Я часто ездил электричкой: студенческими каникулами, с друзьями – покататься на лыжах с зеленогорских горок, расположенных в чудном сосновом лесу. Летом родители снимали крошечную комнатку в начале в Ушково, позднее – в Лосево – и я освоил Выборгское и Приозерское направление электричек. Во время срочной службы пришлось хорошо узнать выборгские и приморские электрички. Участок в садоводстве завод продал моей жене, во времена горбачёвских экспериментов, на железнодорожной станции Назия, Волховстроевское направление, и все остановки до моей любимой Назии: и с Московского и с Ладожского вокзалов давно знаю наизусть.
Словом, электрички для меня – обыденное дело. И я привык в недалёком прошлом стоять зажатый толкающимися и скандалящими, но счастливыми попутчиками, видящими как на очередной остановке несчастные желающие тоже ехать безуспешно штурмуют двери вагонов. Сейчас стало намного лучше: свои полтора-два часа до Назии я почти всегда сижу и бывают случаи, что и дышу нормальным воздухом. Чаще же пассажиры, даже летом, даже в жару, злыми криками останавливают любые попытки открыть форточки и едут с красными лицами и выпученными глазами, глядя как на запотевших окнах, переставших транслировать близкие весёлые и грустные пейзажи, время от времени сбегают слезы из сгустившегося жаркого тумана в вагоне.
Короткие поездки – дело житейское и всем привычное. Необычным и удивительным для меня были иногда замеченные мною среди пассажиров яркие персонажи. Конечно, я не знакомился с ними и ничего о них знать не могу. Но, глядя на них, я отчего-то вдруг чувствовал их характер, свойства, историю. Не стану биться об заклад, что я прав в этих ощущениях, но помню необычных пассажиров уже много десятков лет, о чём сейчас, во время затянувшегося дождя, перечеркнувшего мои планы по бесконечной дачной работе, и поведаю.
Например, возвращался я очень рано, чтобы успеть к началу работы, от мамы из Васкелово. Ранняя электричка. Большинство едет на работу. Зевают, дремлют. Никто не выделяется, не останавливает внимания. Вдруг, где-то после Токсово, где обычно много входящих, я заметил удивительную пару: молодые женщина и мужчина, возрастом около тридцати лет. Они сидели рядом, через полвагона, лицом ко мне и сразу бросились в глаза. Лица их были, по сравнению с загоревшими попутчиками, - бледными, значительными и какими-то странными. Я пытался определить: в чём же эта необычность и через пару минут – догадался. Каждый из них был готов к решительным поступкам: стрелять, прыгать на ходу с поезда, брать в заложники, сообщить по телефону о судьбоносном решении. Эта решимость к мгновенным, ничем не стесняемым действиям, при их расслабленных позах и готовности подремать, если удастся, завладела моим вниманием. Ещё через несколько минут я понял, что это брат и сестра, оба – преступники, она – атаман, он – решительная и безжалостная сила. То, что именно женщина была главной было понятно. У каждого из них было капризное и решительное лицо, но её лицо, движения бровей и глаз, лениво поглядывающих окрест, выдавали ум, уверенность в себе, нестандартность решений, цинизм и красоту интеллектуальной мощи. Лицо её брата дышало таким же цинизмом и верой в себя, но выдающийся ум заменяла непоборимая и опасная сила. Я любовался яркой парочкой с четверть часа, после чего, в числе прочих попутчиков, вышел на перрон Финляндского вокзала и побежал на работу.
Подобная встреча с криминальной публикой случилась у меня лет через десять, когда летом я ехал в своё садоводство в Назии. Я зачитался и не сразу заметил любопытную парочку. Это были старик, лет семидесяти и молодой мужчина. Они сидели ко мне лицом через несколько тоже непустых ячеек, или, как говорят контроллёры – купе, нашей электрички. Старик выглядел очень озабоченным. Ему явно предстояло важное и сложное дело. Молодой же был расслаблен и весел. Он нахальным, наглым взглядом посматривал вокруг, излучал радость от пребывания на свободе и силу, почему-то ещё не загубленную в зонах. Откуда я это узнал? Не знаю, но мне это было очевидно. Я понял, что старику, заслужившему помощь от блатных, дали на короткое время сильного и решительного помощника для улаживания каких-то конфликтов. Старик недовольно стал одёргивать своего бедового попутчика, который нагло пристально уставился в сидевшую невдалеке фигуристую, симпатичную молодую женщину – кровь с молоком, пытаясь через конфликт или шутку найти с ней контакт. Я был рад увидеть, как вскоре старик поднял своего «решалу» и они вышли в Апраксине, а обладательница соблазнительных форм и женской притягательности едет дальше. Могу признаться, что я ощутил и жалость к этому наглому и жестокому бойцу – настолько совершенной выглядела его ловкость, сила и здоровье.
