- Им это бесконечно нравится. Они обожают так делать. Люди любят вести себя немотивированно-омерзительно по отношению к ближнему. Почему? Все просто: нас тошнит от мотивации. Мы не выносим рационализацию поступков и обоснованное поведение. Постольку, поскольку нам навязывают такой, логический, образ мышления с самого детства. Женщинам, разумеется, легче в этом отношении. Сама природа вкладывает мотивацию в их немотивированную агрессию. Однако мера есть всегда, черта, переступать которую не следует. Ведь, обитая в обществе, нельзя полагаться на бесконечное снисхождение и терпимость со стороны окружающих. Рано или поздно тебя заклеймят психом и отправят за высокий забор. Поэтому мы сдерживаемся. В этом суть нашего существования – самодисциплина, подавление всяческих колебаний, постоянное стремление разгладить круги на воде. Мы стремимся быть абсолютно статичными, не позволяя сердцу перестать биться. Хороший тон: быть максимально мертвым, оставаясь живым.
Так ему ответил отец, когда он вернулся домой после школы, побитый и униженный, на вопрос, почему одноклассники были так жестоки. Он запомнил. Запомнил навсегда.
- Твои одноклассники, эти хулиганы, – потенциальные маргиналы, ведь в таком возрасте этот закон уже пора бы усвоить. Так что не переживай, им все отзовется, рано или поздно сдерживаться все же придется, и, позволяя себе все сейчас, в пору вседозволенности, когда ответственность на минимуме, им будет тяжелее держать себя в руках потом. – добавил отец.
Эта последняя часть была для него не такой важной, но он запомнил и ее. Главный извлеченный в тот день урок – не подавай виду. Не показывай себя, всегда держись под водой, выныривая ровно настолько, чтобы осмотреться и подышать. Да, он уяснил.
Прошли годы. Он вырос в достойного члена общества – образцового мужа, выдающегося профессионала своей области, пластической хирургии. Успех, уважение, умеренность – три кита, на которых был выстроен фундамент его повседневности. Стандартный рабочий день включал, порой, до десятка операций. И, если в основном это были косметические вещи, связанные с увеличением груди, подтяжкой кожи в разных интересных местах, перекачиванием жира оттуда, где его было слишком много, туда, где его было недостаточно, по мнению клиентов, иной раз встречались более благородные задачи. Как то: устранение последствий страшных аварий и несчастных случаев, превративших своих жертв в подобие цирковых уродцев, а иногда выправление несовершенств, облегчающих жизнь не только во внешне-психологическом, но и физиологическом смысле (хотя бы исправление перегородки носа, устраняющее неполадки дыхания).
Респектабельный доктор не знал материальных лишений (карьера приносила немалые дивиденды), впрочем, недостатка в других, более значимых, ценностях он тоже не испытывал. Уясненный им еще с детства урок – главный закон жизни – работал безотказно и направлял его руку в каждом важном решении, каждой операции, каждом движении скальпеля. Конечно, эти более значимые ценности не имели ничего общего с общепринятыми: любовь, жертвенность, ценность настоящего момента и т.д. Более значимые ценности у каждого свои. Он хорошо позаботился о том, чтобы его оставались надежно скрыты от окружающих. Самодисциплина, отсутствие каких-либо колебаний, водная гладь без кругов на ней, только легкое колыхание, свидетельствующее о равномерном спокойном сердцебиении.
Когда очередной рабочий день подошел к концу, пластический хирург спустился на подземный уровень и сел в свою машину, припаркованную на его собственном, именном парковочном месте. Но сегодня он не собирался ехать сразу домой, сегодня у него были планы. Жена знала, что ждать его рано не стоит: во всем мире не нашлось бы человека, у которого возникли бы сомнения насчет того, где ему следует быть. У него все было схвачено. Что-то насвистывая, хирург провернул ключ зажигания, снял автомобиль с ручника и тронулся. Он любил медленно выворачивать руль, ведя машину по замысловатым изгибам парковки, во всем этом чувствовалась какая-то органичная легкость, автоматизм и непринужденность. Казалось бы, одно неверное движение в миллиметр туда или сюда разрушит гармонию, оборвет синхронический оргазм слаженности водителя, транспортного средства и специально сконструированного пространства, но именно в этой предельности, рискованной ограниченности и таилась бархатность процесса.
