* * *
Свадьбу играли в Ленинграде. Все было очень скромно, как того хотела Катя. Из Москвы приехали мы со Светкой, Славка Дубницкий с Риткой, Андрей, Антон и Серега. Из местных был молодой человек, представившийся как Джими. Весь день мы гуляли по городу, пили шампанское, портвейн, радовались за молодоженов. Я видел, какими глазами Светка смотрела на невесту. Как же ей хотелось того же. Но родители поставили условие: вначале институт закончи, а потом уж и замуж выходи! Вечером мы посидели в кафе, отметили образование новой ячейки общества, а потом проводили молодых в их апартаменты, точнее сказать, в комнату в коммуналке, после чего вся наша московская компания рванула к Джими.
Я тогда и подумать не мог, что через какие-то пять лет этот человек примет самое активное участие в моей судьбе и поможет мне заново начать жизнь уже в Ленинграде. В тот вечер Джими пел нам свои песни почти до утра, изредка отвлекаясь на употребление напитков и на небольшие исторические справки по поводу той или иной композиции. Его песни не были похожи ни на что из слышанного мною ранее на русском языке. Это был настоящий рок-н-ролл. А потом, когда все улеглись штабелями спать, кто как и кто где, мы остались с Джими вдвоем на кухне и говорили обо всем на свете: о кино, о театре, о поэзии и никак не могли наговориться. Бывает такое, что встречаются две родственные души — и все. Меня тогда поразили его знания. Он мог спокойно рассуждать о роке, потом переключиться на фолк, затем поговорить о классике и в конце концов остановиться на бардовской песне.
— А знаешь, Джими, альбом «Ummagumma» «Pink Floyd»? — спросил я, разливая по маленькой. — Я просто обалдел от ритмической основы и мелодических ходов.
— Это точно, Сергей, — отвечал Джими. — Абсолютно искренний альбом. Да, у них вообще все круто получается. Не зря они альбомы по два года пишут.
— Да, все чего-то со звуком колдуют, а потом бац — и шедевр, — расходился я.
— А я в свое время подвис на полгода от их «Dark Side Of The Moon», — продолжал Джими. — До сих пор не понимаю, как они все это придумали.
— Вот бы такой альбом и с таким качеством когда-нибудь записать… — сказал я.
— Это фантастика. О чем ты говоришь, Сереж? — говорил Джими. — Во-первых, нас никто за бугор не выпустит, а во-вторых, просто напросто не дадут такую музыку нам здесь играть.
— Это мы еще посмотрим, — ответил я с молодецким задором.
— Не кипятись, — проговорил, чуть оттягивая слова, Джими. — Не все так просто.
— Ты знаешь, после шестьдесят восьмого я уже ничему не удивлюсь, — пожаловался я. — Как они могли по мирным жителям — из танков?!
И мы оба замолчали на пару минут. Шестьдесят восьмой поделил наши жизни пополам. Все, что было до него, — это было беззаботное детство, а после… Мы тогда поняли, что они, если что, и по нам так же пальнут из всех орудий. Мы же другие. Думаем не как они. Одеваемся не как они. Да еще хотим быть свободными людьми, джаз играть.
— Давай за «Флойдов», — и Джими поднес рюмку, чтобы чокнуться.
— Давай, — согласился я.
В восьмидесятые, в один из первых своих визитов в Европу, я попал на их концерт. Зал был битком! Пришли немолодые люди и, самое интересное, привели своих уже повзрослевших детей. В зале было несколько поколений поклонников, и все были — как одно большое целое. Гилмор был, как всегда, на высоте. Его гитару я не спутаю ни с кем на свете. Я сидел и вспоминал Джими, его кухню, нашу встречу в августе 1975-го, наш душевный разговор и мысленно говорил ему: ну, видишь, выпустили! И я их слушаю.
— А из «Jethro Tull» тебе что нравится? — спросил Джими, прерывая минуту молчания и уводя от политической темы.
— Само собой — «Thick As A Brick».
— Согласен, — кивнул Джими. — Гениальная работа.
— И это ведь они просто хотели постебаться после того, как их обозвали группой, играющей прогрессив-рок, — сказал я.
— Да, выпустить альбом из одной песни — это круто, — улыбнулся Джими. — По-моему, они гении.
Если честно, то сейчас я могу слушать все альбомы «Jethro Tull» и притом — с любого места. Мне у них нравится абсолютно все. Я бы даже отнес их к основателям фолк-рока, хотя многие настаивают на прогрессиве. Да ладно, это дело критиков — говорить о стилистике. А задача простого слушателя, к которым я себя и отношу в данном случае, — просто слушать песни и получать удовольствие.
