* * *
На следующий день после моего последнего концерта в родном городке я пришел на вокзал. Скорый поезд увез меня в столицу нашей Родины — Москву, где пройдет вся моя голодная, но прекрасная юность. Этим же летом, чуть позже, Кира рванул в Питер и поступил в университет. Катя доучивалась в нашем городке в медучилище и на каникулах ездила к Кириллу. Судьба развела нас по разным городам, но мы всегда помнили друг о друге. Взрослая жизнь давалась нелегко. Денег не хватало ни на что. Все устраивались, как могли. В отличие от меня Кира всегда был молодец. Деньги к нему так и липли, и в этом ему помогала его тяга к технике. Он наладил в своей общаге выпуск колонок и усилителей. Аппаратуры тогда не хватало катастрофически. Импортную купить было почти невозможно, а наша промышленность производила не очень-то много. Так вот, Кира с ребятами доставал запчасти, паял их, запечатывал в короба, и получалось изделие. Бизнес был по тем временам не совсем легальный. Кира обещал нам быть осторожным, насколько это будет в его силах. Так что деньги к нему приходили регулярно, но тратить их надо было аккуратно, чтобы никто не мог догадаться, откуда у молодого человека такие суммы. Короче говоря, жизнь кипела и неслась вперед на всех парах.
Однажды без приглашения Кирилл примчался к нам в Москву. Он всегда помнил, что у Светки 1 июня день рождения. Да, это был 1975 год. Светке тогда как раз исполнилось 20 лет.
Я только что проснулся и лежал, обдумывая план действий на сегодня. Светка еще спала детским сном. В дверь позвонили. Я встал, чтобы открыть дверь.
— Кто там? — спросил я сонным голосом.
— Цвэты нужны? — послышался кавказский голос из-за двери.
Я подумал: какие еще цветы в семь утра? Открываю дверь, а там — Кира.
— Что, не ждал? Где именинница? Дайте мне ее расцеловать, — говорил Кира, неся впереди себя огромный букет цветов.
Светка, радостная, вся растрепанная, выбежала в коридор и, увидев Киру, бросилась к нему на шею. Как же она его любила! Да по-другому и не могло быть. Они кружились в прихожей. Я смотрел на них и был несказанно рад, что у меня такая прекрасная любимая (которой сегодня опять восемнадцать лет) и что у меня есть настоящий друг, примчавшийся к нам сегодня из Питера, несмотря ни на что. Весь день мы бродили по нашей любимой Москве. Сходили на Красную площадь, потом пошли вверх по Никитской до площади Никитских ворот. Затем прогулялись по бульварам и, уже уставшие, доползли до Чистых прудов. Там мы и рухнули на лавку около «Современника». Погода была роскошная, Светка была счастлива, а про меня и говорить нечего. Потом мы бродили по арбатским переулкам, вспоминали с Кирой наш городок и вечером наконец-то добрались до дома. Кира не унимался и хотел продолжения банкета. Да и нам уже перехотелось спать, и тогда Кира предложил:
— А давайте сыграем в кино!
Сказать, что мы все любили кино, это значило бы не сказать ничего. Мы все были, если так можно выразиться, киноманами. В нашем послевоенном детстве кино было единственным развлечением. Мама отправляла меня на лето к бабушке моего одноклассника в деревню, где мы весь день носились по широким просторам рязанских полей, купались на речке, рыбачили и т.д. Но все равно все ждали вечера. Мы знали, что когда стемнеет, киномеханик дядя Ваня зарядит бобину в свой кинопроектор, и на белом экране появятся актеры. Они начнут показывать нам совсем другую, неведомую для нас жизнь. Дядя Ваня даже давал мне иногда покрутить ручку кинопроектора. Разве можно забыть те минуты? Когда я сидел и крутил эту ручку, мне казалось, что я сам снял это кино, и сейчас я приехал сюда, в эту богом забытую деревню только лишь для того, чтобы здешние самые обычные люди смогли увидеть сие волшебное действо. Наверное, если бы я не стал музыкантом, я неминуемо стал бы кинорежиссером. Вот только не знаю, хватило бы у меня таланта на то, чтобы снять большую и интересную картину? Так что, когда Кира предложил сыграть в эту игру, у нас у всех загорелись глаза, и мы с удовольствием включились в процесс.
— А это как? — спросила Светка, уточняя правила игры.