Мне припоминается ещё одна неприятная мизансцена, связанная с бандитами, но она случилась в метро в девяностые годы. Я заметил очень красивую, молоденькую женщину, сидевшую почти напротив меня. Лицо её выражало страх и отчаяние, а одежда – игривое кокетство. Короткая юбочка обнажала идеальные ножки, верх подчёркивал стройность и красивую грудь. «Чего она боится?» - подумал я и сразу нашёл ответ. Рядом с ней сидел невысокий и тоже совсем молоденький белобрысый паренёк, но было очевидно, что он - из так называемых – отмороженных. Я понял, что он должен доставить красотку боссу, и он будет выполнять это поручение, даже если на его пути встанет рота спецназа. Его безмятежные, безразличные голубые глаза демонстрировали абсолютную пустоту. Очевидно, что он действует как робот и не знает сомнений. В те времена, такие ребята были в цене, их где-то изготавливали и многие пацаны за достойную плату стремились стать подобными камикадзе.
Надеюсь, что на этом я перестану создавать криминальное чтиво и вспомню другого рода замечательные персонажи. Например, как-то в выборгской электричке я часа два любовался сидящей невдалеке женщиной. Фигура её была мне не видна, но лицо было видно очень хорошо и я уверен, что подобного я никогда ни ранее, ни потом не встречал. Уникальность её чела было в его подвижности: оно постоянно выражало внутренние эмоции. И они были бесконечно разнообразны, выражали столько оттенков, и глубин, и никогда не замирали как у всех прочих людей. Я не знаю, что было причиной этой прекрасной мимики. Кажется, она ехала с кем-то и временами обменивалась репликами. Но большей части она молчала, а лицо её легко и естественно жило, передавая бесконечную смену каких-то добрых и разнообразных движений души. Я не мог согласиться с тем, что я видел. Ведь такого богатства и лёгкости воспроизведения чувств не бывает в природе, и быть не может. А вот есть!!! И весь путь до Выборга я следил за моцартовскими, шопеновскими мелодиями отражающимися мимикой простого женского лица. Неожиданным было завершение моего наблюдения за этим чудом. Когда на конечной станции все пассажиры встали и двинулись к выходу, я, наконец, увидел поразившую меня случайную спутницу во весь рост. Она была не выше ста сорока сантиметров, думаю – ниже. А ведь глядя на значительность её чела, не говоря уже о фантастической мимике, я был уверен, что она – «само совершенство».
В моей копилке памяти ещё много таких чудес. Но не уйти от вопроса, почему я выделил и даже называю чудом - припомненных сейчас попутчиков? А остальные? Целый вагон других пассажиров, почему они не интересны? Если сравнивать людей с волнами, то для меня большинство пассажиров – небольшая рябь на серой воде, а те, о ком я живописал – они как большие быстрые, грозные волны изумрудной прозрачной воды с беретиками красивой пены на вершинах. Вообще я замечаю, что массовость и многочисленность скучны мне, я ведь не политик, не делец. Для меня мышка интереснее и красивее стаи мышей. И запомнившиеся попутчики – единственные такие.
Эти объяснения не удовлетворяют меня. Мне приходит в голову, что природа, накинув на меня тело человека, заставила не пользоваться возможностями ума представлять любые фантазии. Я всё время обязан, по необходимости, согласовывать свои мысли с реальностью. Хочется петь? - Нельзя, нет слуха. Хочется для памяти написать портрет или пейзаж, важнейшие для меня, опять нельзя – нет способностей. Хочется думать и понимать всё на свете – не получается: ум сразу запутывается в скучном лабиринте возникающих в нём шаблонов. Хочется вдохновения, а предлагается, самим же собой предлагается, постылая знакомая убогая мировоззренческая конструкция. И жаловаться некому. Можно лишь спасаться: водкой, чтением, фантазированием, мечтами. Причём и фантазии и мечты, чтобы быть увлекательными – должны быть старыми и глупыми.
Можно скрасить время в поездке, вспоминая ещё каких-нибудь интересных попутчиков. Например, попутчиками по транспортному средству – Земля как-то оказались двое подвыпивших парней, остановивших меня на Дворцовой площади. Я не хотел с ними разговаривать, но один достал складной нож, и раскрыл лезвие, а второй потребовал ответа за кого я: за Хасбулатова или Ельцина. Дело было в 1993 году. Пришлось врать, что оба лидера не понимают в сельском хозяйстве, что нужно, по-моему, так-то и этак. Таким способом я избежал ошибки, и они меня отпустили, обругав мудаком. Настроение тогда у меня испортилось очень сильно.
Нет…, нужно вспомнить что-нибудь повеселей. Вот, например: возвращался я как-то на трамвае № 30 домой. Уже подъезжая к своей остановке, я заметил, что посередине трамвая, на одиночном сиденье, что сразу направо от средней двери, сидит знакомый мне по школе хулиган, дылда - он был на голову выше всех – Колька. Рядом стояли две средних лет женщины и укоряли его за то, что он сегодня, восьмого марта не уступил им, женщинам, места. При этом одна из них сильно дёрнула за блестящий металлический обод, обрамляющий пассажирское место и предназначенный, чтобы держаться стоящим. На беду Кольки, его сиденье было сломано, а именно: оно не было закреплено на полу болтами, как все остальные. И бедняга, с грехом-пополам закончивший лет пять назад школу, полетел назад, вниз головой на ступеньки к открывшимся дверям трамвая и вылетел на улицу. Вскочив на ноги, он вбежал в трамвай, а я вышел, т.к. это была моя остановка.
