Время кончилось…Серый осенний дождик моросил за окном. Торопливые струйки оставляли свои следы - мокрые дорожки на пыльном стекле. Тоска… Двадцать первый век близится к концу, а электричества нет. Кончилось. Прогресс властно шагает по планете. Вернее шагал. Шагал, шагал… и зашёл в тупик. Случилось чего-то такое (программист Серега не знал что, но всё разом оказались в прошлом или в позапрошлом веке, когда ещё не изобрели электричество), что все разом встало, остановилось.
Турбины встали, атомные станции остановились. Электричества словно и не бывало никогда. Не извлекается никаким привычным способом, а непривычный новый и попробовать некому. Бессильны оказались высоколобые учёные без компьютеров, без интернета и искусственного разума. Оказалось, что без электричества в прекрасных современных городах вообще жить невозможно. Ни лифта, ни воды - ни горячей, ни холодной… Но главное, никакой канализации! Высотки погасли, завоняли, опустели. Кто мог рванули в деревни и на дачи. Начался новый передел собственности: все против всех, прямо как в голливудских ужастиках. Это хорошо в России остались деревни, было где и кому вспоминать натуральное хозяйство, а в так называемых развитых странах, вроде Японии, говорят, дошло до каннибализма. Население Земли резко уменьшилось. Выжили сильнейшие и хитрейшие. Но узнавали обо всем опять из слухов и сказок. Информация больше никак не передвигалась, только из уст в уста. Сообщение между континентами прекратилось.
Сереге все это было безразлично, для него все это слилось в одно выражение - скука смертная.
Это был долговязый, светлоголовый молодой человек, заросший неряшливой клочковатой щетиной. Ему уже перевалило за тридцать, а густая окладистая борода так и не отрастала. Мамаша когда ругалась, называла его безбородой бестолочью и криворукой неумехой. Правда, за чтобы он ни брался – все ломал и портил. Ему бы компьютер. Он бы показал, но компьютерная эра кончилась уже лет двадцать назад. Многие и не помнили, как это было. Серега отлично помнил. Он был ещё маленький, но в виртуальной реальности он был королем…
А сейчас от тяжкой работы, в которую превратился каждый день, можно было помереть. Не приспособлен он для этого каменного века, а мать все кричит:
-Дров наруби! Воды принеси! Почини! Затопи! Шевелись! Не сиди!
И не хотел он сидеть. Он бы лучше полежал…
-Ох, уж эта механика. Ох, уж эта простая естественная жизнь. Ох, уж эта деревня, – ругался Серега.
Ему бы как раньше лежать на диване, лениво почитывать глупости из интернета на своем смартфоне. Нет! Кончилась прежняя жизнь! Натуральное хозяйство – единственный способ выжить. Последний.
От размышлений таких Сереге хотелось ругаться последними словами, да с мамой не поругаешься. Она слишком строгая и серьёзная. Остался Серёга с нею вдвоем, приходится корчить из себя пресловутого мужика, теперь и летом, и зимой, и только радоваться, что давным-давно, когда ещё было электричество, мамаше приспичило встречать на даче новый год. Поэтому крохотный домик утеплили, печку поставили, хорошую, добротную. Мамаша навезла книжек, наделали ей полок, по всем стенам у самого потолка. Теперь здесь как в настоящей библиотеке. Серёга от нечего делать тоже пристрастился к чтению. Даже понравилось.
-Эй, мечтатель, вода от колодца не прибежит!
Мать высокая, справлявшаяся с любой задачей, презрительно назвала «зависнувшего» с мечтательным видом сына Емелей, а он и не знал, что за супер герой этот Емеля.
Мать смотрела на мечтательного бездельника сына с презрением и усталостью, вздохнула, поделилась своими давно не отпускавшими тревогами:
-Как ты будешь без меня?
-Зачем без тебя? – вяло возмутился сын.
-Я не вечная, а у тебя и дела-то никакого нет, – сокрушалась пожилая женщина, – сколько я ещё смогу все одна тащить? Выучился бы ты делать что-нибудь полезное, что другие не умеют.
-Нафига мне это? – отмахнулся инфантильный Серега.
-Нельзя теперь так, – горестно всплеснула руками мать, – теперь хозяйство простое. Все всё обменивают, кто что своими руками наделает. Деньги-то уж давно не нужны никому.
-Ну, живем же мы сейчас как-то.
