Рассказ
В районной администрации города Климовск случился переполох. Все начальство ходило с вытянутыми хмурыми физиономиями, будто в семье каждого предстоят похороны. Нижние чины, глядя вслед своим важным руководителям, ехидно улыбались, когда их никто не видел. Сами важные чиновники, когда оставались одни в своих кабинетах, снимали маску хмурой озабоченности и становились нормальными людьми.
Если кто и был по–настоящему озабочен, так это глава администрации района Олег Ефимович Суховерхов. В своем административном кресле он сидел недавно – всего два года. Руководящий опыт у него был с гулькин нос. Вот и поди тут разберись, как надо поступить, чтобы и порядок в аппарате сохранился, и своего достоинства не потерять.
Ему очень не хотелось вмешиваться в это сомнительное дело. Но его заместитель по социальным вопросам Галина Максимовна Степовая и управляющая делами администрации района Людмила Семеновна Базаева уж очень на него давили. У них свои доводы, от которых они не отступают ни на йоту. А у него есть большие сомнения. Обе дамы уже в солидном возрасте. У них солидный стаж работы в советском аппарате.
Но ведь советской власти уже давно нет. Понятия о том, что нравственно, а что безнравственно существенно изменились. Теперь личная жизнь человека, если она не противозаконна, никого не касается. А ему предлагают устроить судилище своему заместителю по образованию. Судилище за то, что тот закрутил любовь с его, Суховерхова, секретаршей. Олег Ефимович считал поднятую вокруг этого адюльтера шумиху делом ненужным. Убеждения и наказания тут не помогут. Только сплетни пойдут по райцентру. Для администрации плохая реклама.
Но тут Олег Ефимович одернул сам себя. С этим они явно опоздали. Жена заместителя главы администрации по образованию Павла Ильича Черных совсем недавно приходила сюда и устроила короткую, но очень громкую свару. Дело чуть не закончилось дракой. Обе соперницы схватили друг друга за волосы. Но в администрации, слава Богу, работает много молодых ребят. Они быстро растащили соперниц. Жену Черных увели в библиотеку и там постарались убедить ее, что дракой и скандалом она позорит не только своего мужа, но и себя. А она, как– никак, технолог сахарного завода.
Не сразу, но уговоры подействовали. Жена Черных Маргарита Алексеевна с постоянно повторяемыми доводами стала соглашаться. Тем более молодые мужчины твердили ей, что связь с Зоей – минутная слабость Павла Ильича. Из своей семьи он никогда не уйдет.
Как ни старались работники администрации скрыть скандал, разговор о нем все–таки просочился на улицу. Олегу Ефимовичу стали позванивать близкие ему районные руководители, спрашивать, что у них там произошло. Деваться некуда. Надо проводить это проклятое обсуждение любвеобильного сластолюбца. Только ему самому присутствовать на нем не следует. Пусть эти две зрелые дамы советской выпечки сами судят и стыдят заместителя по образованию.
Суховерхов пригласил к себе Галину Максимовну и Людмилу Семеновну и изложил им свое решение. Собрание коллектива надо провести в обеденный перерыв. Своей секретарше и заместителю главы по образованию он предложит написать заявление по собственному.
Без десяти двенадцать работники районной администрации потянулись в зал заседаний. Все знали, зачем их сюда пригласили. У многих были насмешливые иронические лица. Большинство мужчин считало, что в наши времена такие темы обсуждать глупо и не нужно. Третий десяток в стране формируется демократия, и вмешиваться в личную жизнь людей теперь вовсе не принято.
Самый старший по возрасту, Эдуард Валентинович Грязнов своим густым басом спросил своего соседа:
– Ну, что, сначала четвертовать будем, или сразу – к отсечению головы?
Его сосед Евгений Георгиевич Куликов в тон Грязнову ответил:
– Инквизиция серьезная. Могут применить и то, и другое.
В дверь, через которую обычно заходило начальство царственно вплыли Галина Максимовна и Людмила Семеновна. В дверь для всех зашел Павел Ильич Черных. Заместитель главы администрации за столом президиума садится не стала. Все определили: ей поручено вершить суд.
И Галина Максимовна приступила:
–Твоя возлюбленная, Павел Ильич, только что написала заявление на расчет. Ее муж ей запретил оставаться на работе в районной администрации. А вы, пожалуйста, объяснитесь, почему вы дошли до жизни такой.
Черных встал и кратко ответил:
– Мне нечего вам сказать. Вы и без моих объяснений знаете, в чем дело. Так что решайте мою судьбу без покаянной речи.
