ты не ранен, ты только убит,
Дай-ка, лучше, сниму с тебя валенки,
Мне еще воевать предстоит.
1942
Ион Деген
* * *
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Декабрь 1944 г.
Итак, Михаил Красиков, опубликовавший, вместе с вдовою Александра Коренева, его стихотворение «Вьюга. Ночь… Поле, полное мёртвых…», и помеcтивший эту вещь в публикации (посмертно изданной книге стихов Коренева «Чёрный алмаз», Харьков, Клио, 1994), - утверждает и собирается доказать, что оно принадлежит именно этому поэту.
В ожидании доказательств мы пока что знаем об очень близком сходстве восьми строк этого стихотворения с, во-первых, теми, какие были опубликованы, с небольшими разночтениями, как анонимные в двух «романах века» о войне: «Жизнь и судьба» В. Гроссмана и «Прокляты и убиты» В. Астафьева, и, во-вторых, со стихами из творчества фронтового поэта, одного из советских танковых асов Иона Дегена – практически в том же восьмистрочном варианте, что и в упомянутых романах. Известно также (и не от одного лишь Дегена, но, например, из воспоминаний поэта-фронтовика Михаила Дудина), что израненный в боях юноша-лейтенант читал эти стихи летом 1945 г. в Москве, в Центральном Доме литераторов, перед аудиторией поэтов и писателей, был резко раскритикован (в частности, К. Симоновым) как за якобы «прославление в этих стихах мародёрства», ответил гневным экспромтом против не нюхавших настоящего пороха «штабных» поэтов и удалился оскорблённый. О том же подробные воспоминания оставил и сам И.Деген, сообщив, что экспромт «Товарищам “фронтовым” поэтам» был им опубликован в книгах его фронтовых стихов. Вот, кстати, и это короткое стихотворение:
Ион Деген
Товаришам “фронтовым” поэтам
Я не писал фронтовые стихи
В тихом армейском штабе.
Кровь и безумство военных стихий
Танки на снежных ухабах
Ритм диктовали.
Врывались в стихи
Рваных шрапнелей медузы
Смерть караулила встречи мои
С малоприветливой Музой.
Слышал я строф ненаписанных высь,
Танком утюжа траншеи.
Вы же – толпою в обозе плелись
И подшибали трофеи.
Мой гонорар – только слава в полку
И благодарность солдата.
Вам же платил за любую строку
Щедрый главбух Литиздата.
Лето 1945 г.
Автор стихов покинул тогда ЦДЛ, никем не запомненным, не записанным по фамилии, надолго безвестным в литературе. По свидетельству Е. А.Евтушенко, восемь строк о «валенках», опубликованные в Антологии советской поэзии с восторженным отзывом составителя как строки неизвестного гениального поэта и лучшее, правдивейшее стихотворение о войне, были атрибутированы случайно врачом из Черновцов, рассказавшим, что видел их среди стихов, принадлежавших бывшему фронтовику – врачу И.Л.Дегену. Так имя автора было возвращено истории русской и мировой поэзии и читателям. (Правда, сам Евтушенко какое-то время по ошибке именовал Иона Дегена Иосифом и, упоминая в своих стихах, переносил ударение с первого слога фамилии на последний…)
И вот авторство Иона Дегена в отношении этого стихотворения поставлено – под сомнение? Погодим, однако, спешить с выводами – давайте подождём, что нам расскажет литературовед, кандидат филологических наук Михаил Михайлович Красиков, утверждающий, что на самом деле автором был другой поэт – москвич Александр Коренев, тоже боевой фронтовик. А пока порассуждаем.
Произошла странная вещь: книга «Чёрный алмаз» вышла из печати в 1994 году. Как бы ни был скромен её тираж, но он успешно разошёлся и попал даже за границы бывшего СССР (вот же есть и у меня, живущего в Израиле).. Имеется она и в Интернете, причём, изо всех стихов опубликована на первом, головном месте. Публикаторы (вдова автора Г.Коренева и автор предисловия и составитель М. Красиков) в аннотации не забыли написать, что считают именно Александра Коренева автором тех восьми строк, опубликованных в антологии Е.Евтушенко как стихотворение «неизвестного автора». Похоже на то, что мало кто эту накладку заметил.
