Передо мной – стопка семейных фотоальбомов. Самые старые из них - небольшого формата, (каждая страница рассчитана на одну фотографию), в коленкоровых переплетах с латунными застежками и латунными же украшениями (цветочки и бабочки); затем альбомы тяжелеют, растут в размерах, становятся «горизонтальными» (горизонтальный размер превышает вертикальный) – их картонные переплеты оклеены дермантином, или обшиты бархатом, а фотографии уже не вставлены в паспарту, как было раньше, а рядом друг с другом наклеены на картонные страницы.
Все они по многу раз смотрены – пересмотрены, но я решил их еще раз пролистать, задавшись такой целью: исследуя фотографическую летопись рода, описать признаки эпох, в которые жили мои предки, отслеживая их смену вдоль течения исторического времени. Может быть, это поможет наглядно представить, что с нами будет: ведь мы переживаем очередную смену эпох.
Старое время
I
1. На фотографии, датированной 1892 годом (Россией тогда правил император Александр III), отец моей матери, Сергей Матвеевич Моргунов изображен в форме рядового пехотинца императорской армии: в мундире со стоячим воротником и гладкими погонами, в круглой меховой шапке с кокардой – двуглавым орлом. Воинскую службу он проходил в Польше, (все надписи на торговой марке фотоателье, находящейся на обороте, сделаны по-польски). Лицо моего деда, еще не утратившее детской округлости, тем не менее, выражает абсолютную готовность отдать жизнь за веру, царя и отечество. Оно имеет правильные черты, и одну характерную особенность: правая бровь – прямая, левая же недалеко от переносицы имеет крутой излом, после которого резко опускается и быстро сходит на нет.
2. Сергей Матвеевич Моргунов и его жена Мария Николаевна после свадьбы. (Наступило царствование императора Николая II). Со времени, когда была сделана предыдущая фотография, мой дед возмужал и похорошел. Отпущенные им светлые пушистые усы (он был шатен с рыжеватым оттенком), оказались ему весьма к лицу. Теперь, когда на нем нет головного убора, видно, что у деда большой, немного покатый лоб. Сразу бросается в глаза портретное сходство между ним и мною, каким я был в том же возрасте, – разница в том, что я никогда не выглядел столь же благообразным. По случаю бракосочетания Сергей Матвеевич одет щеголевато: на нем хорошо сшитый темный двубортный пиджак и светлые клетчатые брюки; накрахмаленная рубашка завязана светлым бантом. Обняв за талию мою бабушку, дед наклонил голову, прижавшись лбом к ее пышной прическе; устремленный долу взгляд излучает любовь и нежность. Бабушкин нос коротковат, интервал между носом и верхней губой слишком мал, глаза небольшие, из-за чего ее лицо кажется мелковатым, но она миловидна. По тому, как она положила на плечо мужа свою сильную руку, привычную к женскому домашнему труду, по твердости взгляда видно, что она будет хорошей женой и матерью.
3. Прошло несколько лет. В семье Моргуновых появились две дочери. Старшую, Серафиму, посадили на кушетку с резною спинкой (фирменная принадлежность фотоателье) рядом с отцом, у нее уже вполне осмысленное лицо, выражающее младенческое высокомерие; мой дед заметно посолиднел, - чувствуется, что он получил повышение по службе; - у него гордая осанка, гладкое бесстрастное лицо; усы аккуратно подстрижены, их заостренные кончики загнуты вверх. На деде – хорошо сшитая пиджачная пара; стоячий воротник накрахмаленной рубашки завязан атласным галстуком с широким узлом. Дед обеими руками заботливо и бережно обхватил тельце Серафимы. Бабушка стоит рядом с кушеткой, придерживая двумя руками младшую дочку, Марию, посаженную на высокий детский стульчик. На бабушке – длинное, до пола, платье, подчеркивающее ее стройную фигуру; его рукава, широкие от плеч, ниже локтей сужаются, тесно обтягивая руки до белоснежных манжет, облегающих запястья. Волосы уложены в пышную высокую прическу, из-за чего бабушкино лицо кажется непропорционально маленьким. За время, прошедшее после предыдущего фотографирования, его выражение стало более характерным и значительным.
