Сердце тьмы

Петр Шмаков
                Прошу прощения у Конрада за то, что слямзил название его книги. Надеюсь, он меня простит, тем более, что находится там, где люди как правило не обижаются.

                В начале шестидесятых в пятом классе на уроке биологии мы были заняты серьёзным делом. Учительница биологии, молодая симпатичная дама, нам объяснила, что у лягушки функции организма, в том числе двигательные, регулируются спинным мозгом, поэтому лягушка может некоторое время жить без головы. Для проверки этой смелой гипотезы нам предлагалось отрезать лягушке голову ножницами и заставить лёгким шлепком её прыгать по парте. После этого нужно было поковыряться шилом в спинном мозге и убедиться, что после этого ковыряния лягушка умрёт. Лягушек пацаны ловили в пруду за школой, так что их хватало. Все ученики с интересом взялись за эксперимент и вскоре на каждой парте появилось по две безголовых, неохотно прыгающих лягушки. Лягушки явно эксперименту не сочувствовали и прыгали кое-как. Зато послушно подохли все как одна после ковыряния шилом в их спинном мозге.
 
                После занятий я, как участник биологического кружка, удалялся в кабинет биологии и там перевоспитывал аксолотля в амблистому. Для этого я давал с пищей аксолотлю тиреоидин и аксолотль под влиянием этого гормона превращался из жаберной, исключительно водной формы в земноводное, амблистому. Я измерял линейкой длину хвоста и вёл дневник его превращения. Добившись своего, я амблистомой интересоваться перестал и она куда-то исчезла, подозреваю, что в школьный унитаз.

                Уже в медицинском интституте на военной кафедре наша группа  проводила важный эксперимент по умерщвлению кошки ипритом. Кошка находилась в стеклянном аквариуме и деваться ей было некуда. Мы должны были изучать симптомы отравления ипритом. Кое-кто из студентов правда просил преподавателя выпустить кошку, но преподаватель твёрдо рапортовал, что не положено, а положено до летального исхода. Думаю, он был прав. Спасённая кошка кашляла бы и плевалась до конца жизни, которая явно не обещала быть длинной даже по кошачьим масштабам.
 
                Параллельно на кафедре марксизма-ленинизма нам объясняли, что животные – это что-то вроде биологического автомата и двигаются, подчиняясь инстинктам и рефлексам. Эта точка зрения вроде бы соответствовала учению и экспериментам лауреата Нобелевской премии академика Павлова. Я слушал в полуха, зевал, и на экзамене по философии получил тройку, так как не справился с простым вопросом. Требовалось ответить есть ли у животных сознание. Я удивлённо вытаращил глаза на преподавателя философии, больше напоминавшего дворника, и сказал, что разумеется есть. Преподаватель посмотрел на меня с сожалением и задал наводящий вопрос, казавшийся ему элементарным – обладает ли сознанием воробей. Я ответил без колебаний, что да, обладает. При этом я совершенно не понимал какого рожна на экзамене задавать детские вопросы. Оказалось, что вопрос отнюдь не детский, и небезызвестные товарищи, один из которых отдыхает в зиккурате на главной площади Москвы в виде чучела, постановили считать животных заводными игрушками.
 
                Не очень понятно зачем мне в голову лезут подобные мелочи. Революционные матросы в Петрограде накалывали на штыки младенцев и с ещё живыми, истошно вопящими младенцами  разгуливали в своё революционное удовольствие. Тем же самым с польскими младенцами развлекались не менее революционные сподвижники Тараса Бульбы. Да мало ли. У нас в Харькове в некоторых районах «не достигших процветания» считалось нормальным среди подростков затащить подальше неосторожную девочку, изнасиловать всей стаей и убить, чтоб не пожаловалась. Самое большое почему-то впечатление на меня произвёл польский, кажется, полицай, эксперментировавший с еврейскими детьми: скольких можно убить одной пулей, если поставить их плотно друг за другом в затылок. Ещё вспоминается как развлекался Пётр Великий. Осуждённого босиком выталкивали на гигантскую раскалённую сковородку. Он начинал скакать, а царь Пётр смеялся до слёз. Наверное, можно найти и ещё множество не менее эффектных примеров.
 
                Я не закалывал младенцев, а всего лишь отрезал лягушке голову и уморил кошку. Но я точно знаю, что тоже хожу по краю обрыва, наполненного тьмой. И эта тьма часть меня самого. То же в большей или меньшей степени касается остальных. Где Каин, где Авель не всегда можно разобрать. В одних больше Каина, в других Авеля. И каждый ответит за каждого. У каждого спросят: «Где Авель, брат твой?». Это не предмет паники, а экзистенциальный вопрос, на который нет ответа. То есть, все религии стараются на него ответить, но как правило, все ответы отдают мифологией и легендами древних скотоводов. Чем чище сознание, чем яснее вырисовывается гигантская безразличная громада мира, тем яснее делается, что нет простых ответов на простые вопросы.