Александр Сергеевич Суворов («Александр Суворый»)
Книга-фотохроника: «Легендарный БПК «Свирепый» ДКБФ 1971-1974».
Глава 768. ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Прост как Правда. 11.08.1974 года.
Фотоиллюстрация из ДМБовского альбома автора: ВМБ Балтийск. БПК «Свирепый». Факсимильное издание первого номера большевистской газеты «правда» от 22 апреля 1912 года. Подарок мне специального корреспондента «Правды» в ФРГ (ФИО не помню – автор). Газетная бумага этого номера именно такая, рыжевато-смуглая, потёртая, настоящая. Я читал и разглядывал эту газету всю, от «корки до корки». До сих пор она у меня хранится, как ценнейший раритет-артефакт. 11 августа 1974 года.
В предыдущем:
Я не мог и предположить, какой интересной и значимой для меня окажется встреча и разговор с этим странным человеком с бульдожьей хваткой рукой и острым взглядом цепких глаз (на фотоиллюстрации он выглядывает из-за плеча командира БПК «Свирепый», капитана 2 ранга Е.П. Назарова)…
Я провёл невысокого мужичка по коридорам к себе в «ленкаюту» и он представился специальным корреспондентом газеты «Правда» в ФРГ, назвал свою фамилию, имя и отчество, но я тут же их забыл, потому что наш разговор начался и получился захватывающе интересным…
Пока корреспондент из Бонна внимательно рассматривал убранство и интерьер «ленкаюты», дежурные стенды наглядной агитации и портреты членов Политбюро ЦК КПСС, он тихо начал рассказывать, где он побывал, что видел, как работает и я понял, что передо мной не простой корреспондент, а политолог, аналитик, проще говоря, разведчик, причём, вероятно, высокого уровня. Он говорил так, в таком стиле и такой речью, что ясразу же услышал знакомые обороты и манеру изложения информации, как это делали офицеры из разведотдела нашего соединения и заместитель начальника штаба, с которым мы делали огромную карту военных действий нашей КУГ (корабельной ударной группировки) на весенних учениях 1973 года.
Вероятно, мой гость не знал того, что знал я, поэтому немного «красовался» этой своей манерой краткого, но точного изложения тщательно продуманной и логичной информации. Он замолчал только после того, как я его «невинно» спросил: «Вы, вероятно, наш разведчик там?».
- С чего вы взяли? – опешил он и перестал нахально копаться в книгах корабельной библиотеки на стеллажах и совать нос в мои рисунки пером и тушью, лежащие на моём рабочем столе (это я оплошал и оставил на столе сохнуть мои рисунки комикса о наших с Валеркой Маховиком и Лёшкой Мусатенко приключениях в Ленинграде...
- Да это и так видно, - ответил я, не желая вдаваться в подробности.
Корреспондент так взволновался, что мне стало не по себе. Он всерьёз встревожился и стал допытываться у меня, мол, по каким признакам я определил, что он раз ведчик…
Мы долго ещё пикировались, я отнекивался, а он настаивал, потом я сдался, но и он тоже потерял интерес и смирился с тем, что «прокололся», как он выразился, потому что я показал ему тоненькую книжку «Хризантемы у тюремной стены» Владимира Розина и Льва Сидорова, издание 1971 года. Это была книга о советских разведчиках Блейке, Абеле и Филби.
- Это редкое издание, - сказал уважительно корреспондент газеты «Правда». – Как она к вам попала? И вообще, откуда у вас такая большая библиотека? 5000 томов! (он успел заглянуть в мой каталог и справку-отчёт, с которыми я работал вчера вечером – автор).
Вот тогда и я рассказал ему в его же краткой и точной манере о том, как перед первой БС (боевой службой) нам всучили в политотделе крейсерскую библиотеку для КРЛ «Октябрьская революция» в надежде, что БПК «Свирепый» пойдёт в Средиземное море и встретится с крейсером, а мы «застряли» в Северной Атлантике.
Незаметно мой рассказ дополнился показом фотографий двух альбомов-томов фотолетописи БПК «Свирепый» и настал черёд изумляться этому дысому и многоопытному корреспонденту центральной газеты. Он тут же превратился в жадную «губку», которая впитывала в себя всё – всё, что возможно было увидеть, услышать, узнать, пощупать, понюхать, посмотреть.