4. Дед и бабушка сидят на стульях в окружении многочисленного семейства; в ней пять дочерей: сзади стоят - Серафима в форме гимназистки (характерные «крылышки» на плечах), гладкой прической и постным лицом, и большеглазая красавица Мария в белом платье с бантом на груди, и еще одним бантом - в распущенных волосах (им около 15 – 17 лет); на переднем плане в порядке убывания роста стоят - серьезная Елизавета (~8 лет), рассеянная Татьяна (~ 5 лет) и самая младшая – Антонина (~3 года) – моя будущая мать, и двое сыновей: Андрей (~12 лет) в гимназистском мундире стоит рядом с отцом, и младенец Николай (~1 год)– сидит на руках у матери. Мои дед и бабушка приняли патриархальный облик Отца и Матери – добродетельных столпов общества: их вид свидетельствует о несокрушимой вере в Бога и чистой совести (они ревностные православные христиане). К сюртуку деда приколота медаль за спасение утопающих на водах. Судя по спокойствию и уверенности в будущем, которые излучает все это семейство, царствование императора Николая II еще не закончилось.
5. Семейная фотография датирована Августом 1921 года: власть переменилась – наступило царствование вождя мирового пролетариата Ленина. Диспозиция та же самая, что и на предыдущем снимке (4): дед и бабушка сидят на стульях; со всех сторон их окружают дети. Старшие дочери расцвели: теперь это девушки на выданье; Мария, с распущенными по плечам волосами, в косынке, поверх которой надето какое-то подобие шляпки, смела и сексапильна; на вытянувшемся лице Серафимы написаны уныние и тревога; рядом с ними стоит Андрей, одетый в гимнастерку; от всех отдалившись, он держится особняком (вскоре он сбежит из дома, и больше не вернется); Елизавета сильно вытянулась и посуровела; Татьяна подросла, и своим маленьким личиком стала похожа на мать; Николай, вставший рядом с отцом, облокотившись о его бедро, вырос больше всех, и в его насупленных бровях уже обнаружился норов (он еще проявится в его непростой судьбе). Для моей будущей мамы – Антонины - рядом с матерью поставили детский стульчик; она сидит, положив ручки на колени, и смотрит перед собой своими живыми умненькими глазками. На руках у матери сидит новый младенец, - Сергей (никто еще не догадывается, что скоро он умрет). По сравнению с предыдущим снимком сильно изменились родители: у деда выражение спокойной уверенности сменилось растерянностью и даже ужасом, с которым он смотрит в будущее; кончики его усов опустились; лицо бабушки осунулось, а взгляд ожесточился: гражданская война еще не закончилась, и тяготы ее лежат на этом хрупком теле, одетом в изрядно поношенное платье.
II
6. История семьи моего отца, поскольку она запечатлена на фотографии, начинается с маленькой пожелтевшей карточки с золоченым кантом, с надписью на обороте:
«БОЛЬШАЯ ФРАНЦУЗСКАЯ ФОТОГРАФИЯ В МОСКВЕ
Столешников переул. д. Никифорова»
На ней изображена круглолицая девочка лет семи - восьми с еще детскими, не определившимися чертами лица, одетая в короткое, до колен, нарядное платьице с длинными рукавами и кружевными манжетами; на ней - широкополая соломенная шляпа. В руке она держит корзиночку с цветами. Это Маруся - моя будущая бабушка. Время съемки – царствование императора Александра III.
7. Сменился царь, и девочка Маруся превратилась в Марию Алексеевну Фомичеву - девушку на выданье. На фото она, распрямив плечи и положив ногу на ногу, сидит в кресле, ее руки лежат на подлокотниках; красавицей ее, пожалуй, не назовешь, но ее честное, открытое и умное лицо выдает хорошую, умную и стойкую женщину, кому можно доверять больше, чем себе. На бабушке – длинная юбка, поверх которой надет передник из материи, украшенной рисунком в крупную клетку, и белая блузка с пышными рукавами и воротником, полностью закрывающим шею; чуть ниже груди она подпоясана широкой шелковой лентой.
8. На этом снимке впервые появился мой дед по отцовской линии – Григорий Федорович Сенатов. Он – студент Строгановского училища, - художник и архитектор, и потому имеет вполне богемный вид. Забравшись на стул с ногами, и обхватив колени, он устремил взгляд в небо, о чем-то мечтая. Его поднятое кверху лицо видно лишь вскользь, демонстрируя кустистую дикорастущую бороду.
