Едва ли не в каждом российском провинциальном связанном с именем поэта музейчике вам авторитетно сообщат, что здешний сохраненный или восстановленный из праха времени помещичий дом – прототип усадьбы онегинского дядюшки. И только в истинно онегинском месте – имении Бакуниных Прямухино в Новоторжском уезде Тверской губернии – о Пушкине и герое его стихотворного романа скромно умолчат. Не в последнюю, наверное, очередь, стыдясь разрухи, в которой ныне этот «прекрасный уголок» пребывает. Потому что, замыкая местное пушкинское кольцо, еще в 70-х годах догадались не только о происхождении имени-фамилии Евгения Онегина, но и о связанных с Новоторжским уездом перипетиях судьбы самого поэта.
Оно в принципе было и немудрено, потому что во многих моментах отражено в реалиях самого романа, задуманного Пушкиным как своеобразный диалог с его любимой еще с лицейских времен девушкой, двоюродной племянницей прямухинского помещика Екатериной Павловной Бакуниной.
Пушкин начинает своей роман в 1824 году Одессе. Уже пятый год он пребывает в изгнании на юге и практически не имеет сведений о жизни своей, как он ее считает, невенчанной жены Бакуниной, которая служит фрейлиной у императрицы Елизаветы Алексеевны. (Сидорова Людмила. Пушкин. Тайная любовь – М., АСТ, 2017) До него доходят слухи о неурядицах в судьбе его любимой. Он тревожится о ней и решает нестандартно, по-писательски вовлечь ее в личное виртуальное общение. Своим романом хочет спровоцировать Екатерину на реакцию, которая откроет ему ее умонастроение и подскажет его по отношению к ней дальнейшие действия.
Как он в романе дает Бакуниной это понять? Уже одно ставшее названием произведения имя его главного героя должно было наводить ее на воспоминания о местах собственного отрочества – тверских краях. По местной легенде, его для своего героя Пушкин прочел еще в собственном детстве. На вывеске «Евгений Онегин – булочных и портновских дел мастер» на каком-то из придорожных домов тверского уездного города Торжка. В 1811 году через него мальчик-Пушкин в сопровождении своего дядюшки Василия Львовича следовал в Петербург для поступления в Царскосельский лицей. (Пьянов Алексей. «Мои осенние досуги»: Пушкин в тверском крае. – М., 1979, с. 296)
При своем с младых ногтей развитом чувстве юмора Саша Пушкин просто не мог не обратить внимания на эту парадоксальную рекламу. Ведь она называла имя удивительного человека, одновременно мастерски занимающегося двумя не имеющими ничего общего ремеслами. На юге поэт наверняка не смог припомнить ничего более «бакунинского», торжокского, чем эта вывеска, за которую просто обязан был зацепиться глаз и другого творчески мыслящего человека – его пассии Екатерины, интеллект и характер которой он за годы близкого общения с ней достаточно хорошо изучил. Возможно, молодые люди и посмеялись когда-то вместе по поводу этого уникального провинциального пиара.
Во второй главе в образ главного героя и обстоятельства его жизни Пушкин вставляет черты и обстоятельства самого интересного родственника Екатерины – ее прямухинского дяди Александра Бакунина (1765/68–1854) и его отца Михаила Васильевича (1730–1803). В 17 лет Александр Михайлович по протекции родни очутился в Италии. В Турине окончил биологический факультет университета, защитился, стал доктором философии и членом-корреспондентом Королевской академии наук. Так бы и продолжал с увлечением заниматься естествознанием, если б не настойчивые призывы родителей взвалить на свои плечи домашние дела. Отец давно уже хворал, а мать вести всему учет и управляться с крестьянами не умела – хозяйство было запущено и обросло долгами.
