С некоторых пор стал за собой примечать, что стоило только "обойтись посредством платка" (по выражению одной гоголевской дамы) или просто чихнуть, как закладывало уши. Ненадолго, впрочем, но все равно неприятно. К тому же раньше-то такого не было. Заинтересовавшись таким "нововведением" и желая выяснить, чем это мне может грозить в дальнейшем, обратился к лору. Врач, весьма симпатичная молодая дама, где-то между двадцатью и тридцатью, села напротив, плотно зажав мои дрожащие колени своими (очевидно, чтобы не убежал), напялила на голову некий прибор, напоминающий рефлектор с подсветкой, и велела произнести слово "самолет" с резким акцентом на последнем слоге. Почему из всех транспортных средств выбрано именно это - не пароход и не паровоз, не говоря уже о метрополитене - врачи не объясняют. Может быть, хранят какую-то врачебную тайну, а скорее всего сами не знают.
И когда я вслед за ней повторил это сакраментальное слово, то тут же получил и диагноз: - У Вас, сударь, искривилась носовая перегородка, она заметно ушла вправо. Это несмертельно, но лучше сейчас ее выпрямить, иначе она пойдет дальше и может вообще перекрыть ноздрю. Я могу пристроить Вас в клиники Первого Меда на Пироговке, где и сама ординаторствую. Моя руководительница сделает все это в лучшем виде, только придется с недельку там полежать. Соглашайтесь.
А что мне оставалось делать?
Но перед тем как залечь, пришлось еще пройти комиссию из трех врачей, которые сообща убедились, что я именно их пациент. Такой у них там обычай. А признав за своего, водворили в палату на восемь человек на третьем этаже одного из многочисленных корпусов.
Моя врачиха последовательно подводила меня к самой операции, но где-то за день до нее вдруг объявила, что в назначенный день ее в больнице не будет и она поручит сделать это одному из своих ассистентов.
Я чуть не выругался вслух, но кое-как сдержался и с горя отправился разыскивать свою Викторию, которая меня сюда и спротежировала.. С трудом, но нашел. На мои сумбурные сетования она ответила: - А что Вы так беспокоитесь, Цыремпил все сделает в лучшем виде.
_ Что за Цыремпил?
-Это такой же ординатор, как и я.
- А почему у него имя такое непонятное?
- Только потому, что он из бурятов.
И вот, наконец, настал день икс" (или "время Че", кому как больше нравится). Врач и впрямь оказался бурятом - молод, коренаст и ручищи как у молотобойца. Это сравнение оказалось недалеким от истины, поскольку в какой-то момент он именно так себя и проявил.
Надо отдать ему должное, перед каждым новым этапом проводимой надо мной экзекуции он объяснял мне, что сейчас будет делать: - Для начала я поработаю скальпелем, но сразу могу сказать, что все лишнее он не уберет.
И действительно, засунул в ноздрю этот самый скальпель и стал им скрести по моей многострадальной перегородке. Вполне терпимо, кстати.
- А теперь я беру зубило, - продолжил он, -самое время ему поработать. Но не бойтесь, не столярное, а специальное медицинское. Немного потерпите. И с этими словами действительно превратился в молотобойца. Каждый его удар глухо отдавался в моей головушке, и не будь она как-то зафиксирована, вполне могла повторить участь самой перегородки.
Все это заняло не более сорока минут и выглядело, повторюсь, вполне терпимо. Самое неприятное началось потом. Для начала он заткнул прооперированную ноздрю, и это было понятно, поскольку без крови, хотя и малой, вряд ли обошлось. Но покончив с этим, Цыремпил стал таким же образом законопачивать и вторую ноздрю.
- А это-то зачем? - видимо, жалобно спросил я.
- А затем, что сейчас перегородка настолько тонка, что ее может повести в другую сторону, обязательно нужно уконтрапупить по центру, как ей и положено.
- А как же дышать-то мне, горемычному?
- А рот тебе на что даден? Вот его и задействуй.
А, ну да, рот же еще есть, - вспомнил я и ушел успокоенный.