9. Свадьба. Взявшись за руки, рядом стоят жених и невеста. Бабушка Мария Алексеевна одета в длинное, до полу, белое платье с рукавами длиной чуть ниже локтя, заканчивающимися кружевными манжетами, и с воротником, закрывающим шею. С левой стороны над грудью к платью приколот букетик цветов. Волосы невесты на темени и на затылке уложены в такую же прическу, как у Ермоловой на портрете Серова. На ее лице с первого взгляда обращаешь внимание на глаза, устремленные на деда со смесью любви, восхищения и страха. Жених - мой дед Григорий Федорович, высокий мужчина – на голову выше невесты – отвечает ей взглядом, исполненным чувства собственного достоинства, и дающим обещание любви и уважения. Его густые волосы зачесаны набок, частично закрывая высокий лоб, выражая небрежное отношение к внешности, но по торжественному случаю, он аккуратно пострижен и чисто выбрит; оставлены лишь усы с подусниками; у него крупные черты лица и густые брови. Дед одет в светлую косоворотку и черные брюки.
10. Свадебное застолье проходит на квартире родителей невесты. Это большая комната с высоким потолком, оклеенная обоями в цветочек, которые уже пора бы переклеить. Над окнами подняты шторы из темной ткани с декоративным рисунком; из-под них на верхнюю часть окон свешиваются короткие тюлевые занавеси, обрамленные кружевами. Понизу окна закрыты от посторонних взглядов батистовыми занавесочками, нанизанными на бечевки. На стене висит жестяное бра на три свечи и часы в резном дубовом футляре, - такие же, а, может быть, те же самые, что находятся у меня на даче в качестве украшения, так как они уж лет сто, как остановились. Из стены выступает побеленная цилиндрическая поверхность металлической отопительной печи. Вдоль стены стоит большой обеденный стол, застеленный белой скатертью; на нем множество бутылок, графинов с темными и светлыми напитками, и блюд с закусками; я различил селедочницу с торчащим из нее раздвоенным хвостом и тарелки с нарезанными кружочками огурцами и колбасой; тут и там стоят рюмки и стаканы, но бокалы отсутствуют, из-за чего стол выглядит несколько тускло. В дополнение к бра посередине стола стоит зажженная свеча в подсвечнике (электрического света нет). За столом сидят и стоят вдоль стен примерно двенадцать человек. В центре фотографии перед обращенной к зрителю стороной стола с торжественным и счастливым видом восседает невеста, - рядом с ней – жених, о чем-то призадумавшийся. За столом с противоположной стороны привлекает внимание мой прадед Алексей Иванович Фомичев – судя по выражению его лица, произошедшим событием он сильно взволнован; справа от него со спокойным лицом сидит его жена Вера, они поженились несколько лет назад после смерти его первой жены - моей прабабушки Любови Петровны; Вера – интересная женщина, выглядящая чуть ли не ровесницей невесты - своей падчерицы (в дальнейшем мачеха станет ей лучшей подругой). Слева расположились две ее младшие сестры; видно, что им тоже хочется замуж, но самая молодая зачем-то сильно рискует, сев на углу стола. Еще двух молодых женщин мне не удалось идентифицировать – они могут оказаться подругами невесты. Пятеро мужчин, вставших для фотографирования на заднем плане вдоль стен, кажется, тоже представляют сторону невесты (родственники или друзья дома). В отличие от жениха, с его косовороткой, они строго соблюдают дресс-код – одеты в пиджаки, и при галстуках; все носят вытянувшиеся вдоль горизонтальной линии усы; у троих – щегольские эспаньолки, и только у моего деда усы переходят в лохматые подусники. Если в эту компанию и затесался кто-нибудь со стороны жениха, то они - в меньшинстве, и держатся в сторонке. Все выглядит так, что мой дед, выходец из простонародья, женился на девушке из «хорошей» семьи, может быть, даже с дворянскими корнями.
11. Самое раннее фото моего отца: ему около двух лет. В этом возрасте индивидуальный характер еще не проявляется: ребенок, как ребенок - головастый, большелобый, щечки полные, губки бантиком. Но на фото отпечаталась эпоха царствования императора Николая II: на отце – белое платьице с широким кружевным накладным воротником и панталоны, отороченные кружевами; через плечо надета сумочка – кармашек с вышитым узором. На ногах – изящные кожаные ботиночки. Отец стоит, держась одной рукою за бутафорскую изгородь, исполненную в стилистике романтизма (реквизит фотоателье).
Дальше в съемках обоих семейств произошел перерыв в 10 – 12 лет. Теперь и надолго воцарился генсек Иосиф Сталин.
