Здесь я попытаюсь рассказать о вещах смутных и странных, о моих столкновениях с различными эгрегорами. Под эгрегором я понимаю совокупное поле психических и ментальных эманаций группы людей, получающее от них псевдобытие и некий аналог сознания и собственной воли. Пока эта группа людей питает эгрегор, он ведёт своё как бы независимое существование и в свою очередь влияет на сознание и мысли людей, его породивших. Когда группа людей распадается, погибает и эгрегор, ибо его бытие вторично. Тем не менее, он не является арифметической суммой входящих в него частей и, как и всякий организм, её превышает. То есть что-то вроде ангела или демона. Собственно, это классическое оккультное определение эгрегора. Эгрегоры могут разниться по величине и силе. Здесь пойдёт речь о мощных эгрегорах стран и церквей.
Я родился и вырос в Харькове. В конце 1995 года в возрасте сорока четырёх лет я эмигрировал в США. На протяжении всех лет моей жизни в Харькове я ни разу не попал ни в какую уголовную историю. Никто меня не грабил и не избивал. Не так уж плохо. Харьков отнюдь не идиллическое место, и тем более в конце Перестройки и начале постсоветского развала чего только в смысле бандитизма и хулиганства там не творилось. Однако, Бог миловал. Окончательно я решил уезжать в начале 1995 года. Как только я принял решение, атмосфера вокруг меня изменилась. Я не сразу это заметил и только постфактум оценил уровень угрозы. За время немногим больше чем полгода на меня было совершено четыре нападения. Подростки, шедшие мне навстречу и размахивавшие велосипедными цепями, едва не угробили меня походя, я едва успел спрятаться в телефонной будке. Стёкла в будке давно отсутствовали, но металлический каркас меня защитил. Несколько позже, опять-таки, когда я находился в телефонной будке и звонил по телефону, ко мне подвалил подросток лет шестнадцати и постучал финкой по стеклу будки (в этой будке стёкла сохранились, как ни странно). Вид он имел совершенно невменяемый и скорее колотил финкой в стекло, чем стучал, как я выразился вначале. Я, естественно, поспешил отступить, прервав разговор. Следующий раз, когда я ждал троллейбус на остановке, мимо меня продефилировал пьяный амбал и без всякой причины врезал мне кулаком по голове. Я отлетел к стене дома, а амбал, даже не обернувшись, завернул за угол. Надо отметить, что никто из стоявших на остановке даже не повернул головы.
Примерно через месяц, когда я выходил на улицу из перехода станции метро Холодная Гора, на меня сзади напали два парня лет по восемнадцати и одновременно с двух сторон заехали по голове. Я упал, выронив портфель с фонендоскопом, врачебной печатью и белым халатом. Портфель они забрали и мне потом пару месяцев пришлось восстанавливать врачебную печать. В перспективе отъезда печать не имела значения, но я не знал получится ли осуществить своё решение. Пятый случай не касался меня лично, но был достаточно неприятен и опасен. Я вечером пошёл на близлежащий базар, и на торговца, молодого мужика лет двадцати, возле которого я остановился, напали рекетиры. Я их не интересовал, но они меня едва не смели на землю. Но главное, я ощутил, что атмосфера изменилась. В воздухе повисла обида, или даже не обида, а как бы я сделался чужим для данной местности, эгрегор перестал меня защищать, я больше не питал его и следовательно делался отщепенцем и предателем.
В 2007 году я решил навестить своих Харьковских друзей и знакомых. Я приехал в Харьков на четыре дня, но и за этот короткий промежуток времени света не взвидел. Принимали меня замечательно и в этом смысле никаких претензий к поездке у меня нет. Но всё остальное... Прилететь в Борисполь я умудрился как раз в праздник Дня Независимости Украины. Одновременно в Борисполь приземлилось четыре рейса и зал паспортного контроля оказался забит до отказа. Я мирно встал в то, что показалось мне очередью к окошку. Через полтора часа стояния на одном месте я догадался, что имею дело не с очередью, а с толпой. Тут ко мне подвалил юркий тип и предложил за пятьдесят баксов провести меня к окошку без очереди. Мне это показалось обидным, да и забыл я уже в Чикаго о совковых фокусах. Через ещё полчаса панического верчения головой я придумал. Я притёрся к спине здоровенного эстонца и как рыба-прилипала на боку кашалота постепенно начал приближаться к заветному окошку. Интересно, что эстонец по-русски говорить отказывался и то, что он эстонец, и вообще какие-то тактические манёвры по преодолению толпы, мы выясняли и обсуждали по-английски. Через в общей сложности четыре часа я попал к окошку паспортного контроля и наружу вышел, глупо улыбаясь и с глазами в разные стороны. Меня встречал брат моего Чикакгского друга, и этот немолодой уже человек все четыре часа тоже простоял в коридоре в толпе встречавших. Он поймал меня за локоть, так как я двигался на автопилоте и ничего не соображал.