Максимально все разглаживать и выравнивать было сродни призванию, отточенному до мастерства навыку: это проявлялось в вождении, установке и поддержании каркаса-образа жизни или «мирка напоказ», профессиональной выдержке и даже в бытовых вещах, вроде уборки и закупки продуктов. Но, как и сказал когда-то отец, было еще кое-что: немотивированная агрессия, стремление к беспричинному разрушению, приятию какого-то изначального метафизического хаоса, таящегося у каждого в глубине души. Не существовало ничего хорошего или плохого, доброго или злого, только чистая энергия и форма, так или иначе ее сковывающая. Кто, как не пластический хирург, постиг эту истину в совершенстве скрупулезных нюансов?
На улице уже стемнело, дорога освещалась равномерно расставленными вдоль нее фонарными столбами, электрическими огнями билбордов и вывесок, фарами встречных автомобилей. Он ехал, по радио в качестве приглушенного фона играл ненавязчивый джаз. Телефон, автоматически синхронизированный с бортовым компьютером машины, зазвонил. Нажав на кнопку на сенсорной панели, он снял трубку. Это была жена.
- Дорогой, как ты?
- Я в порядке, малыш, а ты как? - спокойно ответил он, сворачивая на съезд.
- Соскучилась, ты сегодня вернешься за полночь, да? – в вопросе можно было услышать надежду. Если бы пластический хирург был параноиком, посчитал бы, что надежда была не на развенчание уже оговоренного распорядка, а на его подтверждение. Как если бы она что-то скрывала и хотела удостовериться в том, что он не застанет ее врасплох. Но хирург параноиком не был.
- К сожалению, да, как я и предупреждал. Ложись, не жди меня, завтра проведем день вместе.
- Хорошо, - сквозь зевоту ответила жена. – Люблю тебя.
- А я тебя. – он повесил трубку. Ехать оставалось недолго.
Как и упоминалось выше, пластический хирург бедным не был, и это еще мягко сказано. Он был настолько не беден, что мог позволить себя долгосрочную аренду или даже приобретение недвижимости по всему городу и в его окрестностях. Конечно, пластический хирург никогда не снимал (или покупал - в зависимости от целей, которые преследовал) недвижимость под своим настоящим именем. Сфабриковать или скрыть личность за небольшую надбавку также трудностей не вызывало. Вот и сейчас он подъехал к достаточно просторному ангарному помещению в промышленном районе на окраине города, записанному на господина Бледнова В.
Господин Бледнов не слишком часто навещал свои владения, примерно раз в два месяца. Что происходило там в его отсутствие (как, впрочем, и когда он там находился) никто не знал. Не вызывая ни у кого подозрений и беспокойств, а также ловко избегая проверок, вовремя кому-то приплачивая, Бледнов сохранял свою собственность неприкосновенной и изолированной от любопытных глаз. И все же что-то там было, неспешно, тихо и аккуратно, терпеливо и выдержанно там творилось нечто ужасное.
Пластический хирург, в настоящий момент известный, как Виталий Бледнов, для всех, кто мог бы интересоваться, оказавшись поблизости, припарковался возле нужного здания. Он вышел из автомобиля, запер его и неспешными шагами направился к входу в ангар. Это был обычный прямоугольный ангар площадью 250 квадратных метра с двускатной кровлей. Он открыл электронный замок специальной карточкой-ключом и механический – обычным ключом. Дверь отворилась. Как только он вошел, включил свет, щелкнув выключателем на стене справа. Помещение было единым, без разделений, перегородок и комнат, огромным и абсолютно пустым. По крайней мере, на первый взгляд.