Раннесталинский период
III
12. Дом моего деда в селе Богородском в Сокольниках. На краю леса стоит изба из толстых бревен под двухскатной кровлей, крытой дранью, на ее фасад выходят три стенных окна с наличниками, украшенными зубчиками и выпуклыми ромбами, и квадратное окно, прорезанное во фронтоне. С правой стороны к дому пристроена остекленная веранда, на которую ведет лестница в 5 ступенек. На верхней ступеньке стоит мой отец, подросток примерно 15 лет, одетый в брюки, подпоясанные ремнем с металлической пряжкой, и белую рубашку при галстуке, расшитом обильным орнаментом (галстук очень узкий, - видимо, именно поэтому в те времена галстук называли «селедкой»). Его правая рука заложена за спину; ею он обхватил локоть своей левой руки. Длинные и густые волосы уложены слева направо, но некоторые непослушные пряди выбились, опустившись на лоб. Черты лица – правильные; это – симпатичный, умный и «хороший» мальчик; ему уже об этом неоднократно говорили, поэтому на его лице поселилась улыбочка, отдающая некоторой слащавой спесью. Рядом, на ступеньку ниже встала его мать, моя бабушка Мария Алексеевна; ей уже за сорок пять, и годы ее не украсили – тело расплылось, лицо отяжелело, глаза на нем стали незаметнее, но осталось неизменным главное – открытый, честный и твердый взгляд хорошего человека - цельной и стойкой личности, способной вынести любые передряги, не изменив себе ни на йоту
13. Дед Григорий Федорович и бабушка Мария Алексеевна сидят на траве под сосной в Лосином острове. На плечи бабушки накинуто пальто; она смотрит в объектив, белозубо улыбаясь: ей сейчас хорошо и комфортно. Рядом, касаясь ее плечом, согнув ноги в коленях, сидит дед; его одетая в кепку голова слегка наклонена, как будто он задумался о чем-то важном. Филемон и Бавкида.
14. Ученики класса средней школы вместе с учителями собрались для коллективной съемки на лужайке в Сокольническом парке. На переднем плане, полулежа, разместились четверо; за ними девять человек сидят, поджав ноги, на заднем плане стоят еще девять человек; крайний справа – мой отец; он выше всех ростом. Расстегнув пиджак, и откинув его полу, он стоит в непринужденной позе, засунув левую руку в карман брюк. Среди всей компании, включая учителей, - он единственный, кто носит галстук. Мягкое, интеллигентное лицо моего отца с едва заметною улыбкой превосходства явно контрастирует с грубыми лицами его соучеников. Девичьи лица неприметны, или даже вовсе некрасивы; а, может быть, они просто унылы – им не достает элементарного кокетства. Все одеты плохо – мятая бесформенная и старая одежда висит мешком и на учениках, и на учителях. Общее впечатление в общем-то безрадостное.
IV
15. Моя мать – симпатичная семнадцатилетняя девушка Тоня – сидит с друзьями на берегу речки. На ней короткое платьице, приоткрывающее соблазнительные коленки; лицо свежее и миловидное, из-под козырька сдвинутой набок кепочки на лоб свисает кокетливая челка, выражение лица – дерзкое: эдакий сорванец в юбке. Остальные три девушки – не интересные. Так что выглядывающие из-за их спин парни пришли сюда ради Тони, и остальным девицам – обидно.
16. Большая коллективная фотография с надписью:
«Досрочный выпуск «УДАРНЫЙ» им. IX съезда ВЛКСМ. 92 группа 1-й девятилетки 1930-1931 уч. года».
Сравнение этого снимка с номером 14 показывает, что пронесшееся над страною торнадо революции 1917 года на периферии страны – в Симферополе – вызвало гораздо меньше разрушений, чем в центре, в Москве. С первого взгляда обращаешь внимание на множество породистых лиц, сохранившихся после классовых чисток (возможно, их родители бежали от красных, и им не хватило места на пароходах, отплывавших в Турцию, и они осели в Крыму). Вот на переднем плане лежат, прислонившись друг к другу головами, две красивые со вкусом одетые интеллигентные девушки с великолепными фигурами. Обе они смотрят в объектив с достоинством и сознанием своей привлекательности. В следующем ряду, где выпускницы сидят, мне понравилось озаренное доброй улыбкой лицо девушки в матроске; в центре этого ряда внимание привлекает обрамленное толстыми косами девичье лицо, как у кающейся Марии Магдалины; рядом сидит девушка, погруженная в себя, и никого в свой внутренний мир не пускающая. Мне нравятся и лица большинства учителей, особенно привлекателен немолодой мужчина с черными усами и седой бородой: - очевидно, что он бывший преподаватель гимназии. Среди юношей, стоящих в последнем ряду, многие выглядят мужественными и неглупыми.