-Так, пока я могу, готовлю, а потом свою стряпню меняю на муку у мельника. Ты же готовить со мной отказался. Заявил, что не можешь бабью работу делать. Только мешки таскаешь. Чего ж ты делать станешь, когда один останешься?
-Я ещё не определился.
-Определяйся скорее. Пора уже, давно пора. Вот Петровна из соседней деревни в тамошней библиотеке заброшенной нашла книжку про то, как это раньше делали и собрала ткацкий станок. Она теперь сама прядет и ткани ткет. Вся округа к ней ездит и носят у кого, что есть. А ты читаешь книжки, читаешь да ничего полезного не вычитаешь. Вот, что ты читал?
-Братьев Стругацких…
-«Улитка на склоне», – прочла женщина подняв книгу, - и что там?
-Тоска как у нас, – поморщился сын.
Он открыл книгу, перелистал и наткнулся взглядом на слова главного героя: «… в город пойду».
-Я решил! – внезапно заявил Серега, – в город пойду, – повторил он.
Мать ошарашено уставилась на сына.
-Зачем? – растеряно выдохнула она.
-Посмотрю, чего там теперь.
-Страшно там, – пугала женщина, – не ходи, пропадешь. Люди там совсем одичали - еды нет, воды нет. Нечего там делать.
-«…И мертвяки с длинными руками», – беззаботно процитировал книжку Серёга.
-Неизвестно что там, – серьёзно уговаривала женщина, – оттуда никто не возвращался. Уходят и пропадают.
Может потому и не возвращаются, что там хорошо. Остаются в городе и живут себе.
-Нет жизни в городе, – рассердилась крестьянка, – не пущу!
-Тебя не поймешь, – морщился сын, - то решай, то не даешь решать.
-Глупости нарешал, – обиженно заявила она, – дело нужно тебе. Настоящее дело!
-Тоже мне дело горшки лепить или тряпки шить! Уйду!
-Не пущу!
-Завтра с самого утра и уйду!
-Не пущу! Порты спрячу! Куда ты без штанов?!
-Прямо сейчас уйду, пока штаны на мне! – выпалил парень и вскочил на ноги.
Мать неожиданно успокоилась, припомнила, что он заядлый спорщик и перестала спорить.
-Решил сегодня пойти, ну и ладно. А я твоих любимых сладких булок напекла, поел бы горяченьких.
-В дорогу возьму.
-Ладно, только остынут, неприятно жевать всухомятку, а дома горячий чаек из иван-чая заварен. Попил бы с вареньицем.
-Малиновым? – уточнил сын.
-Свеженьким этого года. Ягодка к ягодке.
Серега сглотнул и уступил. Не мог он устоять против малинового варенья.
Зато как только забрезжил ранний летний рассвет, он соскочил со своей узкой кровати, натянул штаны, которые мать грозила да так и не спрятала, сунул ноги в башмаки и совсем решился.
Но было ещё довольно темно, парень посетовал, что в детстве, когда фонари горели, лучше было - светлее. Даже ночи тогда с электричеством были куда приятней. Зашагал хмурый Серега в рассветную серость. Дороги здесь никакой не было. Прятались они с матерью от всех людей, боялись нового страшного передела, прятались в непролазной чаще. Сами выбирались к людям на мельницу только зимой, когда мешки легче на саночках везти, а метель-пурга быстро заметают следы на снегу. И все же отшельник помнил дорогу. Он бы и не поверил, что в лесу можно заблудиться. Стволы деревьев так явственно чернели в сереньком свете раннего утра. Беглец шагал размашисто. Уходил все дальше от маленького материнского домика.
Знакомый кедр здоровяк, здесь налево по льду, через речушку. На берегу Серега остановился в растерянности. Летом река выглядела совсем незнакомо. Здесь деревья расступились, забрали сумрачную тень с собой, в глаза ударил веселый солнечный луч. Беглец жмурился, отворачивался не узнавал окрестности, бурчал:
-Ничего не понимаю. Речка была гораздо уже. По льду переходить никакого моста не надо, а теперь как же, никакого брода я не знаю. Как же на другой берег перебраться?
Он спустился к самой воде, наклонился, пощупал, отдернул руку.
-Ледяная, словно зимой и бурная какая, а у меня даже сапог нет. Раньше хорошо было, – размышлял он, – потащил бы маму в магазин, купили бы новенькие сапожки, а теперь… – беглец горестно махнул рукой и даже плюнул.