– Ах, так? Ну что ж. Придется мне кратко изложить для членов коллектива, в чем ваша, Павел Ильич, вина. Она заключается в том, что вы потеряли моральный облик достойного человека и высокого районного руководителя. У вас две девочки. Жена – достойнейшая женщина. А вы что удумали? Никто Зою не оправдывает. Тоже, как и вы, штучка. У нее хватило ума написать заявление на расчет. И вам надо публично осудить свое беспутство. Вам следует продумать ситуацию и постараться, чтобы люди смотрели на вас, как на человека порядочного. Не то, что теперь. В Климовске уже все кумушки шушукаются. Дожили. Районная администрация стала предметом сплетен и пересудов.
Галина Максимовна помолчала с минуту. Потом, видимо, решила, что сказала достаточно и спросила, кто еще желает выступить. Встала из–за стола президиума Людмила Семеновна Базаева. Она оснастила свое выступление эмоциями. И получалось так, что Черных не просто человек, который на свое несчастье влюбился в замужнюю женщину, а самый отъявленный распутник и негодяй. Свое выступление Базаева закончила, гордо склонив голову вправо, и клюнув горбатым носом в стол. Создавалось впечатление, будто выступающая продолжала свою речь.
Галина Максимовна встала и спросила сидящих в зале:
– Кто еще желает выступить?
Все молчали. Но Степовая пытливо вглядывалась в зал. Было понятно, что дело двумя выступлениями не закончится. Но все сидели, опустив головы. Каждый боялся, что Галина Максимовна предложит выступить с осуждающей речью именно ему. Но никому не хотелось говорить об очень щекотливом деле. Время тягостно тянулось в полном молчании.
Ведущий инспектор отдела народного образования Андрей Валентинович Жадов сидел на заднем ряду. Его эта тягомотина касалась более других. Черных был его начальником многие годы. Они давно притерлись друг к другу и даже подружились, несмотря на разницу в возрасте и в характерах.
Теперь Андрей Валентинович понимал, что ему следует сказать свое неприемлемое для членов президиума слово. Он поднял руку и громко сказал:
– Разрешите мне, Галина Максимовна! Только я с места.
Степовая пожала плечами:
– Да, пожалуйста! Как пожелаете.
Жадов остался у своего места:
– Я не одобряю Павла Ильича. Влип он в ситуацию – хуже не придумаешь. Но и быть его судьей не имею никакого права. Думаю, зря все это массовое судилище. Никто из нас в святые праведники не тянет. Вот и Павел Ильич неудачно ступил. И поскользнулся. Многие из нас работают с ним рядом давно. Все хорошо знают, что это за человек. Человек строжайших принципов. Еще с молодых лет от написал для себя правила поведения. И жил по ним, как по военному уставу.
Давайте вспомним наше недавнее прошлое, когда партией и страной руководил Михаил Сергеевич Горбачев. И была мощная на словах и слабая на деле борьба за трезвый образ жизни. Почти все из нас на собраниях разного уровня и толка горячо поддерживали эту борьбу. Призывали людей искоренить начисто пьянство и алкоголизм. И почти все при случае и без случая вволю выпивали, нимало не сомневаясь в своих нравственных качествах.
Все вы знаете, что Павел Ильич не пьет и не курит. Все вы хорошо знаете, что так обстоятельно в администрации никто не выполняет своих обязанностей, как Черных. В любом деле он разбирается досконально и готовит по нему глубокое и справедливое решение. В своей жизни я редко встречал людей такой порядочности. А теперь мы его судим как безнравственного человека.
Не хочется читать лекцию о том, что такое любовь. К кому–то она приходит, и влюбленные проживают свою жизнь в ладу и взаимном уважении. Кого–то она покидает. И приходится искать свое счастье в другом человеке. И кто тут прав, кто виноват – порой так и не разберешься. Вот на таком перепутье оказался и Черных. Думаю, вряд ли кто из вас может сказать, что Павел Ильич у нас потаскун, на ком пробы ставить негде.
Если мое мнение сыграет какую–то роль, я предложил бы предоставить возможность самому Черных разобраться со своими чувствами, чтобы привести их в достойный вид.
И Андрей Валентинович сел на свое место. Галина Максимовна недоуменно пожала плечами:
– Ну, вы, Андрей Валентинович, навели тут тень на плетень. С такими доводами можно было и совсем не выступать,
Жадов тоже пожал плечами и отпарировал:
– Вы уж меня простите. Я сказал, что думал.