Моя мать расположилась в середине предпоследнего ряда, энергично выдвинув вперед левое плечо, и смотрит в объектив воинственным взглядом: выражая готовность идти напролом, сокрушая любые препятствия. У нее интересное, запоминающееся, значительное лицо, осененное опустившейся на лоб живописной челкой, выдающей прирожденный художественный вкус.
V
17. Мои мать и отец, студенты МИСИ (Московского Инженерно-строительного института) в полевых условиях проходят геодезическую практику. На проходящей через подмосковный лес дороге на штативе установлен теодолит. Рядом с ним с озабоченными лицами стоят моя мать со своей подругой Бертой, читая инструкцию по эксплуатации, и по их лицам видно, что ничего-то им не понятно. Вся надежда на моего отца, который, сидя рядом на складном стуле, тоже штудирует какую-то брошюру, и по нему видно, что вот-вот он будет готов девушкам все досконально разъяснить. Отец тощ, - кожа, да кости – костюм на нем висит, как на вешалке. Девушки – нормальной упитанности, но, облаченные в рабочую одежду, выглядят по-пролетарски. Тоню выручает врожденная способность так надеть простенький берет, что он выглядит элегантным.
18. На снимке, подписанном «Симеиз. Лименская абсорватория (так в оригинале). 1935 г.», на фоне башни телескопа с раздвижным куполом выстроилась экскурсионная группа примерно из двадцати человек. В центре – моя мать; - она сразу заметна, - столь очевидно, что она здесь – главная. Во время летних студенческих каникул она работает экскурсоводом по Южному берегу Крыма. На ней – нарядное светлое платье «миди» с рукавами до локтя, тесно облегающее ее ладную фигуру, внизу декольте приколота крупная брошь; на шее – скромное ожерелье; волосы короткие – не закрывают шеи. Рядом стоит мой отец – симпатичный молодой человек высокого роста с приятной улыбкой, в белых брюках и в белой майке. Он здесь не экскурсант, а присутствует на правах друга экскурсовода, а, может быть, даже и ее жениха. Экскурсанты – весьма разношерстная публика; часть из них - густопсовые пролетарии - об этом свидетельствуют их манеры: либо скованные, либо – чересчур развязные, но, судя по осмысленным взглядам, здесь хорошо представлена и «прослойка».
19. Мои родители после бракосочетания (снимок сделан в фотоателье). Мать сидит в глубоком кожаном кресле (фирменная принадлежность фотоателье), и смотрит в объектив с готовностью принять свою судьбу со всей серьезностью, которую она заслуживает. Ее левая бровь имеет тот же характерный излом, что и у ее отца (1). На ней – светлое платье в цветочек. Волосы уложены в сложную прическу – она спускается тугими волнами, одна из которых изящным изгибом забежала на лоб. Отец сидит рядом, на втором плане, положив на спинку кресла правую руку, его взгляд направлен влево, вдаль, как будто он пытается высмотреть в их общем будущем, что их там ожидает – ведь всякое возможно. На отце – темная пиджачная пара, и белая рубашка с галстуком. Налицо мезальянс – брак выходца из столичной интеллигенции, и девушки из провинции - «аристократки из Мелитополя», - как язвительно говаривал мой дед, желая уязвить свою невестку.
VI
20. Мой дед Григорий Федорович приехал зимою наведать стоящуюся дачу. Участок, засыпанный снегом, полого спускается к полотну железной дороги, за которой лежит обширное поле, упирающееся в безбрежный лесной массив; на участке отсутствуют деревья, за исключением одной-двух одиноких елей. Дед с мрачным скепсисом смотрит на стены сруба будущей дачи, постройка которой была прервана в связи с наступлением зимы 1938 года; в его взгляде читается немой вопрос: смогу ли я ее когда-нибудь достроить?
21. Меня, годовалого младенца, держит в своих крепких руках бабушка Мария Николаевна - мать моей мамы (она теперь единственная; - другая бабушка - Мария Алексеевна - умерла). Лицо у бабушки строгое – там, где брови сходятся к переносице, образовались глубокие складочки – зарубки жизненного опыта, но даже в моем зачаточном возрасте я чувствую, что она – добрая. Уверенный в своей безнаказанности, капризно сложив губы, этот мордастый сосунок позволил себе ничем не оправданное самомнение, - ишь зенки-то нахально разинул! - и некому его окоротить. Бабушка причесана и одета подчеркнуто старомодно: воротник блузки закрывает шею; в ее ушах - серьги, не одобренные советским дресс-кодом того времени. Я облачен в нарядный вязаный костюмчик.
