Я молча стоял за своим большим кульманом, белым немецким кульманом, без всяких пантографов и чёрных тяг. Он был очень большой с белоснежной доской, которую я протирал спиртом, купленном в аптеке, потому, что начальник полученного им спирта не давал мне, явно не доверяя спиртное другим сотрудникам. Стол начальника стоял почти напротив, я постоянно слышал, как он сморкался в платок, то шумно, то тихо в зависимости от степени простывания, причиной тому было самодеятельное закаливания на своём не застеклённом балконе. Я говорил ему, что ставая голыми ногами на осевший на балконе снег, он получит только обострение своего губного герпеса, хронический ринит и больше ничего. Но он считал, что его троечное высшее образование, дало ему, гораздо больше знаний, чем моё среднее специальное с отличием.
У меня с начальником были большие разногласия, он по молодости работал фрезеровщиком, а я токарем. Он смотрел на мир как на получаемую плоскость, я как на тело вращения. Его взгляды были не идеальны и требовали нудного труда, для достижения удобоваримых форм, мои взгляды, были разнообразны и реализовались сами собой, закономерность всегда стремится к идеальности, не зависимо от её приверженца. Чтобы проще было понять, надо просто определить, что проще получить идеальный шар или идеальный куб? Окажется, что идеальный шар получить проще, ни тебе углов, ни тебе одинаковых размеров. Каких размеров? У шара один размер, это его диаметр, который получается из чего угодно, очень точно и просто, перекатываясь между двух обрабатывающих дисков. Так изготовляли дробь, с помощью двух сковородок, так изготовляют шарики для подшипников, а уж об их чистоте и точности, разговор особый.
Я молча стоял за своим кульманом, который закрывал меня от начальника, и входную дверь от меня, делая меня невидимым для приходящих посетителей, которых я тоже не хотел видеть. Вдруг вошла она, женщина в некотором затруднительном положении и полной неопределённости своих дальнейших действий. Работала эта женщина в отделе снабжения совсем недавно, по крайней мере, я раньше её не видел, не видел и в тот час, из-за кульмана. Я слышал её звонкий, но не громкий стеснительный голос, помещение конструкторского бюро, она приняла, наверное, за библиотеку. Старалась говорить тише, от стеснительности немного заикаясь, вернее притормаживая при произнесении только некоторых слов. Сочувствуя её затруднениям, я стал вникать в суть их разговора с начальником. Наши так называемые инженеры заказали в отделе снабжения «Бокорезы», но не в одной снабжающей организации она ничего не могла добиться. От неё повсеместно требовали правильного наименования и номер ГОСТа с последним годом издания такового.
Наши умники никогда не работавшие в серьёзных организациях кроме нашей, не знали, как пользоваться отделом стандартизации и нормоконтроля, хотя таковой у нас имелся. Они просто издевались, над работницей снабжения говоря, что весь честной народ называл этот инструмент, - бокорезами, даже приносили их с монтажного участка показать «внатуре». Во-первых, мне стало стыдно за горе инженеров, а во-вторых стало жалко работницу, которую посылают, не зная куда, не зная зачем. В-третьих, мне понравился её звонкий голос, а её лёгкое заикание, придавало ему особую окраску. Человек, которому и без того трудно бегло говорить, никогда не будет говорить зря, а значит и врать. Я получил возможность увидеть патологически честного человека с приятным звонким голосом. Короче я вышел из-за своего укрытия и увидел её.
Она стояла, на крепеньких ногах, перед столом начальника, переминаясь с ноги на ногу, и явно не хотела уходить, без положительного ответа, но ей ничего не светило от начальника. Он был ещё большим профаном в таких вопросах, но скрывал это за своими плоскими шутками. Короткая причёска каштановых волос хорошо смотрелась с её слегка веснушчатым лицом и вздёрнутым, острым как у ёжика носиком. Ростом она была меньше меня, но круглые формы её фигуры спасали эту женщину от вида заморыша. Мало того она выглядела женственно и приятно, мне ещё больше захотелось ей помочь в её неразрешимом вопросе, тем более, что я пожалуй один знал как это сделать. Знать, как помочь, и не сделать этого, для меня это было и по сей день есть, - неоказание помощи, пострадавшему, почти преступление.