— А почти как в города, вот только, — продолжал Кира, — ты встаешь и начинаешь показывать какие-то движения, как это делал твой любимый персонаж. А мы должны угадать, что это за фильм. Вроде бы все просто. Попробуем?
— Тогда, чур, я первая, — сказала Светка.
Она встала, расставив ноги на ширину плеч, и провела по своим великолепным бедрам расправленными ладонями сверху вниз по ягодицам. Потом пристально посмотрела на нас очень серьезным взглядом, подняла руки и, взявшись за воротник своей рубашки, раздвинула его резким движением в разные стороны. Затем, сверкая своими глазищами, она начала медленно покачивать бедрами в ритме румбы. Она начала двигаться, слегка приподнимая свою юбку. Потом подошла к стене и, улыбаясь, оперлась на нее руками, продолжая танцевать. Потом она подняла меня с места и начала делать вид, что учит танцевать, как будто я неопытный юнец.
— Ни за что не догадаетесь, что это за фильм, — сказала возбужденная и радостная Светка.
Но надо было знать Кирилла. Он посидел немного, делая умный вид, как будто перебирает в голове фильмы. На самом деле Кира уже давно угадал, что это за картина. Светка предвкушала свою победу.
— Я не знаю, — сказал я.
— А ты, Кирилл? — спросила Светка.
— Я думаю, — начал он, затягивая нарочно фразу, — что это, — последовала еще одна пауза, — «8 с половиной» Феллини, — выпалил он.
— Я так не играю, — сказала, как бы обиженно, Светка.
И мы все захохотали.
— Молодец, Кирилл, не ожидала, что угадаешь, — добавила радостная Светка.
— Ты же знаешь, Феллини — мой любимый режиссер, — сказал Кира. — Он самый настоящий гений. В 1963 мы с отцом специально ездили в Москву на кинофестиваль. Я там этот фильм и посмотрел. Конечно, тогда я ничего не понял, но я увидел какое-то совсем другое кино, не такое, как у нас. Я всегда знал, что если бы я снимал кино, я бы снимал его именно так. Федерико — режиссер-психолог. Он достает наружу все наши страхи и сомнения, показывает нам, что внутри мы все одинаковые. Это просто фантастика.
— Это точно, — добавил я. — У него столько информации в каждом кадре. Можно брать любой кадр, и он будет представлять собой полноценную картину. А как у него играют актеры! А операторская работа? Не зря его называют Мастер.
— Да, он великий мастер, — согласился Кира.
Сейчас, имея на хард-диске всего Феллини, я частенько ставлю его фильмы, когда бываю дома. Первые его работы — «Дорога», «Ночи Кабирии» — уже давно стали классикой. Чего стоит финальная проходка Джульетты Мазины в «Ночах Кабирии»! Сцена идет не более минуты, но в глазах этой маленькой, смелой и крепкой по жизни женщины есть все: и горечь, и радость, и всепрощение, и любовь. Из этого периода на самом деле мне больше всего нравится фильм «Белый шейх» — уж больно он радостный, даже, правильнее сказать, праздничный. Не буду вам рассказывать сюжет, надеюсь, вы сами захотите посмотреть его, если еще не видели. А какой там великолепный Альберто Сорди! Да! И прекрасная музыка Нино Рота! Браво, Мастер! Браво! Про «Сладкую жизнь» и «8 с половиной» нет смысла говорить, это тоже давно уже классика, а вот про «Джульетту и духи» мне хочется вам рассказать. Я думаю, что этот фильм незаслуженно забыт на фоне ранее перечисленных признанных хитов. Во-первых, это первый цветной фильм Феллини. Здесь он развернулся в полный рост в том, что касается цвета. Витражи зданий, цветы, платья, интерьеры комнат в доме — все являет собой потрясающее буйство красок. Во-вторых, история, рассказанная в фильме, — это чистой воды психоанализ, история преодоления страхов, избавления от комплексов. Но самое главное — у этого фильма есть счастливый конец, вывод сюжета на позитив, чего, кстати, не хватает многим современным фильмам. Только не считайте меня брюзгой после этих слов, но это так и есть, если вы повнимательнее присмотритесь. А в-третьих, это просто великолепный фильм, во всех смыслах этого слова. Из относительно последних фильмов мне больше всего нравится «Город женщин». Где Мастер находил таких красоток? Я не знаю. Столько женской красоты в одном кадре больше нет ни у кого. Самое обидное — эти типажи женской красоты сейчас практически исчезли из жизни и с экрана, что очень печально. Когда смотришь этот фильм, то думаешь, что это какая-то фантасмагория, но, оставшись наедине с собой и немного поразмыслив, ты понимаешь: все именно так и есть, только в твоей голове, в твоем сознании.