Но Степовая уже снова впилась взглядом в зал в надежде на то, что кто–то попросит слово. Зал опустил взгляды в столы.
–Ну, что же вы, товарищи! Неужели вам нечего сказать.
Залу сказать было нечего. Сколько ни призывала Степовая, осуждать Черных за безнравственное поведение никто не хотел.
Когда Андрей Валентинович возвратился с работы, жена сразу заметила, что он чем–то расстроен. Она обратилась к мужу:
– Что у вас там произошло?
Жадов нехотя ответил:
– Черных написал заявление на расчет.
– И правильно сделал. Как ему работать на таком посту, когда о его любовных связях с вашей секретаршей базарит весь город.
Андрей Валентинович отмахнулся от жены:
– Много ты понимаешь.
Он сел смотреть новости по телевизору. К проблемам своего бывшего теперь начальника возвращаться очень не хотелось. Думал, что телепередача отвлечет. Но минут через пять понял, что телепередачу совершенно не слушает. Вспоминает, что он говорил в зале заседаний. Анализировал сказанное. Но пришел к выводу, что ничего глупого и необдуманного, расходящегося с его представлением о любовной связи своего начальника с секретаршей главы администрации, он не нашел. Так что краснеть ему не за что.
Его поражало, насколько в людях живучи старые штампы. Еще с советских времен Андрей Валентинович был молчаливым противником разбирательств на собраниях подобных тем. Он нагляделся, насколько цинично и постыдно все проходило. К «виновному» лезли в душу, допытывались до самых интимных подробностей. Создавалось впечатление, что собравшиеся охвачены не столько желанием поставить человека на правильный путь, сколько сполна удовлетворить свое бесстыдное любопытство.
Уже более двадцати лет в стране правят демократы. За это время как–то пропало желание копаться в любовных интрижках подобного рода. Выяснение таких отношений стало происходить в семейном кругу. Либо люди расходились навсегда. Либо измена прощалась и в семье постепенно налаживалась нормальная жизнь. Сегодня Жадов имел возможность убедиться, что старое еще очень живуче. Он понимал, что состоявшееся позорище было с согласия главы администрации района.
Понимал и то, что его к этому принудили Степовая и Базаева.
Ну, да что теперь поделаешь? Жадов до сих пор не мог принимать и воспринимать резкие перемены в самом Черных. С первых лет знакомства он считал Павла Ильича ходячим уставом. Черных действительно построил свою жизнь по–военному. Как бы поздно он ни возвращался с работы, вставал неизменно в шесть утра. Не делал исключения даже в выходные дни. Независимо от усталости или легкого недомогания занимался физзарядкой и бежал в речку купаться. Не делал в этой процедуре перерыва и в лютые морозы.
Черных строг и часто даже беспощаден к самому себе. У него было тяжелое детство. Отец заведовал в колхозе молочнотоварной фермой. Пил каждый день. По селу постоянно ходили слухи о его любовных похождениях. На этой почве дома ни дня не обходилось без скандалов, а нередко, и драк. Все это мальчик Паша наблюдал с болью в душе. Еще в школьные годы он дал себе слово стать достойным человеком во всем. Чтобы на него, как на его отца, никто не показывал пальцем.
И надо отдать должное, достиг в этом многого. Андрей Валентинович Жадов с удивлением и завистью наблюдал, как Павел Ильич, если считал, что человека обсуждают или даже наказывают напрасно, яростно его защищал. Нимало не заботясь, что на нем за это могут крепко отыграться. Он уважал в человеке человека. И должным образом к нему относился.
Павел Ильич до того, как попал в администрацию, работал учителем математики в школе. Его ценили за высокий профессионализм. Многие его коллеги с завистью смотрели, как дети на переменах стайкой спешили за любимым учителем. Те, которые совсем маленькие, держались за его ладони.
В администрации как–то случайно узнали, что Черных знает наизусть весь роман Пушкина «Евгений Онегин». У аппаратчиков вспыхнул азарт. Начали спорить на бутылку, так ли это, или обычная туфта. Спорщики пришли в кабинет к Павлу Ильичу с романом и на выбор читали первую строку выбранной наугад пушкинской строфы. Черных тут же подхватывал и продолжал декламировать текст романа. Пока его не останавливали. Проверяли долго. Пока не убедились, что Павел Ильич знает роман от строчки до строчки.
С вытянутыми от удивления лицами аппаратчики спросили:
– Зачем тебе это нужно?
Черных с улыбкой ответил:
– Во–первых, роман мне очень нравится. Хотя я редко читаю стихи. Во–вторых – для тренировки памяти.