Целеустремленно хирург направился вглубь ангара и остановился где-то в его центре, там он присел на корточки и стукнул кулаком по определенному месту в полу. Через полсекунды после удара специальная панель, открывающаяся таким образом, приподнялась, открыв господину В. сканер отпечатков пальцев, куда он незамедлительно приложил ладонь. Зеленая лампочка загорелась с характерным электронным пиком, панель задвинулась назад, в полуметре перед пластическим хирургом куда более массивный пласт пола начал выступать и приподниматься. Это продолжалось двадцать секунд, после чего люк-дверь в подземную лабораторию открылся. Вниз вела широкая лестница, подсвеченная крохотными светодиодными лампочками, обрамляющими каждую ступеньку. Он спустился по лестнице, люк за ним автоматически закрылся.
Лаборатория внизу представляла собой куда менее мрачное зрелище, чем внутреннее пространство ангара наверху. Все помещение, также единое, без разделений и комнат, было белоснежным, аккуратным и каким-то эргономичным. По крайней мере, для той работы, что здесь велась. В центре лаборатории стояла прозрачная клетка из непробиваемого стекла, в ней была хорошо оборудованная больничная койка, на койке лежал человек без сознания.
Без сознания человек был, поскольку в настоящий момент (стараниями пластического хирурга) он был помещен в искусственную кому, капельница сбоку снабжала его организм необходимыми питательными веществами и лекарствами, катетеры выводили отходы жизнедеятельности. Встроенные в матрас массажеры автоматически запускались в циклических регулярных сеансах, чтобы избежать пролежней и атрофии. Пластический хирург методично обошел клетку, приблизившись к рабочему столу c размещенным на нем мощным компьютером. Компьютер все время работал, поддерживая функционирование программ для управления мед. аппаратурой, и регулярно погружался в спящий режим, чтобы избежать перегрева и неполадок. «Все-таки, машинам можно доверять куда больше, чем людям», - подумал пластический хирург, набрав специальную комбинацию клавиш. Черный экран словно бы очнулся, приветствуя своего владельца.
Он вбил еще пару стандартных команд, и сложные приборы, стоявшие вплотную к клетке, зашумели. Далее пластический хирург отошел от рабочего стола, взял стул рядом и, поставив его перед клеткой, сел. Внутри клетки человек, мужчина на койке, проснулся. Он резко вскочил на месте, жадно глотая ртом воздух, усиленно моргая и безумно озираясь по сторонам. Очевидно, через капельницу в его кровь был впрыснут какой-то специальный препарат. Мужчина начал судорожно себя ощупывать, с отвращением выдергивая катетеры и трубки из своего тела, сопровождая эти резкие движения нарастающими по частоте и громкости криками. Из его глаз текли слезы, он был явно дезориентирован. И все же можно было услышать в его полных ужаса возгласах узнавание и осознание, ужас, впрочем, не уменьшающих.
Наконец, немного собравшись и очнувшись, мужчина более ясным взглядом осмотрел окружение, и его глаза остановились на сидевшем перед клеткой пластическом хирурге, с легкой довольной улыбкой наблюдавшем мытарства пленника. Мужчина смолк, гневно вперившись в хирурга, словно пытаясь прожечь его насквозь. Выдернутые из отверстий в теле и вен трубки валялись на полу клетки и койке, из них еще сочилась и капала разная жидкость, соответствующие пятна были и на больничной рубашке невольника, но тому было явно на это наплевать, он был полностью сосредоточен на своем угнетателе, замерев на месте. Через пару секунд напряженного молчания «пациент» кинулся на стекло, будто в безумной надежде его пробить.
- Ублюдок! ***сос! Чертова тварь! Выпусти меня, псих! Какого дьявола ты меня тут держишь?! Что я тебе сделал, тварь ?! Ответь мне, говнюк!
Пластический хирург лишь молча сидел на стуле и довольно улыбался, после этого срыва его улыбка стала только шире. Мужчина в клетке продолжал стенать и биться, пока, наконец, его колени не подкосились и он не сполз по стеклу на пол, отчаянно всхлипывая. Хирург, словно заинтересованный, наклонился поближе, пристально всматриваясь в страдальческое лицо своей жертвы.