Светка сидела в сторонке и слушала, как мы с Кириллом говорим о нашем любимчике. Она не всегда разделяла нашу к нему любовь. Да и выбрала-то она этот момент из «Восьми с половиной», как я понимаю, лишь потому, что этот режиссер нам очень нравился. Светке был ближе американский кинематограф. Да и ничего в этом не было удивительного, ведь она не один год прожила с родителями в Америке, и уж кто-кто, а она-то пересмотрела там множество фильмов. Светка очень любила старые мюзиклы, да и вообще хорошее американское игровое кино. Ей, в отличие от нас с Кирой, был важен сам фильм, его сюжет, то есть основа. А нам, скорее, больше нравилась игра актеров. Нам было интересно, кто снял фильм, кто оператор, чья музыка и прочее. Она смотрела фильмы в целом, полностью погружаясь в сюжет и становясь частью истории, рассказываемой в картине, мы же частенько начинали разбирать фильм по запчастям прямо при первом просмотре. Я думаю, и Светка, и мы были правы, но каждый по-своему. Сейчас, по прошествии стольких лет, когда я смотрю фильм впервые, я смотрю его так, как смотрела бы его Светка — окунаюсь в него и сопереживаю героям, ну, а когда уж смотрю во второй или в сотый раз, то занимаюсь, так сказать, структурным анализом произведения.
— Ладно. Давайте теперь я вам загадаю загадку, — сказал Кира.
— Давай, — ответила Светка.
Он встал за штору и начал медленно приоткрывать ее. Было такое впечатление, что он чудом попал через окно в чужую комнату, где находится прекрасная дама, в которую он страстно влюблен. У него было такое нежное и одновременно благородно-восторженное лицо, что казалось, будто он попал как минимум в покои к королеве. Я вспомнил это выражение лица. Такое могло быть только у одного актера. Угадав фильм, я сидел молча, давая возможность Светке самой понять, о чем идет речь. Кира продолжал. Он приоткрыл штору и не спеша, как бы стесняясь и боясь помешать своей возлюбленной, начал двигаться в ее сторону. В роли возлюбленной оказалась Светка. Кирилл подошел к ней как бы сбоку и сзади и попытался робко присесть в реверансе, но она, его возлюбленная, то есть моя Светка, не замечала его. В кино в это время героиня играла на клавесине. Лицо главного героя, то есть Киры, было неподражаемо. Он подошел сзади к Светке, но так, чтобы она его видела, присел еще раз в реверансе и, боясь ее потревожить, опять отошел в сторону. Я думал, как же он выпутается из такой непростой ситуации. Кирилл обошел Светку с другой стороны. Он изображал попытки привлечь ее внимание, при этом не потревожив ее. Затем он с блаженной улыбкой присел на стул недалеко от Светки, глядя на нее преданно-влюбленно. Кира, облокотившись на край стола, в оригинале — на ручку стула, начал как бы вслушиваться в те звуки, которые должна была издавать его возлюбленная. Светка пока ничего не могла понять, а меня уже душил смех от этого зрелища. Кирилл был очень органичен. Он вальяжно расселся в кресле, перекинул ногу на ногу и сидел, смотря на Светку так, как смотрят восторженные родители, когда видят, как их чада впервые выходят на сцену на детском утреннике и с выражением рассказывают стишки.
— Все, — завершил Кира. — Светлана, что вы скажете?
— Не знаю, — ответила она, глядя на меня.
— «Фанфан-тюльпан», — подсказывал я одними губами.
— Не подсказывать, — как бы строго, скрывая и одновременно не скрывая этого, говорил Кирилл.
Но Светка уже поняла, что я ей говорил, и якобы пытаясь отомстить Кире, произнесла с той же интонацией, с которой говорил он, когда отвечал на ее вопрос:
— Я думаю, что это «Фанфан-тюльпан».