Одни смотрели на Павла Ильича с восхищением. Другие крутили пальцем у виска.
В эту ночь Жадова мучила бессонница. В памяти всплывали обрывочные картины, связанные с Черных. Андрей Валентинович не помнил случая, чтобы Павел Ильич восхищался успехами у женщин отъявленных ходоков. Он осуждал семейные измены. Но не яростно и непримиримо. Говорил, что это непорядочно.
Теперь сам влип. Андрей Валентинович хорошо помнил, как все начиналось. Черных поехал отдохнуть в санаторий на берег Черного моря. Ну, поехал и поехал. Повезло человеку с путевкой. Но вернулся он оттуда совершенно другим человеком. Он весь расцвел. Раньше он нечасто улыбался. Но улыбка у него была доброй, привлекательной. Теперь он весь сиял. И благостная улыбка весь день не сходила с его лица. Однажды он просто ошарашил Андрея Валентиновича:
–Послушай, Валентиныч! Ты вечно мудреные книги читаешь. Можешь сказать мне, что такое любовь?
У Жадова глаза полезли из орбит, и он ответил вопросом на вопрос:
– У тебя с головой все нормально?
– Если бы было нормально, я бы такой вопрос не задавал. И все–таки скажи, как это состояние определяют твои мудрые книги?
Андрей Валентинович в свою очередь спросил:
–Ты смотрел фильм «Доживем до понедельника»? Там главный герой, которого блестяще сыграл Вячеслав Тихонов, услышал твой вопрос с экрана телевизора. И обратился к своей матери: «Неужели определит?». Так что теорему по этой части ты ни от кого не услышишь. Понял, великий математик? Когда она к тебе придет – сразу разберешься.
В те дни Павел Ильич не ходил по земле, а словно парил над ней. Он стал заметно добрее к людям. Совершенно не реагировал, если ему говорили явно обидное. Когда к нему Жадов заходил в кабинет, его начальник разговаривал по междугородней связи. По всему было понятно, что разговор не служебный и собеседник Павла Ильича – женщина. В таких случаях Андрей Валентинович тут же разворачивался и шел к себе.
Все в администрации понимали, что в санатории у святоши Черных случился роман. Вот тебе и праведник в семейных делах. Но новоявленного дон Жуана никто не осуждал. Дело–то житейское. Повезло человеку – ну и слава Богу.
Сладкая жизнь воспоминаниями нарушилась совершенно внезапно. Примерно через месяц– полтора управляющая делами администрации района Людмила Семеновна Базаева подняла шум. Оказалось, что в счете на оплату за получение телефонных услуг у Черных обнаружилась поистине космическая сумма. Павла Ильича потребовали на ковер. Пришлось признаться, что звонил он в Ростов. Пытались узнать, с кем так часто и подолгу беседовал Павел Ильич. Но он ответил, что звонил по личным делам. И тут же внес оплату за все свои разговоры, как служебные, так и интимные.
Примерно в это же время все стали замечать резкую перемену в настроении дон Жуана. Счастье слиняло с его лица. В глазах была такая тоска, что волком завоешь. Уголки рта горестно опустились. Все поняли: кратковременному курортному роману пришел конец. Что произошло, никто не знал. То ли его пассия тоже попалась на телефонных разговорах, и ее муж навел в супружеских отношениях революционный порядок. То ли курортной возлюбленной наскучили чисто телефонные отношения. И она решила, что хорошего – понемногу. Пора становиться на путь праведный.
Прошло немало времени, когда Жадов понял, почему Черных мучил его вопросом: что такое любовь. А ведь в уголках памяти его хранился другой разговор, который у них случился гораздо раньше. Как–то они сидели в кабинете Черных и читали справку по одной из школ района. Когда чтение было закончено, раздался телефонный звонок. Павлу Ильичу что–то сообщала жена. Андрей Валентинович знал ее лишь поверхностно и никогда не расспрашивал о ней своего начальника.
На этот раз что–то нашло на Черных, и он спросил:
– А ты знаешь, Валентиныч, как я женился не своей благоверной?
Жадов развел руками:
– Да откуда ж мне знать?