Но «мало кто» - не значит, что никто. В одной из этих моих заметок о Дегене, в данном «Литдневнике» , сказано, что мною обнаружено упоминание о принадлежности стихов о «валенках» Кореневу на сайте (покойного ныне) американского блогера «ККК» - Константина Константиновича Кузьминского. Однако последний всё же придерживался уже устоявшейся версии, что это стихи И. Дегена. Почему же? А дело в том, что, в глазах ККК это более соответствовало привычному ему представлению о евреях, с их «ритуальными обычаями»: евреи, видите ли, «как известно», неравнодушны к употреблению крови православных христиан… А над чем там греет ладони герой Дегена? Правильно: над «дымящейся кровью» погибшего только что товарища…
Что этот товарищ мог быть с таким же успехом и мусульманином, и буддистом калмыком, и – даже, опять-таки, – тем же иудеем – такого при жизни бородатому (втрое больше, чем Лев Толстой) «ККК» в голову прийти не могло…
Вот потому-то я и волновался за И. Дегена, что появление версии о другом авторе шедевра о «валенках» может вызвать в известной среде известные толки: например, о коварном иудее, не валенки стащившем с мёртвого славянина , «муслима» или ещё там кого, но –приписавшего себе самому его гениальные строки!
Как бы там там ни было, пока что я буду считать эти стихи написанными именно Дегеном. В подкрепление себе уже указал на стилистическое сходство зачина стихотворения с рядом мест в предшествовавшей тем фронтовым стихам курсантской поэме Иона, где несколько строк в разных местах имеют зачин «Мой товарищ…».
Сейчас хочу сравнить строки Коренева с дегеновскими, чтобы доказать: дегеновские – лучше, ярче, точнее, выразительнее.
У Коренева – описание «поля битвы», заставляющее вспомнить пушкинское: «О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями?» - Перед началом этого монолога пушкинского Руслана описано само поле брани:
Вдали всё пусто; здесь и там
Желтеют кости; по холмам
Разбросаны колчаны, латы;
Где сбруя, где заржавый щит;
В костях руки здесь меч лежит;
Травой оброс там шлем косматый,
И старый череп тлеет в нем;
Богатыря там остов целый
С его поверженным конем
Лежит недвижный; копья, стрелы
В сырую землю вонзены,
И мирный плющ их обвивает...
Ничто безмолвной тишины
Пустыни сей не возмущает,
И солнце с ясной вышины
Долину смерти озаряет.
Различны «лишь» эпохи и время года, но тема экспозиции – одна и та же. В миниатюре Дегена, как правильно, кинематографично отмечает редакция «ЕК», крупным планом высвечена одна из жертв трагедии и её свидетель, товарищ погибающего.
Вовсе не к осуждению автора, но из чувства объективной справедливости считаю важным отметить авторские просчёты: излишний повтор слов в двух первых строчках: «...ПОЛЕ, полное мёртвых. ПОЛЕ боя метель замела,..» У Коренева смертельно раненный куда-то и зачем-то ползёт, и вопрос к нему («Что ползёшь через поле сюда?» (тоже выглядит избыточным, каким-то даже эгоистичным со стороны спросившего: чем без толку ползти – «Дай-ка, лучше, таща тебя по снегу, отогрею ладони свои…» Во-первых, вряд ли, таща что-то или кого-то по снегу, отогреваешь ладони, - они-то как раз от мороза и мёрзнут… И для кого – «лучше»? Желание отогреться выглядит в этой ситуации эгоистичным: товарищ товарища оттаскивает с поля битвы не для того чтобы спасти тело от поругания врагом или для захоронения, а только лишь чтобы ладони свои отогреть…
Вот эти ладони, сохранённые и в дегеновском «варианте», заставляют меня поверить в то, что кореневский – был-таки, и что был - раньше. Тут и пришла в голову «обработчику» уже готового, но ещё неряшливо, нескладно написанного «черновика» усовершенствовать его, и тут родилась отличная, выразительная рифма, подсказавшая и новый образ: «в смертельной агонии» - «согрею ладони я…». Эгоистичность желания уходит в сторону, скрадывается общей целью, за которую в эту минуту и погиб «мой товарищ». Сейчас эта цель будет выяснена, и вместе с тем уйдёт мысль об эгоизме оставшегося в живых: «Спасти тебя поздно мне, ты в крови, ты людей не зови», - говорит «свидетель» в «варианте» Коренева – ну, и что ж, что «в крови»? – вот и помогут унять кровотечение… Но «ты не ранен, ты только убит», - почему же убит – это «только»? Странно выглядит это слово… У Дегена – «ПРОСТО убит»: просто – и страшно: потому, что рана – смертельна… Страшно и без описания "фонтанов", заледенелых "конусов" крови. Ясно, почему никто уже не поможет: потому что – товарищ УБИТ… Но вот зачем же знать умирающему в его последнюю минуту, что теплом его крови отогреет ладони его товарищ? И в чём утешение, что товарищ снимет с него валенки, чтобы надеть на себя?