— Так нечестно, Ник. Ты ей подсказал, — как бы расстроившись, сказал Кирилл.
— Да, это фантастический фильм! — сказал я.
— Я, когда впервые увидел Лоллобриджиду, потерял покой. Засыпал, и такое снилось… — смеясь, говорил Кира.
— Мы все тогда хотели быть, как Жерар Филипп. Такими же легкими, искрометными, — продолжал я.
— Все хотели так же любить, — подтвердил Кира.
— Я думаю, что мы и сейчас остаемся такими же. Правда, Кира? — спросил я.
— Да, мой Траншмонтань, — по-военному отрапортовал он.
Позже я узнал, что продюсером этого фильма был Мушкин. Поскольку он был выходцем из дореволюционной России, о нем не рекомендовалось упоминать в прессе и по радио. Специально для этого фильма взяв кредит в банке и заложив все свое состояние, он объявил, что когда выиграет Канны, тогда и отдаст деньги. Все получилось именно так. Когда за дело берутся талантливые люди и у них есть вера в собственные силы плюс желание сделать хороший продукт, тогда все и получается прекрасно и как бы само собой, на первый взгляд. Но это иллюзия! Кроме таланта и удачи, эти люди еще и пашут, как волы. Мушкин потом был продюсером многих фильмов, в том числе и всеми любимого «Профессионала» с Бельмондо, но это достойно отдельного рассказа.
С той поры, когда мы сидели и играли в эту игру, прошло немало лет. Как-то я попросил Игорька, чтобы он закачал мне на жесткий диск всех победителей Каннского, Венецианского, Берлинского фестивалей и все фильмы-победители премии «Оскар». Я стал брать эти фильмы с собой на гастроли в своем лэптопе и постепенно все пересмотрел. Могу с полной уверенностью сказать вам, что среди этих картин не оказалось ни одной плохой. Все они были великолепны. Я наконец-то осуществил свою детскую мечту и приобщился к мировой киноклассике. Очень отрадно было увидеть среди этих картин фильмы наших советских режиссеров. Не буду их перечислять, так как сейчас можно спокойно зайти в «Википедию» и получить всю информацию. Так что смотрите кино и любите его. Оно может многое рассказать о нас самих!
Но вернемся к нашей истории.
— Теперь твой черед, Ник. Что вы нам покажете? — пригласил Кира.
— Смотрите, — сказал я, собираясь с мыслями, и начал.
Я сел на стул и сделал вид, что степенно еду за рулем машины. Рука моя свешивается наружу из приоткрытого окна. Я еду и смотрю по сторонам, ища кого-то. Потом я притормаживаю, выхожу из машины. Стою и вглядываюсь вдаль. У меня такой вид, как будто я скоро встречусь со своей судьбой. Я расслаблен и одновременно сконцентрирован. Расслаблен из-за уверенности, что сегодня непременно встречусь с «ней», а напряжен, потому что никак не могу «ее» увидеть. Затем бегу к машине. Сажусь, включаю двигатель и с ревом начинаю движение. Я — гонщик-профессионал. По тому, как я заводил машину и как поехал, Кира догадался, что я показываю, но смолчал, давая мне возможность доиграть этот эпизод. Светка все поняла с самого начала. Это был наш с нею любимый фильм. Мы, как и герои этого фильма, также мечтали о нежной и прозрачной любви, которая бы одухотворяла нас и поднимала к небу. Я сидел в машине и гнал со скоростью 200 километров в час, и меня обдувал ветер. И вот я подъезжаю. Останавливаюсь и мигаю фарами своей возлюбленной, показывая ей, что я уже здесь. Потом я бегу к ней, то есть к Светке, бегу, что есть сил. Она встает со своего стула бежит мне навстречу, и, обнявшись, мы начинаем радостно кружиться посередине комнаты — то в одну, то в другую сторону. Я целую Светку, и в этот момент Кирилл начинает нежно петь мелодию из кинофильма Клода Лелуша «Мужчина и женщина», давая тем самым понять, что он угадал показанный фильм.
— С вами неинтересно, — говорю я. — Вы все знаете. Ничем вас не удивить
— Насколько я помню, это ваш любимый со Светланой фильм, — объяснился Кира.
— Это точно, — подтверждает радостная Светка. — Я так его люблю! Там столько нежности…
— И столько недосказанности, — добавляю я.