— Слушай, а как тебе «King Crimson»? — спросил я Джими.
— По-моему, это отдельный космос, — просто и без лукавства сказал Джими. – Я в свое время до дыр заслушал «In The Court Of The Crimson King».
— Да, — кивнул я. — Я долго не мог въехать в его эстетику, но когда попал в поток, просто обалдел. Какая-то космическая музыка. Без границ, без клише.
— А как тебе «Yes»? — поинтересовался Джими.
— А вот это — не мое. Наверное, я еще не дорос до них. Уж больно у них все вылизано. Хотя, как музыкант, я их понимаю, но — не мое.
— Насчет вылизанности — это точно, — поддержал меня Джими. — Но «Fragile» мне у них все-таки очень нравится. Есть в нем какое-то очарование.
В этот момент зашла на кухню заспанная Светка.
— Ты чего не спишь, Свет?
— Да поспишь тут, — отвечала Светка заспанным голосом. — Храпит кто-то, как танк… Есть, что попить? — обратилась ко мне Светка.
— Вот, — сказал я, беря в руки бутылку вина.
— Да нет, водички, — попросила она.
— Сейчас чайку поставлю, — сказал Джими и потянулся за чайником.
— О чем говорите? — спросила Светка и, посмотрев на нас, сразу же сама себе ответила. — Да о чем вы можете говорить? Уж точно не о дамах.
— А вот Света у нас «Genesis» любит, — сказал я, глядя на Джими, который ставил чайник на плиту.
— Да ладно? — удивленно спросил он, смотря на Светку.
— Конечно, не весь, а вот «Selling England By The Pound» нравится, — сказала просыпающимся голосом Светка, садясь рядом со мной и кладя свою голову мне на плечо.
— Да, давненько я не встречал девушек, которые бы слушали такую музыку, — удивился Джими.
— Вот так. Это со мной, — гордо ответил я.
— Хватит хвастаться, — сказала Светка, улыбаясь и стуча рукой по моему плечу, на котором еще совсем недавно лежала ее голова.
— Все, все, — улыбаясь, сказал я, укладывая ее обратно к себе на плечо.
— А что тебе еще нравится? — спросил Джими у Светки.
— «ELP», — ответила она сходу.
— Да ладно? — не поверил Джими, снимая чайник с плиты.
— Ага. «Trilogy», — продолжала Светка.
— А мне больше нравится «Brain Salad Surgery», — сказал я.
— Ну вы, ребята, даете, — сказал Джими, наливая чай Светке. — Не ожидал от вас такого.
— Мы и сами не ожидали, — сказала Светка, и мы засмеялись все разом.
— Давай, Джими, еще по маленькой? — предложил я.
— Давай. За встречу, — подхватил Джими, и мы чокнулись. — Бывает же такое! Знакомы — всего день, а будто всю жизнь вас знаю.
— У нас такое же впечатление, — ответила Светка.
Было где-то полчетвертого утра. В дверь позвонили. Мы все обалдели. Кто это бы мог быть? Неужели кто-то вызвал милицию, — пронеслось у нас в головах. Вроде бы спокойно все было, никто особо не кричал.
— Пойду посмотрю, кто там, — сказал Джими.
Мы со Светкой остались сидеть на кухне. Мне показалось, что она опять заснула у меня на плече, и я решил ее не тревожить.
Впоследствии Джими расширил мои границы познания рок-музыки. В отличие от меня он был стопроцентный рок-н-рольщик. Он знал столько про эту музыку, что я не мог понять, когда он успел все это прослушать. Но прослушать — это мало. Он имел свое мнение по каждому из произведений. Он мог говорить про рок-н-ролл часами. Когда в восьмидесятых его популярность пошла вверх, для меня это не было чем-то неожиданным. Это был абсолютно естественный ход событий. Джими стал тем, кем он и должен был стать — настоящей рок-звездой. Вы мне скажете, что, мол, сейчас, по прошествии стольких лет, легко рассуждать на эту тему. А я вот что скажу вам по этому поводу. Джими был очень эрудированным человеком. Мало того, он с юности точно знал, чего он хочет. И для того, чтобы стать тем, кем он стал, он беспрерывно прикладывал усилия. С ним переиграл не один десяток прекрасных музыкантов, можно даже сказать, лучших в нашей стране. Но все равно они играли ЕГО песни, а песни эти были загадочны и прекрасны. Они были особенные, несоветские, а это было немало в те годы. Так что знания, любовь к музыке и сумасшедшая работоспособность — вот каким набором должен обладать любой молодой человек, который хочет, как говорят, «сделать себя сам». Да! Забыл про самое главное — должна быть удача.