Из Киева в Харьков я уехал вечерним поездом с тем, чтобы утром выйти в Харькове. Стояли жара и духота. В поезде не работал кондиционер и я истекал потом на верхней полке. Я робко осведомился у проводника о кондиционере. Проводник почему-то обиделся, в точности как продавщица газированной воды у Булгакова. Оказалось, что он постоянно докладывает начальству о неисправности кондиционера и он, то есть проводник, не виноват. Я понял, что попал на родину и пора на время забыть новоприобретённые стереотипы.
На вокзале меня должны были встретить друзья. Но не встретили. Они перепутали время прибытия и, как позже выснилось, явились на час позже. Я их не дождался. Примерно через сорок минут вокруг меня на пустом перроне начали кружить подозрительные личности и я почёл за лучшее ретироваться. При выходе из здания вокзала меня атаковал частник-таксист и предложил за пять баксов отвезти хоть на край света. Я дал ему адрес школьного друга и мы поехали. Вёз он меня на стареньком Жигулёнке. Я уже подзабыл особенности этого странного сооружения, больше напоминавшего консервную банку. Ни носа, ни кормы, а стремительно летящий куб. Стремительно куб летел, подскакивая на ухабах, ибо подчинялся воле лихого водилы, видимо намеревавшегося заработать за день как можно больше. Я только цеплялся за внутренние неровности кабины скрюченными от страха пальцами и пытался, напрягая зрение выпученных глаз, не прозевать момент смерти.
Как началось, так и поехало. У друзей, которые меня приютили в их частном доме, как раз начался ремонт, и на втором этаже, где я поселился, мебель отсутствовала. Спал, а точнее не спал, я на надувном матрасе. Всю ночь меня ели комары, которые почему-то преследовали меня все четыре дня. Так что я фактически не спал четыре ночи. К этому далеко не полному беглому перечню можно добавить, что водопровод у этих моих друзей с моим приездом объявил забастовку, чем их сильно удивил. Без меня он давал воду исправно.
На обратном пути в Борисполе мой самолёт опоздал на четыре часа. И это немецкая авиакомпания, которая вообще-то практически никогда не опаздывает. Так что на пересадку во Франкфурте я тоже опоздал и ночевал в гостинице. В Чикаго я прибыл совершенно растерзанный и с тех пор в Харькове ни разу не был.
Второй эгрегор, с которым я столкнулся – эгрегор иудаизма. Я крещёный еврей и соответственно этот эгрегор относится ко мне как к изменнику. Я об этом забыл и припарковал свою машину на ночь возле синагоги. Наутро я застал возле своей машины полицейского с протоколом, а от моей машины, мицубиши-мираж, осталась ровно половина. Какой-то старый идиот на здоровенном коллекционном восьмицилиндровом ролс-ройсе со стальным корпусом въехал на полном скаку в корму моей несчастной пластмассовой дешёвки. Корма вмялась чуть ли не до кабины. Я отвёл взгляд. К тому же у этого козла оказалась просроченной страховка, так что мне пришлось обращаться в свою страховую компанию и терять деньги.
Но самое интересное – это мои отношения с эгрегором православия. Довольно скоро я пришёл к различным еретическим идеям и в церковь ходить перестал. Церковь мне этого не простила. Православные религиозные праздники – самые для меня тяжёлые дни в году. Я это знаю и готовлюсь к неприятностям. Сейчас как-то попустило, а раньше приходилось таки тяжело. Лет десять назад на Рождество я едва не наехал на переходившую дорогу тётку. Но самый демонстративный случай произошёл лет пять назад, когда я решил в Пасхальную неделю поставить свечку к образу Девы Марии. Мой друг сильно разболелся. Я пришёл не помню в который день во время службы и прокрался к иконостасу со свечой в руке. Я попытался поставить её в свободное место у иконы, но она ни в какую не становилась. Я её тыкал до тех пор, пока она не свалилась на пол, а я, поднимая её, задел иконостас и едва его не обрушил. На меня начали оборачиваться. Я похолодел от страха и стыда. Как только я по-настоящему испугался, свеча встала вертикально как вкопанная, а я, подобно преследуемой кошкой мыши, стреканул из церкви. Это был последний раз, когда я зашёл в церковь. Я понял, что эгрегор православия на меня обижен не меньше, чем иудаизма.
Конечно, ортодоксально верующие только посмеются, причём и православные и иудеи, и скажут, что так мол тебе и надо. Я тоже думаю, что так мне и надо. Я – кот, который гуляет сам по себе, и таковым хочу оставаться. Никаким демонам и ангелам человеческого производства я служить не желаю.