— Все на полутонах, — продолжает Светка. — Как прекрасно иметь такого человека рядом!
Поражает то, что этот фильм снимало не более 10 человек. Все выполняли одновременно несколько функций. К моменту запуска фильма в производство Лелуш уже снял 6 фильмов, ни один из которых не попал в прокат. Он сказал, что если и этот фильм не выйдет на экраны, то он завяжет с кино навсегда. Но кино не захотело терять такого мастера, и произошло чудо. Фильм вышел в прокат, завоевал кучу призов на самых престижных фестивалях и навсегда остался в вечности. Но, наверное, не все знают, что Лелуш немало сделал не только для французского кинематографа, но и для советского тоже. В 1956 году он как кинолюбитель прибыл в Москву и два дня работал в качестве помощника оператора на картине Михаила Калатозова «Летят журавли». После этого он вернулся во Францию, позвонил директору Каннского фестиваля и сказал, что в России снимают этот фильм. Директор заинтересовался, и картина тайком была переправлена в Канны, так как в Советском Союзе она получила очень нехорошие отзывы критиков. В фильме якобы были показаны не совсем правильные, несоветские отношения. Фильм завоевал Пальмовую Ветвь, Татьяна Самойлова получила Спецприз, и только после признания этой работы во всем мире в Советском Союзе сменили гнев на милость. А фильм стал пока что единственным российским победителем этого, не побоюсь сказать, самого престижного фестиваля в мире.
— Ладно, — сказала Светка. — Вечер подходит к концу. Именинница устала и покидает вас, мальчики. Вы ведь хотите пошептаться на кухне о своем?
— Молодец, Светка. Спасибо! Хотя, если хочешь, оставайся. У нас от тебя нет секретов, — предложил Кира.
Светка ушла спать, и мы с Кирой начали наш мужской разговор.
— Ты знаешь, Ник, мне иногда кажется, что мы неправильно живем. Не как все, — начал несмелым голосом Кира.
— Так. Интересно, — усмехнулся я, разливая по стаканам портвейн.
— Какие-то мы не такие. Не как все, — не унимался Кирилл.
— И что в этом плохого? — спросил его я.
— Просто получается, что мы как будто какие-то избранные, а они вроде как все обыкновенные.
Я понял, что с моим верным другом что-то случилось. Иначе с чего бы он стал так философствовать? Это было не для него. Вот машину починить — это он, или 1000 километров промчаться — это тоже он. А самокопание — нет, это не его конек.
— Так, признавайся, что-то с Катей случилось? — осторожно спросил я.
— Ник, о чем ты? — стесняясь и пряча глаза, почти прошептал Кира.
Мы стоя выпили залпом до дна.
— Знаешь, мы с Катей решили пожениться, — блаженно улыбаясь и смакуя ее имя, сообщил Кира. — Она ко мне в Ленинград переезжает.
— Ничего себе! — обрадовался я. — Рассказывай!
— Да рассказывать особо-то нечего. Ездила она ко мне, ездила. Ну, я и говорю, перебирайся, мол, ко мне. Сколько можно так жить! А она спрашивает: это предложение? Я говорю: считай, что да.
— Предлагаю еще по одной, — перебил его я.
— Согласен. До дна, — подтвердил мое намерение Кира.
— До дна, — ответил я.
— Поехали, — сказал Кира и поднес стакан ко рту. — Раньше ничего не говорил тебе. Боялся. А вчера говорю Кате, что надо к Нику в Москву съездить. Рассказать. Езжай, говорит. Приглашай на свадьбу. Буду рада.
Я сидел обалдевший. Я-то думал, что этот оболтус никогда не завяжет со своей холостяцкой жизнью. А тут вдруг такие перемены!
— И что же ты молчал, пока Светка здесь была? — спросил я.
— Да у нее праздник был, не хотел на себя перетягивать внимание, — скромно сказал Кирилл.
— Свет, вставай! У нас тут такое творится! — крикнул я с кухни.
— Что тут у вас такое происходит? — спросила закутанная в плед Светка, заходя на кухню.
— У нас тут Кирилл-то — женится! — сказал быстро я.
Светка застыла в немой позе, переваривая спросонья новость. Потом она расцеловала Киру и стала расспрашивать обо всем. Я понял, что я им сейчас не нужен, и ушел в комнату, где поставил «винил» и стал слушать старика Чета.