– Знать это интересно. Потому, что окрутился не как все нормальные люди. Я тогда работал в райкоме комсомола. Она была секретарем колхозной организации в своем селе. Потому встречаться приходилось часто. Сначала я на нее никакого внимания не обращал. Потом стало казаться, что она мне даже нравится. Мне родители уши прожужжали: пора, мол, жениться. Однажды в голове мелькнула мысль: а почему не эта? В очередной ее приезд в Климовск я бухнул, как из пушки: «Рита! Ты пойдешь за меня замуж? Она сначала оторопела. Минут двадцать не говорили друг другу ни слова. Потом она ответила: «Я подумаю». Я принял ее слова и сказал, что еду в командировку в Чехословакию на две недели. Когда возвращусь, ты мне дашь окончательный ответ. После возвращения из командировки она ответила, что согласна. Ни ухаживаний, ни притирки друг к другу у нас не было. После ее согласия сразу и свадьбу сыграли. Вот так получилось. По–старорежимному.
Потом Черных как–то вскользь сказал:
– Вчера с женой поцапались. И началось–то с пустяка. А дошло до обидного. Она мне сказала, что если бы не она, я до сих пор ходил бы в холостяках. Кроме нее – дуры за меня замуж никто не пойдет. Я женщинам не нравлюсь. Может, и правда. На меня и действительно никто внимания не обращал. Рылом, видать, не вышел.
Вскоре о курортных делах Павла Ильича совершенно забыли. На еженедельных планерках его снова стали ставить в пример другим. А дело свое он вел действительно образцово. И был бы Черных примером для всех и дальше. Продвигался бы по служебной лестнице и ушел на пенсию с почетом и высокой пенсией.
Но примерно через год у главы администрации района Олега Ефимовича Суховерхова появилась новая секретарша. Женщина лет двадцати пяти–двадцати восьми. Очень красивая и очень приветливая. Всем улыбалась. Всех внимательно выслушивала. Никому ни единого обидного слова. Звали ее Зоя. Стоял конец мая. Наконец пришло настоящее тепло и в природе все благоухало. Однажды Зоя остановила в коридоре Павла Ильича и сказала, что у нее есть к нему большая просьба. Павел Ильич пригласил Зою в свой кабинет и о просьбе секретарши никто ничего не услышал.
В школах шли экзамены. Много волнений было по поводу ЕГЭ. Приходило время думать о ремонте школьных помещений. Черных и Жадову надлежало больше быть в селах, чем в администрации. Андрей Валентинович после завершения рабочего дня из села не ехал домой, а на всякий случай забегал в администрацию. И стал замечать, что Павел Ильич там часто пребывал в одиночестве. Он сидел в своем кабинете и что–то писал. Стол его был зава лен разными учебниками и книгами. У Андрея Валентиновича в голове созрела догадка: что шеф снова ищет на свой зад приключения. Но он от этой мысли тут же отказался. Он знал своего шефа как человека обстоятельного. Если уж раз обжегся, будет обязательно дуть и на холодное.
Но через некоторое время Жадов, когда перед уходом с работы в конце рабочего дня заходил к шефу, так сидела секретарша главы администрации Зоя. Павел Ильич в такие минуты ничего не писал. Он был возбужден, весел и очень разговорчив. Вскоре по администрации пошел шепоток. Оказывается, Зоя была заочницей в институте торговли. Черных писал ей курсовую работу и, будто бы дописался до интимной связи. По кабинетам ходила сплетня, что Зоя женщина ветреная. И ее муж, он мастером на стройке работает, постоянно ловит ее с очередным кавалером и устраивает скандалы. Но, судя по всему, муж Зою очень любит. И ветреница всегда находит способ для его успокоения.
Шли дня за днями и в книге сплетен о любовной связи заместителя главы администрации Черных и шалавы, как ее все за глаза называли, Зойки пополнялась новыми страницами. Говорили, что в последнее время Павел Ильич ни одного воскресенья не оставался дома. Объяснял жене, что у него есть срочная работа. Жена, вероятно, что–то подозревала. Но веских фактов неверности супруга у нее не было. Пока Зоин муж не изловил влюбленную пару у лесополосы. И на беду, когда дело уже доходило до драки, мимо проезжала машина гибедедешников. Вид мужа Зои в воинственной позе и с монтировкой в руке, и вид заместителя главы администрации, готового к прыжку на противника, побудил полицейских вмешаться в эту откровенно хулиганскую историю.
На следующий понедельник на стол главы администрации Суховерхова был доставлен рапорт о происшествии. Никто бы не обсуждал Черных на собрании коллектива, не будь этого официального материала.
Когда Павел Ильич написал заявление по собственному, он зашел к своему подчиненному Андрею Валентиновичу попрощаться. Тот куда–то звонил по телефону. Но тут же разговор прервал и встал из–за стола. Оба немного помолчали. Каждый не знал, как начать разговор. Первым заговорил Черных:
– Ну, что, Валентиныч, давай, как принято на Руси, попрощаемся. Теперь, если будем встречаться, то – от случая к случаю. А жаль. Мы с тобой хорошо понимали друг друга. Так редко бывает в жизни.
