ТРАГЕДИЯ И ТРИУМФ 13-ГО ЛИНЕЙНОГО БАТАЛЬОНА
Нынешней весной Хабаровчане отпраздновали очередной, 159 год с того дня, когда Николай Николаевич Муравьёв, впоследствии – Амурский, принял решение поставить Сибирский 13-й линейный батальон на постоянное место на правом Амурском берегу рядом с нанайским стойбищем (деревней) Бури. Спустя месяц месту дислокации батальона было дано, опять-таки Муравьёвым, имя – селение-деревня Хабаровка, через несколько десятилетий преобразованной в город Хабаровск, а затем, ставшей и столицей Российского Дальнего Востока. Но это уже другая история. Наша тема о другом… Общеизвестный факт, что первостроителями деревни – нынешнего Хабаровска были военнослужащие именно 13-го батальона, обосновывавшиеся на этом месте. Весной 1858 года они сплавились на плотах, сколоченных из тяжелых бревен Забайкальской сосны, нагруженных всем необходимым для строительства и обустройства на необжитом месте, из Забайкалья, по Шилке и Амуру сюда, до нанайского стойбища Бури. Но до этого, 13-й батальон пережил страшную трагедию...
ПРЕДИСТОРИЯ.
В 1854 году началась Русско-Турецкая «Крымская война». На стороне Турции выступили Франция и Англия, имевшие на Тихом океане современный военный флот, чего Россия не имела. Наша главная военно-морская база в Петропавловске-Камчатском защищена с моря крайне слабо, а остальное побережье – вообще никак. Помочь войсками Россия могла только из Забайкалья. Муравьёв Н. Н. убедил царя воспользоваться, тогда ничейным Амуром, для переброски части войск на Нижний Амур и далее, на Камчатку. К весне 1854 года был приготовлен сводный батальон, численностью 800 человек, сформированный из 4-х рот 13-го, 14-го и 15-го Сибирских линейных батальонов и сотни Забайкальских казаков. В конце июня войска прибыли на пост Мариинский, где были распределены – 350 человек для отправки в Петропавловск, 200 отправлены для охраны поста Николаевский, а 200 в бухту Де-Кастри. Дальше была героическая защита Петропавловска и отдельные сражения с французами и англичанами… В марте 1856 года заключен Парижский мирный договор – «Крымская война» закончилась. Войска в низовьях Амура стали ненужными, и Муравьёв принимает решение: оставить там только 15-й линейный батальон, а казаков, солдат 13-го и 14-го Сибирских линейных батальонов вернуть в Забайкалье.
Третий сплав, вошедший с Историю, как самый трагический.
Впервые в истории освоения Амура, а может быть и впервые в истории вообще, войскам, двигаясь против течения реки, предстояло преодолеть более двух тысяч километров на лодках, приобретённых у аборигенов! По сложности и трудности задача была беспрецедентной – предстояло преодолевать течение реки, используя только человеческую силу. Где на вёслах, но чаще всего волоком, солдатам и казакам нужно было тащить лодки, самих себя, оружие, амуницию, продукты и господ офицеров. Понятно, что офицеры лямку не тянули. Но прежде, чем направить войска вверх по Амуру, нужно было обеспечить их продовольствием. Для этого решено поставить на пути следования посты-склады и завезти туда сплавом из Забайкалья всё необходимое. Караван из 110 барж и плотов под начальством подполковника Николая Васильевича Буссе, с которым были 1636 нижних чинов 13-го и 14-го Сибирских линейных батальонов при 24 офицерах, отправился в путь с Шилки на Амур. Задача военных – поставить посты и оборудовать склады по Амуру для обеспечения продовольствием возвращающихся с Нижнего Амура войска. Передовым отрядом сплава командовал капитан-лейтенант Николай Матвеевич Чихачёв. Во время этого сплава на Амуре были поставлены 5 военных постов: Кутомандский – в устье реки Кутоманда, Кумарский (25 человек) – близ устья реки Кумары, Усть-Зейский (50 человек) – близ устья реки Зеи, Хинганский (24 человека) – при входе Амура в ущелье Малого Хингана, и Сунгарийский (24 человека) – напротив устья реки Сунгари. Определявший расстановку постов М. С. Карсаков допустил серьёзный просчёт. Он исходил из того, что войска должны проходить по 40 вёрст в день (это, против течения!) и, при этом, ещё рубить на ночлегах дрова для пароходной навигации следующего