22. Дача пока остается не достроенной. Мой дед Григорий Федорович, в большой кепке с сильно отстающим козырьком, стоя на стремянке, латает крытую толем крышу временного пристанища, - крохотного домика, притулившегося на краю дачного участка, у самого забора, поблизости от железной дороги. Рядом, держа меня, годовалого, на руках, стоит мама, одетая в сдвинутую набок соломенную шляпу, украшенную букетиком цветов.
23. Групповой портрет сотрудников отдела Капитального строительства завода имени Сталина (был позже переименован в ЗИЛ). В основном это – мужчины зрелого возраста, (через год их призовут на фронты Великой Отечественной), имеющие среднее техническое, или высшее образование (это написано на их лицах). Все аккуратно пострижены и причесаны, одеты в мятые пиджаки, подпоясанные ремнями косоворотки или рубашки с отложными воротничками, но все – без галстуков, в том числе – начальник, который угадывается в мужчине, одетом во френч и галифе, заправленные в высокие начищенные до блеска сапоги. Женщины здесь в меньшинстве, одна из них – моя мама, одетая в темное длинное платье, закрывающее икры, с длинными – до запястий – рукавами, белую блузку с отложным воротником и лацканами, и треугольным вырезом на груди. В левой руке она держит черный портфель, так набитый бумагами, что одна из застежек раскрылась. По маминой улыбке чувствуется, что в этом коллективе ей комфортно.
24. Свердловск. Время съемки: 1941 – 1943 г.г. Мой отец, одетый в полевую форму с одним квадратом в петлице (значит, его воинское звание – младший воентехник РККА), обложившись ворохом чертежей, проводит расчеты при помощи логарифмической линейки (тогда это было основное вычислительное средство). Серьезность, с которой он занимается своим делом, особенно заметна на фоне его бросающейся в глаза молодости.
Позднесталинский период
В этой и нескольких последовавших за нею эпохах количество фотографий невиданно разрослось, так что мне пришлось мучительно и долго их отбирать для комментирования. И вот, на чем я остановился.
25. Патриаршие пруды. Мама, стройная молодая женщина, выгуливает своих деток. На ней – пальто с высокими плечиками, украшенное воротником и нагрудной накладкой из меха куницы. Куничий хвост водружен и на ее шапке, с наклоном справа налево нависая надо лбом. Большая каракулевая муфта тоже оторочена мехом куницы. Стройные ноги одеты в чулки и туфельки на низких каблуках. Брови подведены, губки намазаны, на лице – лукавая улыбка – одним словом, - дама шик! Справа от нее иду я – (мне лет семь). Я одет в пальто с цигейковым воротником, и цигейковую шапку с ушами (тесемочки туго завязаны). У меня постное личико мальчика-паиньки. За собою мама везет за веревку деревянные санки, в которых сидит моя малолетняя сестренка в белой заячьей шубке и больших валенках.
26. В те же времена, что и на предыдущем снимке, (примерно 1946 год), но только не зимой, а летом. На заднем плане – дача, которая не достроена, но жить уже можно. Перед домом мама разбила цветник. В нем стоят: отец – руки в боки, в старых брюках и нижней рубашке (без воротника), длинный и худющий, и мама, одетая в купальник с авангардным рисунком, позволяющий оценить женственность ее тела. Я, коротко остриженный, одетый в короткие штанишки на бретельках, стою рядом с мамой, сложив руки на груди. Взгляд у меня отсутствующий и непроницаемый. Где-то, совсем внизу, сидит на корточках малолетняя сестренка.
27. Урок в «1Г» классе 122-й московской школы. Большая классная комната в три ряда заставлена партами. За ними по двое сидят остриженные «под ноль» ученики. Все они что-то пишут в своих тетрадях под наблюдением учительницы, которая идет между рядами парт, заглядывая в тетради. Молодая учительница некрасива: у нее круглая голова на короткой шее, и стертое, невыразительное, одутловатое лицо, обрамленное тусклыми волосами. Она одета в длинную кофту с плечиками из материи в вертикальную полоску с таким же поясом – только полоски горизонтальные. Я сижу за второй партой в центральном ряду рядом с Вовой Киреичевым, с которым враждую, но на снимке это незаметно. На всех лицах написано обязательное усердие, от которого никто не может увернуться; я – один из первых учеников – по этому внешнему признаку мало отличаюсь от двоечника Кондаева, умненький Тимофеев – от недалекого Пимкина, спокойный Юра Сорокин – от задиристого Соустина, ухоженный Довгань – от «Дохода» (доходяги) Смирнова. Апофеозом всей этой выразительной сцены служит висящий на стене плакат, на котором Сталин, одетый в мундир Генералиссимуса, одобрительно взирает на вытянувшегося перед ним по стойке «Смирно!» молодого матроса. Внизу плаката крупным шрифтом выведена цитата из гимна: «Нас вырастил Сталин на верность народу».