“Интересно, что же Джими никак не идет?” — сидел и думал я.
— Свет, может сходить посмотреть? — спросил я.
Как раз в это время в коридоре послышались шаги. Шли явно двое. Спотыкаясь о расставленную в беспорядке обувь и говоря шепотом, почему-то все смеялись.
— Вроде, все нормально, — сказал я Светке, и в это время на кухню зашли Джими и еще один, как мне показалось, жизнерадостный человек.
— Вот, ребята. Это – Алик. Прошу любить и жаловать, — сказал Джими. — А это друзья Киры из Москвы: Света и Сергей, — добавил Джими, представляя нас.
Мы пожали друг другу руки. В одной руке у Алика была бутылка сухого, а в другой какая-то пластинка. Алик поставил бутылку на стол и сказал:
— Ребята — это бомба. Это надо немедленно послушать.
Мы со Светкой поняли, что сегодня нам поспать не удастся.
— Джими, давай за проигрывателем, — сказал Алик.
— Ребят разбудим, — ответил ему Джими.
— Ты хочешь сказать, что я зря к вам через весь город ночью ехал? — спросил Алик с очаровательной улыбкой.
— Ладно. Сейчас, — и Джими пошел в комнату за проигрывателем.
В один день у меня произошли две судьбоносные встречи. Первая с Джими, а вторая с Аликом, который впоследствии, когда я перебрался в Питер, стал моим первым официальным издателем. Сначала он нас записывал на полупрофессиональных студиях и просто сам вручную тиражировал диски. В девяностые, открыв свою музыкальную компанию, он уже работал над нашей музыкой не покладая рук, неся ее в массы. Алик и по сей день является нашим российским издателем, и притом самым любимым. Мне кажется, где-то в нем вставлен мотор. Я вообще не понимаю, спит ли он когда-нибудь. Мне кажется, что он работает 25 часов в день. У него идут какие-то беспрерывные переговоры, он постоянно несется на какие-то телеэфиры, устраивает всевозможные фестивали. Алик — настоящий подвижник. Он очень любит ту музыку, которую издает, любит людей, которые ее играют, и все эти люди тоже отдают ему свою любовь. Наверное, это и есть вечный двигатель — взаимообмен любовью!
— Как вам наш город? — спросил Алик у нас.
— Настоящая сказка, — ответила Светка.
— Я бы хотел здесь пожить, — добавил я.
— А чем занимаетесь в Москве? — поинтересовался Алик.
— Я пока что учусь, — ответила Светка.
— А я музыкант. Играю джаз, — сказал я.
— Понятно. С кем еще Джими мог бы сидеть на кухне всю ночь? Нашел родственную душу, — констатировал Алик.
— Это точно, — рассмеялся я.
Послышались шаги. На кухню зашел Джими и поставил проигрыватель на стол.
— Я вам всем даже завидую, — сказал Алик.
— Почему? — удивилась Светка.
— Потому что вы сейчас «Это» будете слушать впервые, — сказал Алик, делая упор на каждом слове.
Мы со Светкой улыбнулись. Джими взял пластинку в руки и, протерев ее бархатной тряпочкой, аккуратно поставил на проигрыватель. Затем он приподнял иголку и опустил ее на поверхность пластинки… Это был не кто иной, как только что появившийся в нашей стране альбом группы «Camel», а именно волшебный и божественный «The Snow Goose». Мы все были в полном восторге от доносившихся из проигрывателя звуков. Вы опять хотите мне задать вопрос? Зачем я говорю столько названий альбомов и групп? Мне просто очень хочется, чтобы прочитав эти строки, вы взяли бы эти записи и послушали их. Они достойны того!
Джими курил сигарету и пускал дым вверх. Алик смотрел в полупустой стакан и думал о чем-то своем. Светка лежала на столе на руках, а я думал о том, что все-таки никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Вроде бы ехал на свадьбу, а повстречался с такими замечательными ребятами. Оказывается, и в Питере есть «наши»... Пластинка доиграла до конца…
— Все-таки... боги спускались на землю, — сказал Джими.
— Это точно, — поддержал его Алик.
Сейчас, когда я слышу мелодии из этого альбома, я всегда вспоминаю ту потрясающую ночь на кухне у Джими.
— Предлагаю выпить за объединяющую силу музыки, — вдруг выпалила Светка.
Мы немедленно разлили по стаканам и полушепотом все вместе крикнули:
— Гип-гип-урааааа!
За окном был серый туман и дождь. Светало. На часах — шесть утра. Справа вставала заря.