года. Налицо, то ли – близорукость, то ли – явное непонимание обстановки и сути предстоящего, а может быть и авантюризм? Но следствие – безразличие к судьбам сотен людей. Что это было на самом деле – сейчас доподлинно установить не представляется возможным – можно только предполагать. Что значит вернуть войска без наличия пароходов? Только одно: лодки вверх против течения нужно выгребать на вёслах, чаще – тянуть бечевой. Подобно тому, как таскали баржи бурлаки на Волге. При такой тяжёлой физической работе ещё и нужно было хорошо питаться. Но взять с собой продовольствие более чем на неделю, возможности не было: возвращались, ведь, на лёгких лодках-оморочках. Продукты можно было взять только на постах. А расстановка постов на Амуре, мягко говоря, была не совсем удачной: от Мариинского поста до устья Сунгари их не было вообще, а это почти тысяча километров пути. Хотя Г. И. Невельской ещё два года назад предлагал Н. Н. Муравьёву поставить посты в устье Хунгари и устье Уссури, но это предложение было проигнорировано. Но и на те посты, что были поставлены, продукты завезены в ограниченном количестве. Налицо был явный просчёт… Так легкомысленность, неопытность или равнодушие М. С. Карсакова, стали главной причиной катастрофы, постигшей возвращавшиеся войска. Приказ оказался физически не выполнимым. Но, приказ, есть – приказ… В то время Амур от Мариинского поста до Усть-Стрелки – слияния Шилки и Аргуни, представлял собой пустыню, протяжённостью 2300 вёрст, в которой было трудно, а порой и невозможно найти какое-либо продовольствие, кроме как на складах выставленных постов. В приобретение русскими людьми Приамурья вписано немало трагических страниц, но эта, пожалуй, одна из самых трагичных за всю историю колонизации Приамурья. По нашим нынешним, цивилизационным меркам, решение Н. Н. Муравьёва было чудовищным! Трудно представить себе что-либо другое, невероятно трудное, трагичное, подобное походу 1856 года вверх по Амуру Забайкальских казаков и солдат линейных батальонов. Весь этот путь, протяжённостью 2500 километров, предстояло пройти – нет, не пройти проползти на лодках против течения реки! Амур пришлось штурмовать в течение нескольких месяцев – ежедневно, в любую погоду, не зная ни полноценного сна, ни отдыха. Вероятно то, что пришлось пережить солдатам и казакам, могут понять только рабочие, выжившие в 900-дневной ленинградской блокаде в 1941 – 1944 годах. Большинству современных людей представить это невозможно – им просто не с чем сравнивать. Поэтому, я предлагаю вам закрыть глаза и попытаться – мысленно, хотя бы, приблизительно, представить те условия, и те адские труды и муки безымянных солдат и казаков. Может быть, мы тогда больше будем ценить землю, на которой живём… Сегодня можно услышать расхожее выражение: «Пашет, как бурлак на Волге…» Многие из нас видели картину И. Е. Репина «Бурлаки на Волге». На ней талантливо изображено, как артель из двенадцати мужиков разного возраста и телосложения, вытягивая из себя жилы, тянут против течения баржу. Берег там ровный и никаких отягощающих препятствий на нём не видно. Очевидно, у Репина не было другого опыта, кроме того, что он изобразил. Что собой представляют амурские берега? Для тех, кто с ними незнаком, попробуем рассказать. Хотя, рассказать, не так-то просто. Ибо, берега на протяжении трёх тысяч километров настолько не постоянны, насколько неоднородной может быть природа в разных природных и климатических условиях. В низменных местах береговая полоса – это песчаные отмели, заросшие густым кустарником ивняка или, наоборот, болотистые места, усыпанные кочками, прерываемые руслами многочисленных проток, рек, речек и ручьёв. В гористых местах пейзаж другой – скалы, поросшие лесом, часто скалы обрывистые, непроходимые. В таких условиях, ежедневно, в любую погоду – чаще всего, таща лодки бичевой, нужно было преодолевать в сутки! около сорока километров! Одно дело – грести по течению, когда река становится двигателем и помощником, другое – когда нужно преодолевать это течение, когда река становится противником, врагом. На Нижнем Амуре, где течение реки, в