28. Я – в пионерском лагере «Артек», куда отправлен, как победитель конкурса выставки детского рисунка. Под наблюдением нашей пионервожатой Тони, худенькой семнадцатилетней девушки, вместе с тремя моими сверстниками я рассматриваю уточку, только что выловленную в море. На нас – форменная одежда: белые панамки с короткими отвернутыми полями, белые рубашки и короткие черные трусы на резинке; пионерский галстук повязан только на Тоне – мы еще «октябрята». На моем сусличьем личике – слащавая улыбка. На заднем плане – роскошная субтропическая растительность и каменистые склоны крымских гор.
29. Мама на фоне цветущего яблоневого сада, выращенного ее непрестанными заботами. На ней – длинное, до пят, ситцевое платье с квадратным вырезом на груди. Волосы уложены на голове в тугую прическу. На ее скуластом лице написана гордость человека, которому удалось исполнить задуманное: вырастить двоих детей, и посадить даже не дерево, а целый сад из двадцати яблонь.
30. Дача по-прежнему продолжает оставаться в процессе постройки, но прогресс уж заметен: стены обшиты тесом, и кровля покрыта дранью; рядом с дорожкой, что ведет через цветник к террасе, буйно цветут белые флоксы. На краю открытой террасы в плетеном кресле сидит мой дед Григорий Федорович, разложив на груди раскидистую седую бороду. В другом таком же кресле расположилась моя мама: она заметно прибавила в весе и значительности, став матроной, главой семейства. За ними, в глубине террасы, в задумчивости сидит отец. На переднем плане, на ступеньках террасы стоим мы с сестрой, кривляясь перед объективом; я с большим правдоподобием изображаю суслика. Я все еще острижен «под ноль», так как перешел лишь в пятый класс, и мне еще не позволена даже «челка», а у сестры – косички с бантиками. Я одет в серые бриджи, застегнутые под коленками, и короткую кофту; сестра – в коротком детском платьице. Сталинская эпоха подходит к концу.
Царствование Хрущева
31. Первые признаки либерализации. Отец, одетый в полосатую пижаму, на даче занимается техническим обслуживанием купленного им трофейного немецкого мотоцикла NSU, а мы с сестрой ему помогаем. Мне разрешено не обстригать волосы, и я, обрадовавшись, сразу отпустил длинную шевелюру (прикидываюсь «стилягой»).
32. Круто восходящие вверх ряды Большой Физической аудитории Физфака МГУ. Много знакомых лиц, но моего – не заметно; может быть вон там – в дальнем углу? - нет, тот на меня не похож; обидно - лекций ведь я не прогуливал – просто ничем особенным не выделялся, чтобы меня специально снимать.
33. Северо-казахстанская область. Я в составе курса в окружении своих друзей – Коли и Андрея - еду на целину на крыше вагона узкоколейки. Кругом – сколько можно окинуть взглядом – ровная, как стол, степь. Нет ни деревца, ни малейшего признака какого-нибудь человеческого жилья. Чтобы невзначай не свалиться с вагона, мы сидим, широко раздвинув ноги и упираясь в крышу руками. Лица у нас еще наполовину детские.
34. Либерализация продолжается и углубляется. Отец в командировке в Харькове. Он взял с собой свою сотрудницу Нину Ивановну, с которою у него служебный роман с адюльтером. Им уже обоим под пятьдесят, но они играют, изображая молоденьких. Отцова пассия – отнюдь не красавица, да еще и безвкусно одета. (Эти фотографии в семейный альбом, конечно, не вклеены, а почерпнуты из апокрифических приложений к нему).
35. Строительные работы во время летних студенческих каникул. Раздевшись до пояса, в сатиновых шароварах и кедах я в компании не менее десятка своих сокурсников на стройке таскаю кирпичи. У меня густые волосы, и стильная прическа.
36. Мы с моим другом Колей едем на пароходе «Адмирал Нахимов» из Новороссийска в Ялту. У меня лицо овальное, с высоким лбом и мягким, даже безвольным выражением лица; плечи покатые, поза расслабленная. Коля широкоплеч и подтянут. Форма лица – треугольная (оно заострено к низу); выражение лица мужественное. Устроились мы на палубе, на юте. За бортом шипит и пенится кильватерная струя. Кавказский берег отдалился, просматриваясь на горизонте. Нас овевает свежий морской ветерок.