Корреспондент ещё больше удивился, когда услышал о наших играх в военно-морской КВН и тут же выпросил у меня сценарии этих игр, в том числе и той, что ещё была не сыграна, а должна была быть сегодня…
Здесь он узнал о «кознях» и отношениях с замполитом, о том, что и как я приготовил в программе сегодняшнего праздника, узнал, что я был избран комосольцами экипажа корабля на должность комсорга, хотя эта должность по штату офицерская, узнал, что мне трижды предлагали вступить в партию, но я пока медлил, считая, что ещё не являюсь коммунистом.
Потом я рассказал ему о том, как и почему мой отец видит разницу между челном КПСС и коммунистом и мы с ним уже сидя за «крышечкой» от фляги со спиртом, закусывая маминым сыром и яблочными сушками, а потом вяленой воблой, тихо вполголоса обсуждали нашу жизнь, нашу службу, наши судьбы, наши жизненные позиции…
Потом зазвонил мой телефон в «ленкаюте» и дежурный офицер по кораблю спросил меня, не зашёл ли в ленкаюту случайно пропавший корреспондент «Правды». После этого началось что-то невообразимое, потому что за этим пропавшим корреспондентом прислали не просто «Волгу», а адмиральскую «Чайку», чтобы немедленно доставить его в штаб, а мне задыхающийся от гнева замолит пообещал не просто адовы муки, а изощрённые адовы наказания…
Междленно и неохотно уходя из ленкаюты, рас красневшийся и взволнованный пожилой уже корреспондент тепло со мной попрощался, обнял меня на прощание, крепко пожал руку и покопавшись в своём потёртом портфеле достал оттуда и вручил мне факсимильную копию первого номера газеты «Правда» от воскресенья 22 апреля 1912 года.
Потом он в обнимку с трёхлитровой жестяной нераспечатанной банкой астраханской вяленой воблы, которую я ему подарил, вышел из ленкаюты и уже на обрезе двери сказал мне твёрдым трезвым голосом, чтобы я никуда не выходил и никому дверь не открывал.
- Никому не открывай и ничего не бойся, - сказал мне мой гость. – Тебя никто не тронет и больше тебе мешать жить и служить не будет.
- Только я тебя прошу, Саша, - сказал напоследок мой гость. – Оставайся таким, какой ты есть. Не изменяй ни себе, ни папе, ни маме, ни самому себе. Ты на правильном пути. Иди и не оглядывайся, только изредка, прошу, читай газету «Правда», там есть правда, немного, но есть. Обязательно есть!
- Хороший мужик! Простой как правда! – сказал я самому себе, запирая за ним дверь в «ленкаюту» и лихорадочно убирая в дальнюю шхеру всё, что могли бы нарушить, разломать, отнять и отобрать те, кто сейчас прибежит устраивать надо мной разборки и экзекуции. Дело в том. что уже прошло немалое количество времени, как корреспондент и я ушли в ленкаюту, и его, видимо, все обыскались…
В организме грустно вибрировали жилки мандража, опять пришло тоскливое ощущение обречённой беспомощности перед неизбежным наказанием, но я был внутренне доволен, потому что получил подтверждение моим мыслям и принципам от совершенно чужого человека, случайного, но многоопытного и знающего.
Он сказал, чтобы я «держался», и я старался не падать духом, а наоборот, выйти к людям, так как праздник продолжался, я проголодался, да и не хотелось мне, как корабельной крысе, сидеть и ждать, когда ко мне придут крысоловы…
Я снова оделся в парадную форму одежды, оправился перед зеркалом, разжевал дольку маминого чесночка, и гордо вышел из «ленкаюты», прошествовал по пустым коридорам корабля в столовую личного состава, получил из окошка в дверях камбуза годковскую порцию праздничного флотского борща с мосолом, тарелку с жареной картошкой и жареной рыбой, миску с овощным салатом, миску с хлебом и две кружки холоднющего компота. Всё это я скушал в компании с подвахтенными, обменялся с ними впечатлениями о встрече с адмиралом и Тимуром Гайдаром, а потом пошёл на ют, где, как я слышал, уже собиралась наша спортивная команда для состязаний и игры в футбол.
Здесь на юте перед трапом-сходнями на пирс я встретил своих годков призыва осень-зима 1971 года, которые жаждали сфотографироваться на память. Теперь я мог это сделать сам, потому что у меня был с собой фотоаппарат «ФЭД».