Дело клонилось к отбою. Несмотря на перенесенную операцию, спать хотелось неимоверно. Я и заснул поначалу, но уже через пять минут проснулся с ощущением того, что задыхаюсь. Рот, видимо, забыл о своей дыхательной функции и никак не хотел проявить себя в этом качестве. Я еще с десяток раз добросовестно пытался заснуть, но результат был один и тот же. Так, промыкавшись поболее часа, окончательно понял, что заснуть не удастся. А все мои сокамерники спят как сурки, и никому даже невдомек, что их коллега здесь пропадает.
Занятий нашлось только два. Нет, впрочем, три: брожение кругами по палате, благо она достаточно велика; пяление в окно на больничную часовенку во дворе, где вообще ничего не происходило, и, наконец, курение в специально отведенном месте, кое находилось в противоположном конце весьма длинного коридора. Но набегавшись туда и приканчивая первую пачку сигарет, наплевал на все правила внутреннего распорядка и стал курить прямо в палате, приоткрыв фрамугу и выпуская дым на улицу.
...Наконец, забрезжил рассвет. Был март, и наступал он не слишком рано. За истекшую ночь я успел сделать одно немаловажное наблюдение: когда бодрствуешь, рот еще как-то дышит, но стоит заснуть,тут же начинаешь задыхаться, уж поверьте мне на слово.
Наконец, меня осенило: а освобожу-ка я левую ноздрю и хоть пару часов до появления медперсонала подышу вволю, а может и поспать удастся.
Я-то полагал, что Цыремпил запихал в нос тампоны в виде ваты или марли. Каково же было мое удивление, когда я сначала почувствовал наощупь, а потом и увидел воочию,что это было какое-то подобие зигзагообразного шнура (кажется, он даже имеет какое-то мудреное название). И вот я как фокусник, вытягивающий из обычной шляпы нескончаемую ленту, вытянул из носа уже метра полтора этого шнура - настолько плотно утрамбовал его этот душегуб Цыремпил - а он все никак не кончается. Неизвестно, сколько бы так продолжалось, но тут в палату зачем-то заглянула только что заступившая на дежурство медсестра Нина. Увидев меня за таким занятием, она возопила: - Да что же ты делаешь, супостат! Все доктору скажу.
Кое-как уговорил ее этого не делать, клятвенно пообещав вернуть все на место. Но не тут-то было: как я ни старался, сантиметров тридцать в ноздре уже не уместилось. И я не знал, что делать дальше, - видимо, так и придется ходить весь день с лентой, свисающей из носа. Зрелище не слишком эстетичное, согласитеь. Но тут заворочался сосед по койке, и пришла ко мне спасительная мысль: - Серега, у тебя ножницы есть?
А у Сереги-бедолаги все с собой было, поскольку он уже несколько лет скитается по больницам и имеет при себе весь необходимый палатный инвентарь: нитки с иголками, зеркальце и много чего еще.
Молодой симпатичный парень, не старше двадцати пяти, шофер-дальнобойщик откуда-то из Зауралья. Вот, конспективно, его история: вернувшись из рейса на базу, можно было для сугрева принять спиртяшки, бутылка с которым все время стояла на определенном месте. И было это заведено едва ли не официально. Как уж получилось, что в тот день рядом оказалась бутылка с антифризом или еще какой-то тормозухой, неведомо.Вот он и хлебнул из нее. И хотя после первого же глотка понял, что это не спирт,но этого хватило, чтобы парень сжег себе гортань.И с тех пор вся его жизнь пошла под откос,в гортани у него дырка,которая периодически забивается и ее приходится прочищать, что возможно лишь в больничных условиях. Жена, не выдержав свалившихся тягот, от него ушла и забрала с собой ребенка. А Сергей так и мыкается по больницам.Сколько же операций он уже перенес и сколько их еще предстоит!
Конечно же, ножницы у него нашлись.
_- Давай, милый, кромсай прямо по самую ноздрю! Он и отхватил добрых полметра.
А тут и Цыремпил мой появился. Удовлетворенно хмыкнул, сделав вид, что не заметил моего своевольничания.
Так что, товарищи, во избежание подобных случаев тренируйте рот на предмет дыхания. Иначе вам придется пережить вот такую же бессонную ночь. А это, доложу я вам, занятие не самое приятное.