А в том, что погиб солдат в общем порыве боя – боя за то, за что на смерть шли все в этом бою! Об этом – в последней строке: «Нам ещё наступать предстоит» .
НАМ, а не «мне» (как было у Коренева). Тем, кто жил в ту пору и помнит это чёткое ощущение единой воли всего народа – смею сказать, даже кто был тогда ребёнком, но испытал те же чувства единого порыва к Победе, понятно это общее чувство. Это было более, чем просто утешение погибшему другу в самый трагический момент его жизни: это – заверение в том, что он погиб – недаром, что смерть его будет оправдана общей победой над ненавистным врагом.
Вот почему кощунством выглядит не то, что живой солдат сдирает валенки с мёртвого, а истинное кощунство – непонимание выжившими и благополучными людьми того, во имя чего были такие жертвы и почему они могли восприниматься даже погибающими в бою как последнее УТЕШЕНИЕ.
Пока что считаю, что принадлежность стихотворения первоначально А. Кореневу – не доказана: Ион Деген читал его в 1945 году в ЦДЛ, подвергся критике за прославление «мародёрства, потом, окончив незавершённое из-за войны среднее образование и будучи инвалидом второй группы, приобрёл высшее медицинское, стал врачом, учёным, хирургом, ортопедом, доктором наук, разбил морду директору своего НИИ за издевательский юдофобский вопрос, на каком ташкентском рынке он, Деген, купил свои многочисленные боевые награды… Ещё через время воин, врач, учёный оставил СССР и репатриировался в Израиль, опубликовал там свои русские стихи, в том числе и о «валенках», прославился как их автор, а также как автор многночисленных рассказов, в том числе и мемуарных, – всё это известно. Деген уверенно датировал написание этого стихотворения декабрём 1944 года, рассказав, что создал его в период боёв в Восточной Пруссии…
Когда, где и при каких обстоятельствах написано стихотворение А.Коренева? Об этом хорошо бы нам узнать от М.М.Красикова. И если окажется, что в самом деле оно относится к 1942 году, тогда строки Дегена, что и кто ни сказал бы, следует считать вторичными, хотя бы итог был лучше, чем исток.
Не исключаю, что где-то на дорогах войны Ион мог услыхать или прочесть набросок стихов Александра, безотчётно их запомнить и по-новому повторить. См. выше, в этом же моём Литературном дневнике, запись «О плагиате»: там приводятся реальные случаи безотчётного заимствования стихов.
Считаю, надо будет признать вариант Дегена не просто более кратким, но художественно более предпочтительным. Готов даже поделиться неким предположением, когда они (ОБА АВТОРА!) могли на боевых дорогах встретиться лично: в биографии Коренева был момент, когда он, в составе боевой десантной диверсионной группы, осенью 1944 года проник в Восточную Пруссию и воевал там в тылах врага, - здесь и могла произойти встреча десантников с прорвавшимися танкистами, в числе которых был Ион Деген…
Будем терпеливо ждать результата изысканий Михаила Красикова.