В 1790-м Бакунин вернулся в Россию, но поднимать экономику родительского имения смог начать только через семь лет, когда вместе со своим другом архитектором и стихотворцем Николаем Львовым закончил строительство каскада царских прудов в гатчинском парке «Сильвия», который тот спроектировал. То есть, когда при посредстве друга заработал на свои домашние реформы хоть какие-то деньги.
«Календарь осьмого года» в романе и указывает на 1898 год, когда Александр Бакунин поселился в своем наследственном Прямухине навсегда. Отец его ряд своих последних лет слабел зрением и задолго до смерти почти ослеп. На что в романе указывает помощница онегинского дяди по хозяйству, с которой тот, «надев очки», на светлом месте – у окна – поигрывал «в дурачки». А также то, что старый барин, за исключением календаря да журнала расхода, «в иные книги не глядел».
Кроме того, старый прямухинский помещик еще и пал на ноги. Вследствие чего и его романный двойник почти не выходил из покоя, где «лет сорок с ключницей бранился, в окно смотрел и мух давил». Бранился по поводу того, наверное, что от скуки частенько заглядывал в шкаф, где хранился заготовленный ключницей на всю зиму «наливок целый строй».
В описание мест действия своего романа Пушкин искусно вставляет приметы бакунинского родового имения Прямухина. Усадьба дяди Евгения Онегина во многих чертах напоминает пенаты Бакунина в его поэме «Осуга», названной в честь в то время глубокой обрамленной пышной зеленью речки, на высоком берегу которой стоит ныне полуразваленный прямухинский барский дом. Пушкин явно со слов Екатерины Бакуниной представляет его себе так:
Господский дом уединенный,
Горой от ветров огражденный,
Стоял над речкою. Вдали
Пред ним пестрели и цвели
Луга и нивы золотые,
Мелькали сёлы; здесь и там
Стада бродили по лугам,
И сени расширял густые
Огромный, запущённый сад,
Приют задумчивых Дриад. (VI, 31. Здесь и далее цитаты из романа А.С. Пушкина приводятся по его Полному собранию сочинений в 16 томах — М., Л., АН СССР, 1937—1959. В скобках римской цифрой обозначается том, арабской – страница)
Обширный и чрезвычайно богатый по видам растительности парк с каскадом прудов – предмет особой заботы и гордости профессионального биолога Бакунина. У каждого из его многочисленных домочадцев здесь были свой уголок ответственности и пространство для творчества. Соседние помещики приезжали в Прямухино семьями специально для того, чтобы вволю побродить по аллеям бакунинского дендрария и услышать компетентные рассказы хозяина усадьбы о многих диковинных для здешних мест растений.
Владелец прямухинской усадьбы был художником не только в садовом дизайне, но и в слове – в период проживания в столице входил в державинский поэтический кружок, и сам мэтр Гаврила Романович его идиллию «Жатва» даже признавал классикой жанра. Свой старинный деревянный «замок» на берегу реки Бакунин рисует словами с любовью и учено-хозяйским знанием рельефа местности:
А на Осугу взглянешь — чудный
Обворожает взоры вид!
Реки в оправе изумрудной
Живое зеркало лежит.
В саду на скатистой вершине
Ее холмистых берегов
Господские палаты ныне
Кряхтят под тяжестью веков. (Здесь и далее – Сысоев Владимир. История усадьбы Прямухино и повествование о жизни главного создателя усадебного комплекса А.М. Бакунина. – http://bakunina-fond.ru/?p=1239)
Интерьер господских усадебных домов у обоих поэтов строг и утилитарен. До того не бывавший в Прямухине Пушкин обобщает:
Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны:
Отменно прочен и спокоен
Во вкусе умной старины.
Везде высокие покои,
В гостиной штофные обои,
Царей портреты на стенах,
И печи в пестрых изразцах. (VI, 31)
У постоянно живущего в этом интерьере Бакунина все еще скромнее, даже аскетичнее, но – индивидуальнее, роднее:
…дом большой, но беспаркетный.
Нет дорогих у нас ковров.
Ни прочей рухляди заветной.