Короче лет двадцать назад протекал здесь только зловонный ручеек. Не протекал, а стоял, почти не двигался мутной лужей. Просто устроили где-то в верховьях маленький, но очень опасный склад жидких химических отходов. Так и громоздились одна на другую бочки с ядами, потом они начали подтекать, смешиваться, угрожать взрывом. Никому дела не было, убрали с глаз и забыли. А когда уже кончилась цивилизация, однажды зимней ночью смешались жидкости, зашипели и взорвались. Серёга с матерью перепугалась с кроватей повскакивали, на улицу выбежали. Столб огня поднялся выше огромных деревьев. Хорошо, лесного пожара не случилось. Сугробы вокруг потаили и вода залила погасила пламя. Но вся химия выгореть успела. Река постепенно очистилась. И воды прибавилось, и рыба даже появилась. По всему выходило, что без цивилизации стало гораздо лучше.
Одолели Серегу сомнения. Нужен этот технический прогресс или нет…
Его глубокомысленное бурчание прервало солидное мычание и весёленькое блеянье. Сопровождаемое крохотным, но бесконечно важным мальчишкой-пастушком к реке подошло маленькое стадо - всего тройка коров да шустрая козочка. Серёга смотрел во все глаза как животные спокойно, без суеты вошли в воду и уверенно, привычно пересекли в брод водную преграду. Воды оказалось совсем немного и с течением животным бороться не пришлось, даже пузатые животы не замочили. Невозмутимый пастушек тонкой хворостинкой погнал свое стадо дальше. Глядя на весёлые скачки беззаботной козочки, парень блеснул своими глубокими познаниями деревенской жизни:
-Кто ж козу вместе с коровами пасет? – буркнул он авторитетно, – привязал бы ее за колышек и не возился.
Для Емели самое главное было не возиться. Он сел на бережок, стянул с ног лапти, не преминув побранить теперешнюю обувь.
-Хожу как дурак в лыкавых лаптях и другой обуви не бывает. Весь выбор - старые лапти или новые лапти. А раньше были беговые кроссовки, утеплённые кроссовки, сандалии, туфли, сапоги, берцы – горестно вздохнул детя прогресса.
Он сунул босую ногу в прозрачный поток, тоненько взвизгнул и отдернул ногу.
-Хорошо этим коровам, – воскликнул он, – у них копыта.
Серега собрался, скорчился, изобразил на лице совершение подвига и последовал за ленивыми животными.
Речка оказалась неожиданно узкой и нестрашной. Испытание кончилось едва начавшись.
-Уже все? – протянул парень обуваясь, – я и не заметил.
Потопал смелый путешественник дальше. Солнце уже забралось в зенит, когда впереди показался высокий мощный забор вокруг деревни. Мать говорила, раньше такие заборы и не нужны были. Зверей в лесу оставалось так мало, что они сами людей боялись. Не от кого было прятаться, а теперь от волков да медведей одно спасение по ночам такой забор. Уставился парень на плотный ряд заострённых бревен, фыркнул презрительно:
-Деревня - крупный населенный пункт. Четыре домика да меленка. В одном домике ткут, в другом гончарят, в третьем плотничают. Картинка из старой сказки. Надоело эта деревенская идиллия. Хочу к нормальным современным людям, – рассердился Серега, - хочу к технарям, которые помнят, что такое компьютерные технологии и как с ними все легко. Пусть искусственный разум за меня все делает. Надоело примитивное натуральное хозяйство. А я то читал про такое в учебнике истории, думал, что все это сказочки для заучек и радовался, что электроника все за нас делает. Аплодировал сытому обществу потребления, дожился… сам в бабушкину сказку попал.
Сереге все казалось, что нынешняя простецкая жизнь - лапти, свечи, мельницы - чей-то прикол, злая шутка и в городах все по-старому - цифровые технологии, плазменные огромные экраны, реклама, супермаркеты, смартфоны, соцсети… он конечно, слышал страшилки про голод, про войны банд, но все это упрямому горожанину казалось наветом, злой выдумкой.
-Быть того не может, – твердил горожанин было, было и вдруг куда-то делось?! Подумаешь, связи нет, ни интернет, ни сотовой. Ну, сломалась, ну бывает.
А в то что самолеты не летают, машины не ездят вовсе поверить было невозможно.
Но близилась ночь и обязательно надо было спрятаться, схорониться от диких зверей за мощным деревенским забором. Серега забрел в ближайшую избушку. Хорошо, что здесь его благодаря матери давно знали, не прогнали, как чужака и пустили переночевать.