среднем, чуть более четырёх километров в час, местами, ещё можно было продвигаться на вёслах, но, местами, скорость течения увеличивается, или поднимется сильный ветер, и тогда усилия гребцов оказывались бесполезными: гребут, вытягивая из себя все жилы, а лодка, по сути, стоит на месте, а то и сносит её назад. И тогда лодки причаливали к берегу, нижние чины впрягались в лямки, и тащили лодку с грузом и господином офицером. Но берег реки, на котором нет даже тропы, это не асфальтированное, даже, не грунтовое шоссе: берега песчаные сменяются – заболоченными, потом – заросшие непроходимым лесом или кустарником, а то на пути вырастают скалы, которые не обойти, не объехать? А бесчисленные речки, речушки, протоки и ручьи, которые тоже нужно как-то преодолевать? Но и двигаться не всегда было понятно куда: то ли, это основное русло, то ли – протока, то ли – очередной приток? Карты Амура ещё не составили. Тот, кто знаком с Приамурьем в летние месяцы – июль, август, хорошо представляет себе ужас такого путешествия: нещадно жарит солнце, температура воздуха в тени доходит до 35 градусов по Цельсию, влажность воздуха до ста процентов! А солдаты, одетые в робу и тяжёлые сапоги, не могут ни раздеться, ни даже облегчить обмундирование – миллиарды насекомых-вампиров: гнуса, комаров, оводов не дают покою ни днём, ни ночью. Но если бы только высокая температура? В сочетании со стопроцентной влажностью – это сущий ад: пот не испаряется, тело находится постоянно, как будто в воде. А когда зарядит дождь? Ни укрыться, ни обсушиться – даже костёр не всегда возможно развести. А нужно же приготовить пищу, ночью хоть немного отдохнуть, набраться сил для следующего не менее тяжёлого дня? Сорок километров в сутки, заданные Карсаковым М. С., это было явное издевательство. Они не выдерживались и не могли выдерживаться. Изнурительное путешествие продолжалось день за днём – несколько месяцев… Несколько месяцев изнурительного, рабского труда.
Правда, тогда были другие люди, и другие понятия о долге, чести и бесчестии… Сегодня, спустя без малого почти двести лет после тех событий, знакомясь с тем, что пришлось испытать казакам и солдатам, у меня не возникает никаких сомнений, что это было под силу только Русским людям – никакие высокомерные европейцы на это не способны. Тем обиднее сегодня слышать, как некоторые, к сожалению, к несчастью – наши соотечественники, правда, наши, только по месту общего проживания, но по отношению к своей Родине – России – это иностранцы, цинично унижают нашу историю, и её творцов – Русских людей. Образумлять таких субъектов – совершенно пустое занятие. Негативное, циничное отношение к России у них воспитывается в семье, начиная с рождения, можно сказать, впитано с молоком матери. Цинизм – это их психология… Но, вернёмся непосредственно к тем далёким, трагическим событиям… Войска возвращались в Забайкалье под общим начальством адъютанта Муравьёва полковника Александра Николаевича Сеславина на легких гребных судах, приобретенных у аборигенного населения. Выступили они из Мариинского поста на исходе июля тремя отрядами. Первый отряд – сводный казачий пеший полубатальон с сотенными командирами Пузино и Забелло, возглавлял сам полковник А. Н. Сеславин. С Мариинского поста они вышли в начале июня первыми. Далеко не достигнув расставленных Н. В. Буссе постов, уже остались без продовольствия. Вынуждены были питаться кореньями, ягодами и даже варить кожу с обуви. Вероятно, здесь нужно сделать уточнение. «Первый отряд» – это значило только, что они одновременно отправились в путь, но вовсе не факт, что двигались они все вместе. Отряд составляли группы, каждая во главе со своим собственным командиром. В пути они двигались – кто как смог. Несмотря на все тяжелейшие испытания, части отряда прибыли в Забайкалье еще до наступления зимы: сам полковник прибыл в Усть-Стрелку 7-го октября, 1-я рота, с есаулом Пузино добралась туда 25-го сентября, а 2-я, с сотником Яннау – 30 сентября… В пути от горячки умер старый вояка есаул Забелло. Второй отряд – в составе 2-х рот 14-го Сибирского линейного батальона и бессрочно отпускных