- За что? – в каком-то спокойном отчаянии вдруг произнес заключенный. – Ты когда-нибудь ответишь мне? Я не знаю, сколько здесь нахожусь. Уже в пятый раз я прихожу в себя после мучительных сумбурных кошмаров, в которые ты меня погружаешь, в этом жутком непонятном месте. И зачем я даже утруждаюсь с тобой говорить? Я ведь ни разу не слышал твоего голоса. Но я не могу перестать, что еще мне остается, а?!
Пластический хирург, казалось, внимательно слушал.
- Это какой-то нацистский эксперимент, да? Ты – обычный маньяк? Я ведь не знаю тебя. Не то чтобы у меня было время хорошенько подумать, ведь бодрствую я только, когда ты здесь, а остальное время…. Ну, хахаха! Ты же, сука, сам знаешь!
Мужчина начал истерически смеяться. Пластический хирург неспешно встал со стула и направился в сторону стола с компьютером. Мужчина в клетке резко вскочил на ослабевших ногах.
- Стой! Стой, подожди, прошу! Не вырубай меня снова! Я сделаю, что хочешь, только не делай этого!
Пластический хирург притормозил и обернулся к мужчине. В глазах последнего забрезжила какая-то странная надежда. Он напряженно прижался к стеклу, боясь сделать лишнее движение и спугнуть эту надежду. Пластический хирург улыбнулся.
- Отчасти ты прав. – сказал он. – Это действительно можно назвать экспериментом в каком-то смысле, но не в том, о котором говоришь ты.
Мужчина жадно ловил каждое слово человека, которого по всем стандартам должен был ненавидеть и презирать.
- Видишь ли, мы действительно незнакомы, у меня нет причин тебя здесь держать, я даже не питаю желания тебя препарировать или требовать за тебя выкуп. Вся суть именно в отсутствии какой-либо мотивации.
Мужчина в клетке все еще напряженно слушал, но на его лице умоляющее выражение постепенно сменялось гневно-недоумевающим. Пластический хирург подошел к нему вплотную с другой стороны непробиваемого стекла.
- В этом мире столько дерьма. Люди ненавидят друг друга и самих себя, постоянно подавляя эту ненависть, но она все равно лезет наружу. Мы срываемся на коллег и близких, раздражающих нас кассиров, цепляясь ко всяким мелочам, удовлетворяя глубинную потребность в агрессии. Тогда как на самом деле для нее не требуется никакой причины. Это все блажь и лицемерие. В глубине души мы знаем, что нет никакой нужды злиться на подрезавшего нас на дороге водителя или толкнувшего в бок прохожего, медлительного банковского клерка или непутевого подчиненного. Это может быть кто угодно.
В глазах пленника застыли ужас и ярость. После того, как пластический хирург замолчал, он еще какое-то время ничего не говорил, а потом взорвался:
- ТЫ ПСИХ! – мужчина с силой стукнул кулаком по стеклу. – А У МЕНЯ?? СКАЖИ! У МЕНЯ ЕСТЬ ПРИЧИНА ТЕБЯ НЕНАВИДЕТЬ?! ЕСТЬ ГРЕБАНАЯ МОТИВАЦИЯ?!
Мужчина снова начал яростно биться, пока хирург сначала одарил его надменной улыбкой, потом устало вздохнул, молча развернулся и подошел к компьютеру.
- НЕЕЕЕТ! НЕ СМЕЙ МЕНЯ ВЫРУБАТЬ, ГНИДА! НЕ СМЕЕЙ! – истошно вопил мужчина. – КТО-НИБУДЬ! ПОМОГИИТЕ!
Пластический хирург оглянулся на него:
- Не надрывайся, тебя никто не услышит. И не беспокойся, скоро мы опять увидимся! Через месяц-другой. Но ты все равно не заметишь. Или заметишь? Тебе ведь снятся сны, да? Этот препарат погружает в тот еще трип! Не так ли?
- Я УБЬЮ ТЕБЯ! Я ТЕБЯ УНИЧТОЖУ! НЕ СМЕЕЙ! НЕ СМЕЙ МЕНЯ ВЫРУБАТЬ, Я НЕ ХОЧУ ТУДА ВОЗВРАЩАТЬСЯ!