«Хотите, я помогу вам»? Сказал я, как бы спускаясь с корабля на бал. Вы себе представить не можете как нам «Принцам» тяжело спускаться вниз к своим «Золушкам». Самое страшное, это людская молва, - «Как ты Принц, заслуживающий, по крайней мере, дочь чужого Короля, так низко опустился, и выбрал «Курицу»»? «Обыкновенную, домашнюю «Курицу», которая ничего не знает, кроме своего насеста и своих цыплят». Для меня людская молва, это как украинская мова, которая не может того, что может выразить великий и могучий язык, но претендует на соревнование или борьбу, с ним, просто глупо. Женщина из снабжения, не отказалась от моей помощи, и я повел её в отдел стандартизации, который находился этажом выше отдела снабжения. Я пропустил её вперёд спускаться по лестнице, от её волос пало сосновой смолой, а из заднего разреза юбки виднелась комбинация розового цвета. Так всего за пять минут, я успел рассмотреть все её достоинства и недостатки, а может быть, я придумал их.
Мы прошли в другой корпус, этой секретной организации, мне как конструктору, а ей как снабженцу не возбранялось свободно перемещаться по территории нашего НИИ. В отделе стандартизации работала моя соседка, я обратился к ней по свойски, но даже она удивилась моим способностям, в поисках нужного ГОСТа, точных, а потому быстрых. Моя миссия была окончена, я возвращался восвояси, но по пути заглянул в их отдел. Там я нашёл их шофёра и экспедитора в одном лице Володьку, парня лет тридцати, уже отсидевшего небольшой срок в малолетстве, скорей всего за хулиганство. Разговаривать с ним мне было проще, я вырос в среде бандитов и хулиганов, но сам никогда не занимался ни тем и не другим. У него я поинтересовался, как зовут, эту милую женщину, о её семейном положении и увлечениях. Володька давно бросивший хулиганить, женился на красивой девчонке и растил, хорошенькую дочку.
Этот экспедитор ответил на все мои вопросы, но предупредил, что все мои ухаживания будут напрасными, это он сделал зря. Стоит только сказать мне, что я напрасно стараюсь, как я усиливаю свои старания и обязательно получаю результаты. Оказалось, что она вдова, растит вместе с матерью двух сыновей, и у неё есть два ухажёра, один сделал ей предложение, а второй всё равно не бросил за ней ухаживать. Я чувствовал, что она должна сильно, нравится мужчинам, в ней было, что то такое, что привлекало их как пчёл на нектар цветов, несмотря на розовую комбинацию в разрезе юбки.
Я тоже почувствовал себя мужчиной, хотя мне было тяжело, сравнится с её ухажёрами, один свободный талантливый художник, другой свободный строитель с полными карманами денег. Строитель, действительно был свободным, разошёлся с женой, мотался по стране, но хотел обзавестись семьёй и осесть на своей родине в Белоруссии. Ему помешал свободный художник, несмотря на то, что свободным не был, а был женат, имел детей, но постоянно изменял своей благоверной. Благоверная же постоянно следила за ним, вылавливала его с любовницами, читала им морали, эти морали действовали сильнее избиений, вот, что значит опыт.
И надо же мне было вклиниться в этот сложный любовный многогранник. Хотя несчастья я никому кроме себя не принёс. Строитель был очень злой, несмотря на своё образование, весьма ограниченный. Разозлился и уехал к себе на родину, в Белоруссию к бывшей жене с дочкой, которую он очень любил. Свободного художника, который раз загнали в семью, и как-то ограничили его свободу, может быть навсегда, в чём я сильно сомневаюсь. Я не смог бросить семью, в которой меня никто не любил, детей приходилось поставить на ноги.
Это долг, его надо выполнять, а разговоры про, - любишь, не любишь, неуместны, я так считаю. Милая женщина удачно вышла замуж, так же удачно её сыновья сели в тюрьму. Один я, как неприкаянный метался в поисках своего счастья, а нашёл его только на краю своей жизни. Мне грех жаловаться, да и на кого кроме себя, это я не сумел, это я не сберёг, то, что в жизни, может быть, выпадает не так часто, а иногда не выпадает вообще, даже очень хорошим людям.