Ближе других к воротам жил гончар Николай. Говорят, раньше был запойным алкоголиком, а теперь за ум взялся, горшки лепит.
-Я в гончарном деле смысл своей жизни нашел. Почувствовал себя нужным людям, – любил рассказывать Николай, – пить бросил, да и нечего здесь пить.
Услышав, что Серёга собрался в город, гончар замахал руками, запричитал:
-Зачем? Зачем тебе это надо? Не ходи! Нет больше города. Ничего там нет!
-А ты откуда знаешь? Неужели бывал там?
-Неее... Оттуда не возвращался никто, как с того света.
-А Геракл сходил туда и вернулся, – похвастал знаниями из недавно прочтенной детской книжки Сергей.
-Это ты –то Геракл? – расхохотался старый гончар, окинув гостя презрительным взглядом.
Сам он был чрезвычайно худ, жилист, темен и морщинист.
-А ты откуда знаешь, как Геракл выглядел? – обиделся парень.
-Я в музее своими глазами скульптуру видел. Когда еще музеи были.
-А может, в городе до сих пор музеи есть…
-Ерунда! – отрезал Николай, там люди за жратву воевали. Порядка там не стало, а какие музеи? Когда война прядка нет. Не нужны никому музеи, когда всё рушится. Ничего в городе не осталось.
-Вот и пойду, сам погляжу, чтобы поверить.
-Сумасшедший, – вздохнул гончар, махнул рукой и вернулся к своим делам.
Он сел за гончарный круг, принялся ногами толкать нижний круг, чтобы вертелся верхний с большим куском глины. Мастер смочил руки и нежно, осторожно обнял своими большими ладонями глину. Ногами он не переставал крутить круг и из-под пальцев показался край горшка, его пузатый бок и весь ровный ладный горшочек радостно закрутился, затанцевал в ловких руках. Серёга засмотрелся, залюбовался, присел на табурет возле стены. Совсем позабывший о нем, гончар поднял голову от работы, перехватил восхищенный взгляд недоросля, спросил:
-Хочешь сам так?
-Легко! – заносчиво бросил Емеля.
-Только это не все, - серьёзно уточнил гончар, – пожалуй, это самая приятная часть работы, а прежде чем лепить, надо сперва подходящую глину найти, накопать, принести, вымесить. Готовые горшки надо ещё специальной эмалью покрыть, чтоб воду не пропускали, обжечь, только те что в печке не лопнут, не потрескаются, можно жене передать, пусть распишет, а уж потом финальный обжег - чтоб краски не смывались.
-Скучно, – заявил Серёга, – столько трудов, а в конце концов просто домашний горшок.
-Дорогие вазы в дворцах и музеях тоже так начинались, – обиделся мастер.
Он струной срезал свой горшочек с круга и очень осторожно перенес его на стол. Емеля проследил за ним и покачал головой:
-Не-е гончарить посуду, лепить не по мне, - решил он, – я лучше в город пойду.
Он переночевал у гостеприимного Николая, посмотрел через окно, как на ночь закрыли, заперли мощные ворота в высоком заборе.
После щедрого сытного завтрака Серега сладко потянулся и поймал себя на мысли, что ему вовсе не хочется никуда идти, тем более далеко. Он готов был бросить свою дерзкую затею и остаться, но гончар понял его настроение и доброжелательно спросил:
-Ну что, решил не ходить в город? Пусть без тебя живет как хочет?
Тут вскипело в Емеле все его упрямство. Расплескалась вечная поперечность.
-Я свих решений не меняю! – горячо воскликнул он, – от планов не отказываюсь!
Словно пружиной подброшенный волной возмущения он вскочил на ноги, торопливо простился и буквально выбежал из деревеньки.
Когда её мощный забор остался за спиной, Серега замедлил шаг. О городе он знал только то, что «он где-то там», как указал ему селянин, махнув рукой. Тот сказал, что дойти до города можно, если дня два идти строго на запад.
Солнышко с утра будет впереди, станет двигаться навстречу к полудню, заберется над головой и тогда надо следить, чтобы оно садилось за спиной, а утром все сначала. Город должен сиять в утренних лучах.
Сперва путешественник шагал по богатому ковру из трав. Из-под ног то и дело выпрыгивали крохотные лягушки и даже мелкие птички. Перед лицом мельтешила мошкара. В вышине звенели птичьи песенки.