Ни даже карточных столов.
В углу столовой боевые
Мои ровесники — часы,
В другом — заветный плющ большие
И длинные пустил усы. (http://bakunina-fond.ru/?p=1239)
Для обеспечения жизни большой семьи и гостей своего обширного дома помещик Бакунин вынужден был запускать разные производства – сыроваренное, винное, ткацкое… «Заводчиком» невзначай для себя стал, как мы помним, и пушкинский герой:
Вот наш Онегин – сельский житель,
Заводов, вод, лесов, земель
Хозяин полный… (VI, 27)
От Екатеринина дядюшки-Бакунина в романе – даже и начатки онегинского либерализма. Евгений, как с изрядной долей иронии описывает его Пушкин,
Ярем от барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил… (VI, 32)
Чем оброк – денежный эквивалент барщины – может быть для остающегося «рабом» крестьянина «легче»? Ирония эта через Евгения адресована все тому же Екатерининому дядюшке Бакунину. Он после Великой французской революции 1789 года возвратился в Россию противником любых социальных потрясений. Однако уже в тверских краях на досуге написал философский трактат, в предисловии к которому доказывал, что времена славы и могущества России всегда были связаны с вольным положением ее народа, а «рабство» ее крестьян является следствием не обузданного законом корыстолюбия вельмож.
Пытаясь воплощать свои писания в жизнь, молодой прямухинский барин в ходе реформирования своего хозяйства по своей ученой привычке к систематизации и подробному планированию любого дела создавал «самые честные правила» – разные проекты стимулирования производительности крестьянского труда. Даже намеревался его если не облегчить, то хотя бы упорядочить, для чего работы по своей усадьбе начинал было переводить на договорную основу. В отрыве от целого комплекса мер, это, конечно же, не дало практического эффекта, а лишь стало поводом к пушкинскому скепсису в связи с восторженными рассказами ему о бурной экономической преобразовательной деятельности прямухинского дядюшки его племянницы Екатерины. (http://bakunina-fond.ru/?p=1239)
Вживую Пушкин с Бакуниным познакомились в Торжке и даже вместе ездили в Прямухино, где в то время в семье хозяина усадьбы долго жила Екатерина Павловна Бакунина, лишь в декабре 1826 года. Свидетельство тому – рисунок ПД 835, л. 70 об. в рукописи четвертой главы «Евгения Онегина», после замененных при печати многоточиями строф о женщинах, из которых увидели свет лишь «Чем меньше женщину мы любим…» («Рабочие тетради А.С. Пушкина». Т. I-VIII. – СПб – Лондон, 1995, т. IV)
Мужской профиль здесь – не Чаадаев, как полагают выпускавшие пушкинские рабочие тетради в свет сотрудники Пушкинского дома, а, как буквально записано в линиях этого рисунка, Александр Михайлович Бакунин. (Там же. Т. I, с. 123) По описанию знакомого, встречавшегося с Бакуниным в Торжке, тот был «близорук, неловок, не слишком опрятен, имел чёрные волосы и сросшиеся брови, был добр, знающ, умён и… писал стихи», в чем мы с вами уже успели убедиться. (http://bakunina-fond.ru/?p=1239)
Текст в линиях этого рисунка – история планировавшейся поздней осенью 1826 года Пушкиным с Алексеем Вульфом поездки к Бакуниным в Прямухино. (Строганов М.В. «…Вампиром именован…» // Легенды и мифы о Пушкине. Сборник статей. Изд. 2-е, испр. – СПб., Гуманитарное агентство «Академический проект», 1995, с. 168–173) За спиной дядюшки Бакунина здесь «прячется» смысл этого несостоявшегося совместного приятельского вояжа – бледненький профиль племянницы Александра Михайловича Екатерины Бакуниной в памятном Пушкину еще по его лицейской юности белом платье с многослойным кружевным воротником. О ее образе в пушкинском романе, впрочем, – в следующий раз.