Пластический хирург ввел очередную комбинацию символов на клавиатуре, демонстративно занес указательный палец над клавишей enter и посмотрел на свою жертву через плечо, широко улыбаясь.
- Пора спать. – сказал он и запустил программу.
Мужчина уже перестал биться, в отчаянии и ужасе наблюдая за хирургом. Через вентиляционные отверстия в полу в клетку начал поступать газ с тихим шипящим звуком. Он пристально смотрел в глаза маньяку. Первые пары газа уже проникли в его дыхательные пути. В последнюю секунду перед потерей сознания в его взгляде появилось озарение:
- Подожди, я же тебя знаю! Ты учился в одном классе с моим старшим братом! Тыы….
Отключившись, мужчина рухнул на пол клетки. Пластический хирург подошел к стеклу и посмотрел сверху вниз на своего пленника. Он молчал, ни следа улыбки на его лице не осталось.
- Что ж, похоже, больше нам пообщаться не удастся. Очень жаль. – рассудительно проговорил он. Затем отошел в дальний угол лаборатории к стеллажу с лекарствами, взял одноразовый шприц в упаковке, вскрыл упаковку, достал пузырек с прозрачной жидкостью и наполнил ею шприц.
С заряженным шприцем пластический хирург вошел в клетку, газа в которой уже не осталось, склонился над спящим мужчиной и вколол ему в шею смертельную дозу препарата, который обычно использовал для поддержания искусственной комы. Следующие два часа пластический хирург избавлялся от тела (благо лаборатория была прекрасно оборудована и для таких целей). Мужчину никто бы никогда не нашел, и ничто бы не привело к хирургу.
Когда он вернулся домой, было три часа ночи. Его жена мирно спала. Какое-то время он просто стоял возле кровати и смотрел на нее. Он не был параноиком, нет, он доподлинно знал, что она изменяла ему. Раздражало ли это его? Было ли ему все равно? Имел ли какое-то значение конкретный прецедент, тогда как потребность в выплеске чистой, не обремененной надуманными причинами негативной энергии была удовлетворена? Нередко он задумывался о своих жертвах, вспоминал их. До последней была племянница коллеги его жены. Юная девушка лет двадцати. Еще одна рандомная жертва его немотивированной агрессии. Или все-таки нет?
Жена во сне зашевелилась и начала ворочаться, в любую секунду она могла проснуться и увидеть его, стоявшего над ней. Образцовый муж, выдающийся специалист пластической хирургии почувствовал, что устал. У него заболела голова, и он жутко устал, но не физически. Устал он от себя, от жизни вокруг, полной лицемерия и псевдорациональных причин и мотиваций, но более всего он устал притворяться. Притворяться, что смог избежать презренного порочного круга, в котором все гадят только тем, кто «того заслуживает».
Жена зевнула, потянулась во сне, приоткрыла глаза и слегка дернулась от неожиданности, увидев стоявшего возле кровати супруга:
- Дорогой? Ты меня напугал.
- Наверное, мне следовало стать политиком. – мрачно и тихо сказал он. Жена, еще толком не проснувшись, недоуменно на него посмотрела, слегка приподнявшись на локте.
- Ч..что?
- Вероятно, только власть, как это ни парадоксально, позволяет избежать лицемерия. Ха-ха!
- Родной, ты меня пугаешь… - жена окончательно проснулась, в полной растерянности глядя на пластического хирурга.
- А я такой же лицемер, живущий в слепом самообмане, как и все. Притворяться можно перед другими, чтобы выжить, но только не перед самим собой. – он достал из кармана пиджака скальпель, который неосознанно положил туда утром, находясь в своем офисе. Скальпель блеснул в лунном свете, разливавшемся через окно спальни.
- Дорогой? – трясущимся от страха голосом произнесла жена.
Он посмотрел на нее и улыбнулся, подмигнул ей, а потом поднес скальпель к своему горлу и перерезал его. Женский крик и кровь пластического хирурга наполнили комнату. Никто так никогда и не узнал о десятках его жертв, некоторые из которых все еще пребывали в искусственной коме, запертые в нескончаемых ночных кошмарах.