Их потянуло друг к другу и они крепко обнялись. Похлопали друг друга по плечу. И на время обоим стало казаться, что у них все по–прежнему. Андрей Валентиныч задал естественный в такой ситуации вопрос:
– На приеме у Суховерхова был?
– А как же. Это то самое место, где моя дальнейшая судьба определилась.
– И как она решилась.
– Возвращаюсь в свою школу директором. Уже и мысли на перспективу есть. Вроде. Как оттуда и не уходил.
–Быстро ты переориентировался. Какие же тебя мысли посетили?
– Хочу попробовать вариант, который уже давно обсуждается во многих центральных газетах.
– И что это за вариант?
– Изложу вкратце. Ты как бывший учитель поймешь. Ты хорошо знаешь, что в каждом классе есть весьма способные ученики и откровенные « дебилы». Способных гораздо меньше. Так вот я думаю попробовать способных свести в одном классе. А неисправимых троечников – в другом. Если их окажется очень много, сформируем и два класса. Как ты уже, наверняка понял, преподавание в классе способных учеников будет более насыщенное по знаниям.
Андрей Валентинович немного подумал и сказал:
– Сомнительная, Паша, идея. Рискованная. А тебе сейчас рисковать не надо бы. Тебе бы в тишине отсидеться.
Черных отмахнулся:
– Ты же знаешь: я человек другой закваски.
Жадов пожал плечами:
– Я тебе свое мнение сказал. Решай сам.
Поерзал немного всем телом, потом все–таки спросил:
–Как ты свою личную жизнь строить располагаешь?
Павел Ильич опустил голову и молчал. Андрей Валентинович выждал паузу, потом сказал:
– Дело, конечно, твое. Я тебя за твое донжуанство ни хвалить, ни ругать не буду. Знаю, что вы с Зоей пустились в опасную авантюру по любви большой. Только вот в тебе я в этом плане нисколько не сомневаюсь, а вот с твоей нынешней возлюбленной мне много неясно. Мне что–то кажется, она крутила с тобой любовь не по чувствам, а по своему авантюрному характеру.
Черных весь поник и сознался:
– Я это знаю. Да, если сказать прямо, с самого начала не обольщался в ее чувствах. Но я–то влип по самую макушку.
Ничего нового для Жадова не прозвучало в признании своего бывшего начальника. Но он не удержался и все–таки спросил:
– Я хорошо знаю давно, что у тебя поистине железный характер. А тут что не получилось справиться с собой?
Широкоплечий, с мускулистым телом, упругий, словно крепкая пружина Черных весь обмяк телом и очень тихо произнес:
– Я сам собой не владею. – Потом собрался, обрел свою обычную осанку и уже обычным голосом сказал: – Ну, я пошел. Жаль, что мы с тобой теперь не в одной упряжке. Всегда рад буду с тобой встретиться.
И Черных ушел из кабинета.
Вскоре Павел Ильич принял свою среднюю школу. И, казалось, сплетни о Павле Ильиче по Климовску больше распространяться не будут. Но не тут–то было. Вскоре Андрей Валентинович узнал, что от Черных ушла жена с дочками. Вроде бы сказала, как отрезала: « Ты и сам себя опозорил, и меня с дочками – тоже. Жить с тобой мы не хотим и не можем. Мне от тебя ничего не надо. Поедем к моим родителям. Там есть и достаток и нам – достойное внимание».
И новоявленный директор остался в своей двухкомнатной квартире в полном одиночестве. Но, по мнению его соседей, держался Павел Ильич очень достойно. В квартире поддерживался идеальный порядок. Сам Черных уходил на работу и возвращался домой в чистейшей рубашке и хорошо отглаженном костюме. С людьми держался ровно.
С началом учебного года Павел Ильич все–таки стал усиленно пробивать свою рискованную, с точки зрения Жадова, идею. И вскоре своего добился. В школе были организованы классы одаренных учеников и учеников средних возможностей.
Когда этот вопрос еще только решался, Павел Ильич непременно заходил в кабинет Андрея Валентиновича, и они вели долгие диспуты по поводу проводимой Павлом Ильичом реформы. Точки зрения у них были противоположные. И вскоре оба убедились, что непоколебимы в своих убеждениях. Тема была исключена из разговора. Но отношения друг к другу нисколько не изменились. Жадов как–то подумал, что, возможно, его оппонент и прав. Если это окажется так, Черных снова обретет возможность пойти в рост по служебной лестнице. По мнению Андрея Валентиновича, он этого вполне достоин.