из 15-го батальона, возглавлял командир 14-го Сибирского линейного батальона майор В. Е. Языков. Отряд отправился в путь спустя две недели после первого. В Забайкалье отряд прибыл почти вслед за первым, но из-за недостатка продовольствия между Кутомандским и Усть-Стрелочным постами голодал, что вызвало болезни и смерть нижних чинов. По прибытии на место постоянной дислокации отряд не досчитался 52 человека. Третий отряд в составе двух рот 13-го и 14-го Сибирских Линейных батальонов под командой командира 13-го Сибирского Линейного батальона подполковника А. Н. Облеухова с 9-ю офицерами на утлых лодчонках, набранных с большим трудом – то, что осталось от первых двух отрядов, выступил из Мариинского поста только 27 июля. Вообще-то отряду в такое позднее время выходить было нельзя – ни в коем случае. Так как, было понятно, что, выйдя слишком поздно, невозможно преодолеть огромное расстояние в тёплое время года… Военный губернатор Приморской области П. В. Казакевич старался отговорить Облеухова от безрассудного путешествия, и предлагал тому остаться на зимовку в Николаевске. Но приказать ему он не мог: батальон подчинялся губернатору Забайкальской области Карсакову. Подполковник Облеухов, вопреки здравому смыслу, решил возвращаться – на авантюру толкали личные причины. Усть-Стрелочного караула они, то есть, то, что осталось от отряда, достигли только 16 декабря. Участник этих событий, подпоручик 15-го линейного батальона К. Б. Чаплиевский описал это путешествие:
«Пройдя устье речки Хунгари (за 400 вёрст от Кизи) вода в Амуре стала сильно подыматься, подули противные ветры, подъём сделался медленнее, прибыль же воды всё росла и росла.…В малую и в среднюю воду легко возможно опытному в деле плавания по рекам, идя против течения и по течению, не терять из виду главнаго русла, но в половодье никакая опытность и сметка не избавит от удаления от русла совершенно в сторону. Случалось часто, что отряды, незаметно отойдя от главнаго русла, входили в устья впадающих рек и, уже пройдя по ним верст 20 и более, замечали свою ошибку: приходилось возвращаться назад, потеряв даром дорогое время и изнурив напрасно солдат. Таким образом весь отряд наш подымался целый день по реке Кумаре; ошибка только тогда была замечена, когда река эта вступила в горы и пошла прямо на юг, тогда как направление Амура в этой части – на северо-запад.
Пока мы проходили среднюю часть Амура, от устья Хунгари до Албазина, вода в Амуре подымалась далеко выше среднего уровня, берега были покрыты водой, идти бечевой было невозможно, часто нельзя было найти сухого места, чтобы сварить людям обед. Продвигались мы вперед медленно, люди стали изнуряться. Прежде всех пострадали казаки от захваченной ими из де-Кастри горячки.
…Последния же 700 верст, считая от устья р. Зеи, поход сделался более тяжелым, стали подвигаться вперед все медленнее. Произошло это от многих причин: течет Амур в этой своей части сильнее, дни стали короче, был уже сентябрь месяц, люди изнурились, а в довершение всего, разстояние между постами, на которых войска получали провизию, было далеко неровное. Особенно тяжелым достался всем подъем между постами Кумарой и Кутомандой: получая провизии на 10 дней, все войска проходили это пространство не менее чем в 15 дней, а многие шли и 20 дней; здесь все прихватили голода, но, как казаки, так и отряд Языкова немного, сравнительно, потеряли тут людей, и то больше от воспаления легких и от изнурительной горячки, которая нас не покидала до самих Русских пределов. От голода, в полном значении этого слова, никто не умер.
…В конце сентября начала появляться на реке шуга и ледяные забереги.
…Майор Облеухов вышел из Кизи более чем через месяц, после нас, т.е. в конце почти июля, несмотря на предостережения Казакевича и предложение взять на себя ответственность за его зимовку на устье Амура. Облеухов был в это время женихом красивой и очень богатой девушки А. О. Курбатовой, свадьба его была отложена до возвращения; кроме того, он не хотел упустить случая отличиться более других, сплыв на устье Амура и возвратясь в Шилку в ту же навигацию.