Подобная, но не такая весёлая сценка произошла при мне в троллейбусе – семёрке, на котором я с Невского ехал домой. На последнем месте, спиной к движению сидели двое парней, разговаривали и смеялись. На следующем сиденье, спиной к ним и лицом к водителю ехали так же молодые, мужчина и женщина, как выяснилось – супруги. Сидящие сзади ребята громко матерились и смеялись. Их несколько раз просили перестать употреблять матерную грязь. Но парни не унимались. Тогда сидевший сразу за ними молодой мужчина, ощущая оскорбление сидевшей рядом жены, взял помидор из авоськи, протянул руку назад и размазал томат о лицо матерившегося в это время молодца. Оба парня вскочили, один достал нож, открыл его и, выставив руку с ножом вперёд, как со шпагой, бросился на обидчика. Обидчик уже стоял, он схватился руками за поручни и, повиснув на руках, обеими ногами ударил в грудь нападавшему. Публика стала визжать, водитель троллейбуса остановился около милиционера и открыл дверь. Вошедший представитель закона сразу был загружен громкой речью парня с ножом, говорящим, что он студент – историк, а вот этот хам, с его огромными ручищами напал на него. Далее студент заверил, что инцидент исчерпан и всё будет мирно. Милиционер вышел, троллейбус поехал дальше, а назвавший себя студентом бандит, снова открыл свой нож и снова бросился на молчаливого молодого мужчину и снова получил удар ногой в грудь. Но на этот раз он упал спиной в нишу со ступеньками к выходу и крепко там застрял. Его приятель бросился помогать этому бандиту, а жена молодого мужчины схватила своего героя под руку и вытащила его на остановке из троллейбуса. В случившемся меня больше всего поразили комментарии остальных пассажиров, порицавших молодых супругов. Они визжали, что эти рабочие обнаглели, нападают на студентов, бьют их. Для меня их восприятие произошедшего - это взгляд инопланетян. Вспомнил и опять неприятные ощущения. Что же делать?
Сейчас попробую повспоминать эротические транспортные приключения. В этом году, когда я уже много лет считал себя неподходящим объектом для таких сюжетов, они, тем не менее, посетили меня. Например, как-то зимой я возвращался с дачи и посередине пути напротив меня села молодая женщина, удивившая странноватым поведением. Во-первых, за всё время она ни разу не взглянула на меня, но глядело куда-то возле моего уха. Во-вторых, она, несмотря на холод, расстегнула пальтишко и обнажила красивую белую высокую шею, на которой был повязан маленький голубой платочек. Всю дорогу она просидела в эффектной позе: выпрямившись и выпятив красивую грудь. Меня всё это настолько заинтересовало, что когда поезд прибыл на вокзал, я не поспешил вместе со всеми, а затерявшись в толпе, немного понаблюдал за бывшей визави. Она походила по перрону и вошла в поезд, в обратную сторону. Тут я догадался, что она просто ищет мужчину для нужной ей цели.
Ещё один, засевший в памяти случай, был такой. Я прибежал на вокзал, сел на обычное для себя место в пустой ячейке и ждал отправления. Неожиданно в вагон вошла молодая женщина и села напротив. Поезд отправился, и я смог исподволь разглядеть свою соседку, которая тоже ни разу, кажется, не взглянула на меня. Она была совершенной красавицей. Недавняя короткая аккуратная стрижка, прекрасные чистые тёмно-русые волосы. Однотонное облегающее фигуру платье без единого карманчика, полосок, аппликаций и т.п. демонстрировало совершенную фигуру. Кожа – ровная, нежная, цвета топлёного молока. Словом – совершенство, за исключением маленькой детали. Нос в прошлом подвергался хирургической операции и, не показывая швов, делал намёк на сходство с маленьким свиным пятачком. У меня сразу в голове сложилась, признаю - странная версия, что это наложница или проститутка едет домой, к родителям, а нос её откорректировали за какие-то в прошлом грешки и для науки впредь не шалить. Я имел возможность любоваться этим уникальным явлением все полтора часа до моей Назии, тем более что она как будто нарочно демонстрировала себя. Она то поворачивалась боком, то устраивала ножку на ножке, а узкое платье помогало ей хвастаться фигурой, то сидела прямо, закрыв глаза, давая возможность внимательно её изучать. Когда мы подъехали к моей станции, я, поднявшись и одев рюкзак, наклонился к её лицу и дружелюбно сказал: «Вы – красавица» Она не задержалась с ответом и спокойно сказала: «Спасибо». Ну, вот … это припомнилось мне без нагрузки неприятных ощущений.
Итак, если самосознание не дарит постоянной радостью спокойного позиционирования себя во внутреннем мире и понимания приемлемой перспективы: ближайшей и далёкой, а наивные ребяческие фантазии о мнимых подвигах уже обрыдли – можно испытывать эротические воспоминания, уже не волнующие, но приятные. Может быть, эротика и секс и были задуманы для облегчения человеческой жизни, отданной, на время, транспортному средству?