Но жизнь часто складывается не так, как она видится в мечтах и намерениях. Как–то в очередной раз уже в начале весны Павел Ильич зашел к Жадову на работу мрачный и подавленный. Андрей Валентинович заметил все это и участливо спросил:
– Что произошло, Паша?
Черных обреченно махнул рукой:
– Все, Валентиныч, плохо. Так плохо, что хуже и не бывает.
И Павел Ильич рассказал о своей беде.
Сначала с разделением классов все прошло вполне нормально. И занятия пошли так, как задумывал директор. Способные ученики не только с прилежностью, свойственной старательным школьникам, но и с большим интересом занимались по усложненной программе.
Обычные троечники жили в школе и учились на уроках с прохладцей, а многие и с откровенной ленью. Об этой системе учебы написали большую статью в областной газете. Журналист расхваливал Черных на все лады. И Павел Ильич окончательно утвердился в своей правоте. Он был очень доволен сделанным.
Но вскоре он услышал, что классам дали «кликухи». Так, по крайней мере, ему сказал один из учеников. Школьников, занимающихся по усложненной программе теперь звали «гениями». Оставшихся на прежней программе – «дебилами». Павел Ильич собрал учеников и учителей и попросил их уличными терминами не пользоваться. У нас, мол, не колония, а нормальное учебное заведения. После выступления директора этими словами – «кликухами» в коридорах школы, вроде, больше не пользовались. Но от них не отказались.
Раньше в школе, если случалась драка, то между двумя учениками. Скандал быстро улаживался. И за пределы не выходил. Потом, месяца через три после введения новшества, «дебилы» начали жестоко избивать «гениев». Все разъяснения, уговоры и угрозы, беседы с родителями на родительских собраниях никакого результата не давали.
И вот последний страшный случай окончательно поставил крест на директорской работе Черных. Два дня назад «дебилы» снова жестоко поиздевались над «гениями». Эта беда могла бы и сойти. Но одного девятиклассника так ударили, что он со всех ног рухнул на лед. Все время на улице держался гололед. Он стал очень скользким и крепким. У подростка оказалось не только сильнейшее сотрясение мозга, но и череп треснул. Его спешно отправили в областную больницу, а в школе теперь не столько занятия, сколько допросы полиции.
У родителей пострадавшего в Москве есть видные родственники. Они их подключили, чтобы дело не замяли. И чтобы виновные получили по полной программе. Павлу Ильичу позвонили из области и попросили написать спешно заявление на расчет.
Жадов и Черных долго молчали. Андрей Валентинович не знал, что и сказать. Сказал то, что пришло в голову:
– Думаю, для тебя настали трудные времена. Держись. Авось тебя обойдет стороной кара «на полную катушку».
Павел Ильич тоже ответил не ахти как:
– А ты все–таки был прав. Мне бы не рыпаться, а на время притихнуть. Но теперь уже ничего не исправишь.
Жадов очень пристально следил за расследование дела разными инстанциями. Пострадавший школьник из тяжелого состояния так и не выходил. Но самое страшное, у врачей было предположение, что подросток, возможно, утратил рассудок. Следствие длилось до середины лета. Потом состоялся суд. Как и предполагал Черных, все стрелки были сведены на нем. Дело шло к отсидке в тюрьме. Но друзья Павла Ильича позаботились о высокопрофессиональном адвокате. Дело кончилось двумя годами условного срока и выплаты компенсации в 500 тысяч рублей.
Черных ушел из школы. В администрацию за помощью в трудоустройстве он не ходил. Определился простым рабочим на стройку.
Со времени их последней встречи Жадов самым пристальным образом следил за судьбой своего бывшего начальника. Дело это было трудное. Черных работал не в обычной строительной организации. Он вошел в бригаду, которая свободно переезжала с места на место. Был руководитель бригады, который искал заказчиков, оформлял с ними договор на возведение объектов. После завершения этой стройки отправлялись в свободный поиск чуть ли не всей европейской части России.
Изредка на короткое время, как говорили его соседи, Черных забегал в свою квартиру. Жил там день–два, а то и неделю. Потом исчезал. И никто не знал, где он находится. К Андрею Валентиновичу Жадову он никогда не заходил. У того даже сложилось мнение, что бывший друг в новой обстановке охладел к нему.