…Шел он тоже сначала скоро, но в том же месте, где помучились и мы, т. е. перед Кутомандой, застиг его рекостав; начались сильные морозы, отсталые, разумеется, погибли от ознобов и от голода».
Отряду Облеухова пришлось двигаться по пути, которым уже прошли две тысячи солдат, и был обеспечен на протяжении 2340 вёрст всего пятью постами, запасы которых были почти что съедены, прошедшими до этого войсками. Скорость движения была крайне невелика, и в 5 верстах выше Кукумары, отряд был остановлен льдом. Запас сухарей мог обеспечить жизнеспособность, самое большее, на десять дней. Ближайший же склад продовольствия находился в Кутуманде, тоесть, в 350 верстах. Между тем на реке появилась шуга – сало, двигаться с лодками не то что по сорок вёрст в день, но и по четыре стало невозможно. Так, проведя в пути при самых неблагоприятных условиях 143 дня, выдержав в течение этого времени вынужденный сорокадневный пост, отряд оставил на берегах 98 могил – почти треть всего отряда. М. И. Венюков (поручик Михаил Иванович Венюков после окончания Академии Генерального штаба направлен в Иркутск старшим адъютантом штаба войск Восточной Сибири. По поручению Н. Н. Муравьева занимался исследованием и составлением карт Среднего Амура и Уссури.) со слов участников этот скорбный путь записал так:
«Приступили к постройке санок, на которых можно было везти продовольствие, оружие, кладь и больных; уменьшили дневную дачу и начали продвигаться помаленьку через пеньки, камни, не совсем установившийся лёд и пр. Солдатам велено было охотиться в прибрежных лесах, но дичь в этих лесах, постоянно обеспокоиваемая охотниками-тунгусами, держится вдали от реки, и охота солдат была почти бесплодна.
…Люди начали умирать с голоду, они ели подошвы, ранцевые ремни и т. п. Сам начальник команды, подполковник Облеухов, съел собственную собаку. Усталые солдаты отказывались идти и ложились умирать; у других явилась мысль питаться человеческим мясом. И несомненно, что случай подобного людоедства, был…»
Трагедия третьего отряда произошла, главным образом, по вине батальонного командира подполковника Облеухова, поставившего личные интересы не только выше служебных, но и выше человеческих. Общее же число поднимавшихся вверх пол Амуру и погибших от голода, обморожений и тифа составило 196 человек. (По данным М. И. Венюкова остались лежать в холодной пустыне 270 человек.) Такова цена возвращения войск с Нижнего Амура в Забайкалье.
Но и в этих жутких условиях были командиры, организовавшие переход без потерь. Например, урядник Полуполтинный – командир отряда казаков 2-го сводного казачьего пешего полубатальона 10-го октября вышел из Кутоманды, остановленный ледоходом вынужден был ждать на посту до 27-го октября. Прибыл в Усть-Стрелку 2-го ноября. За всю дорогу у него не было ни больных, ни умерших. Как всегда, виноватых не оказалось. Когда есть достижения, подвиги, тогда в героях ходят высшие чины, а когда случаются такие трагедии, то виновных ищут в самом низу. Естественно, на уровне генерал-губернатора трагедию постарались представить, как дело весьма незначительное. Подполковника Облеухова отстранили от командования 13-м батальоном – под суд не отдали, в звании не понизили. Очевидно, чтобы не было большого шума. После этого он исполнял обязанности коменданта Шилкинского завода, а в 1858 году уже был в Иркутске в качестве «исправляющего должность члена Иркутской полевой провиантской комиссии». Тогда офицеры тоже были разные: преданные делу, готовые ценой своей жизни исполнить долг – по счастью, их было большинство. Но были и карьеристы, готовые ради выслуги перед начальством пожертвовать другими людьми. Командиром 13-го батальона был назначен командир первой роты, произведённый из штабс-капитанов в капитаны Яков Васильевич Дьяченко. Сколько погибло служивых 13-го батальона – мне установить не удалось, но, очевидно, что большинство погибших именно из 13-го. Когда весной 1858 года 13-му Сибирскому батальону предстояло сплавляться и стать постоем на месте нынешнего Хабаровска, 13-й батальон был усилен нижними чинами и несколькими офицерами 16-го линейного Сибирского батальона.
А. И. КРИКЛИВЫЙ