Царствование Брежнева
37. Одетый в шляпу и короткий плащик, я компании со своим сослуживцем подметаю газон на московской улице в ходе коммунистического субботника. (Это – единственная возможная фотография, связанная с моим местом работы, так как я – сотрудник режимного предприятия, и любая фотосъемка на его территории категорически запрещена).
38. 29 июля 1969 года. Мой отец принимает на даче, которая, наконец, достроена, гостей (семью своего защитившегося аспиранта). Групповое фото сделано на культовом месте – на ступеньках перед входом на террасу (см. № 30), на фоне увившего ее декоративного винограда. На переднем плане, на самой нижней ступеньке, сидит мой отец, держа на коленке мою пятилетнюю дочку Ольгу, которая заигрывает с одним из гостей. Справа, на второй ступеньке, стоит моя сестра Вика (ей 24 года), скромно потупившись, что ей обычно не свойственно. Рядом с ней, наклонившись, и вытянув шею, чтобы ее лицо попало в кадр, стоит мама, сделавшая себе по такому случаю молодящую прическу, и вообще старающаяся выглядеть моложе своих лет. Слева, на третьей ступеньке стоит моя жена Наташа, на ее лице написано, как она довольна, что своей прихотливой и стильной внешностью – тонкое нежное лицо, затейливая прическа с черными прядями, живописно падающими на лоб, - явно всех здесь превосходит. Рядом, из глубины террасы, из-под плетей декоративного винограда, высунулась и моя голова с нехорошей улыбочкой, как у Мальчиша-Плохиша. Здесь, по контрасту с посторонними людьми, бросаются в глаза наши родовые черты; - обнаруживается сходство лиц: моего, отцовского и маминого; моего, жены и дочери; видно, как внешний облик передается по наследству. На лицах всех присутствующих, включая гостей, отразился текущий момент, кроме отцовского лица, которое смотрит в Мир.
39. Фотография с доски почета: я аккуратно причесан, при галстуке, благообразен и предельно серьезен. Непонятно: в самом ли деле я таков, или притворился. Всяко возможно, ибо у меня внешность красавчика – если не киноактера, то лицедея.
40. Мы с женой приглашены на свадьбу моей сестры Вики с Виктором Майзенбергом. Невеста женственна, жених мужественен, родители трогательны, среди гостей – много успешных людей: присутствуют пианисты Олег Майзенберг и Владимир Крайнев, сатирик Аркадий Инин и актриса Людмила Голубкина. Но на наших лицах – скепсис: на лице жены – значительный; на моем – умеренный. (Этот скепсис оправдался – через год молодожены развелись). Стол – роскошный: изобилие напитков и разных яств, включая эксклюзивный свадебный торт, изготовленный кондитером – Героем Социалистического труда; в самом расцвете эпоха застолья.
41. Берег Икшинского водохранилища; вдали, в тени деревьев идет жена Наташа; различима лишь ее стройная фигура, одетая в бикини. У кромки воды, на солнышке, в красивой позе, наклонив голову влево, стоит дочка Ольга; ей что-то около двенадцати лет, и в ней уже проступают черты будущей женщины; грядет следующий цикл семейной саги.
Спускаясь вниз по реке времени, после входа во вторую половину Брежневской эпохи, я стал замечать постепенное уменьшение количество фотографий, относящихся к конкретному году, пока они не прекратились совсем, как иссякает река, впадающая в песчаную пустыню. Тому могут быть разные объяснения, в том числе связывающие этот эффект с техническим прогрессом: распространились съемка цветных слайдов и любительская киносъемка; могут быть и другие причины – общекультурного свойства.
Дойдя до конца последнего альбома, я не испытал ни малейшего желания перейти к просмотру слайдов и кинопленок. Во-первых, с самого начала меня привлекал феномен именно семейного фотоальбома. Во-вторых, в процессе написания этого текста объект моего интереса постепенно менялся. Если моей первоначальной целью было показать течение исторического времени на материале моей родословной: как одна эпоха сменяет другую, то, по мере того, как я всматривался в давно знакомые фотографии, мое внимание с признаков разных эпох переключалось на образы моих предков, и я проникался к ним уважением и симпатией, а отделявшее их от меня время, как некая сверхтекучая жидкость, просачиваясь сквозь альбомные страницы, куда-то исчезало, и мои усопшие родственники, оживая, ко мне постепенно приближались, встав, наконец, рядом со мною; - или это я к ним приблизился?
Июль 2017 года