Но он ошибался. Однажды дождливым осенним днем распахнулась дверь кабинета Жадова и в него вошел Павел Ильич Черных. Был он в заношенной потертой куртке, с помятым лицом. В его прежней стройной спортивной фигуре стала замечаться сутулость. Прежним у Черных осталась решительность в поступках. Он подошел вплотную к Жадову, который стремительно встал со стула, и крепко обнял его:
– Вот по ком я сильно соскучился! Из всей долбанной администрации только о тебе постоянно и думал.
Жадов весь засиял от радости:
– Откуда ты, Паша?
– Из самой Златоглавой. Особняк там ремонтировали одному олигарху. Лично я бы расстрелял его без суда и следствия. Ну, да ладно. Ты тут как, с новым начальством ладите?
Андрей Валентинович грустно сказал:
– Ему выгодно со мной ладить. Львиную долю работы тащу я.
Черных коснулся плеча Жадова:
– Ну, слава Богу, хоть у тебя все нормально. – И тут же добавил:
– Рабочий день заканчиваемся. Ты можешь дверь на ключ закрыть?
– Могу. А с какой целью?
– Сейчас увидишь.
Пока Жадов ходил закрывать дверь. Черных достал из кармана брюк бутылку водки. Открыл ее, взял стоящие рядом с графином стаканы и наполнил их.
Андрей Валентинович смотрел на своего друга оторопелыми глазами:
– Да ты ж всю жизнь ни капли.
– Я теперь рабочий класс. Помнишь. Как у Маяковского: «А класс, он что же, жажду запивает квасом»? Так вот я тоже стал выпить не дурак. С некоторых пор я уже не формирую свой идеальный характер. Из этой затеи ни хрена не получилось.
Черных подал стакан Жадову. Взял и свой. Но прежде чем выпить, пальцами правой руки сложил кукиш, поднес его к носу и смачно понюхал. И лишь потом быстро выпил водку. Потом сказал:
– Я ведь хорошо помню, что у тебя в столе ни крошки. Так что давай натощак.
Жадов тоже выпил без закуски. Павел Ильич вытер рукой губы и глухо произнес:
– Ну, вот мы и помянули меня прежнего, и выпили за рождение пролетария современной выпечки.
Андрей Валентинович сел на свой стул и поинтересовался:
– Паша! Ты семью–то навещал?
Черных поник головой:
– Навещал. Только после этого и жить не хочется. Когда у меня в семье все ладилось, дочки ко мне больше тянулись, чем к матери. Теперь они меня и видеть не хотят. Мать так настроила. А мне бывшая супруга отбрила: с потаскуном, мол, и разговаривать не хочу. Забудь к нам дорогу.
Вот такие у меня дела.
Выпили еще. Уперлись взглядами в стол. И Андрей Валентинович горько произнес:
– Выходит так, что бабы изломали всю твою жизнь.
– Да как тебе сказать? Наверное, мне не везло с женщинами. А я по своей страстности стал похож на тетерева. Если начинаю токовать, ничего вокруг не замечаю. А нормальные люди всегда взвешивают ситуацию. Здравомыслящие люди не только тянутся всем своим существом, но и взвешивают, что к чему. А у меня только страсть кипит вопреки здравому рассудку.
Я много думал обо всем, что со мной произошло. И склоняюсь больше к выводу, что я сам во всем виноват. До последней нитки.
Андрей Валентинович откинулся на спинку стула:
– А Зойка, выходит, не соблазняла тебя, когда ты ей писал курсовую работу?
– Валентиныч! Не надо. Прошу тебя. У меня она до сих пор из головы не выходит. Не могу я справиться с этой напастью.
– И зря. Она о тебе и думать забыла. Через месяц после твоего увольнения связалась с фермером Шепелевым. Доездились по полям, пока в овраг не скатились. Она отделалась синяками и ушибами. А у него был перелом ноги. До сих пор с палочкой ходит. Так что на ответную любовь надеяться не приходится.
Павел Ильич как–то обмяк всем телом:
– Да я уже и сам понял, что на свете нет такой женщины, которая полюбила бы меня по–настоящему. Чем–то я обделен от природы.
Жадов с этим не согласился:
– А, может, не сумел ты найти свою женщину?
– Может, и так.
Они допили бутылку. Черных встал, поблагодарил Андрея Валентиновича за душевный разговор. Жадов спросил его:
–Ты куда?
–Мне еще в одно место.
Андрей Валентинович покачал головой:
–Зря ты это.
Черных ответил невпопад:
–Спасибо, Валентинович! Я очень рад нашей встрече.
Больше они никогда не виделись.