-Хорошо!
Серега раскинул руки.
-«Все-таки здорово я придумал пойти путешествовать, а не сидеть с мамкой. Я молодец», – задрал нос он, да тут же поплатился за зазнайство, запнулся и свалился в траву.
Поднялся недовольный, посерьезневший, отряхнул штаны и зашагал дальше. Дорога здесь когда-то была грунтовая, а теперь и вовсе заросла травой, лопухами, уродливым кустарником и стала совсем неразличимой. Серега шёл строго куда послали, следил за солнцем. Когда оно забралось высоко над головой, путешественник присел на кривой обломок то ли бетона, то ли скалы, и полез в свою котомку, ища чем перекусить.
Пожевал маминой стряпни всухомятку, ведь искать подходящую баклажку и набирать в нее воды он поленился.
Путешественник продолжил свой путь, задрал голову, сориентировался и поплелся на запад. Светило укатилось за спину, стало темнеть.
-Где же здесь ночевать? - крутил головой Серега, – говорят, от ночных волков хорошо на дереве прятаться, только нет здесь приличных деревьев. Раньше было поле рапса, а теперь заросло тощенькими молоденькими березками.
Наконец, на краю прежнего поля ему попалось старое толстое узловатое дерево. Емеля припустил к нему. Потемневшая от времени береза ему понравилась особенно тем, что довольно высоко над землей её ствол раздваивался образуя, удобную развилку. Туда и полез Серёга.
-Усну не свалюсь, – рассуждал он, – а волки не допрыгнут. Медведь толстый, тяжелый не полезет. Рысь побрезгует и так добычи много, а люди, говорят, невкусные. Только бы росомаха не попалась. Она и по деревьям лазит и в еде не привередлива.
Смелый путешественник устроился в развилке поудобнее и закрыл глаза. Темнота наполнилась ночными звуками. Бывший горожанин нетерпеливо ждал, пока звери отойдут и станет тихо, но лес продолжал шуметь, кричать и жадно чавкать.
-Гадость какая, – вырвалось у Емели, – хорошо, что из дома этого всего не слышно, а то не уснешь спокойно - страшно! Я-то думал такое бывает только в южных джунглях, а оказалось наши дебри ничем не отличаются.
Он поежился словно от холода, пробурчал испуганно:
-Жуть! Спать просто невозможно!
Вроде и не произошло ничего, только благополучный Емеля корчился, ерзал, то уши затыкал, то тревожно всматривался в кромешную темноту, мечтал, как раньше выхватить мощный фонарик, направить его луч вдаль и посмотреть, что там происходит. Но эра гаджетов на батареях кончилась и Серега смог задремать только к утру.
Разбудила приставучая мушка. Он сонно отмахивался, отмахивался и совсем проснулся. В лесу было светло и красиво. Солнечные лучи золотили дрожащие узоры тени листвы. Серега потянулся, полез в свою котомку, доживал остатки съестных припасов, покрутил головой ища какую-нибудь воду, не нашел, вздохнул тяжело и стал слезать с дерева. Поплелся путешественник дальше.
Устал быстрее чем накануне, присел отдохнуть на поваленный ствол дерева, прислушался к неумолчному шуму листвы и внезапно вскочил.
-Вода! – завопил он и помчался туда, где различил плеск.
Ручеек был жалкий, зато чистый. Серега рухнул на колени и пил, пил, пил пока мог. Хотелось забрать с собой весь ручеек, но не было даже маленькой бутылочки или фляжки. Путешественник так и сидел у ручья не в силах двинуться дальше.
Подняться на ноги ему стоило больших усилий. Наконец, он оперся на руки, неуклюже с надрывным кряхтением вернул себе вертикальное положение, сокрушенно взглянул на воду, последний раз, снова вздохнул и решительно зашагал проч.
Он шёл, шёл следил за солнцем, но мог думать только о том, чего бы пожевать. Впервые он завидовал тем любителям походного выживания, которые в любом лесу знают, что можно съёсть. Серега тоже старательно оглядывался, но даже вообразить не мог, что бы положить в рот.
-Надо было к такому путешествию готовиться заранее, – сокрушался он, – надо было все обдумать, собрать… нельзя так. Есть нечего. Дороги толком не знаю. Что стало с городом - не знаю! Плетусь Бог знает куда.
Так Емеля впервые усомнился в своей правоте. Он внимательно вглядывался вокруг и себе под ноги.
Там стали появляться среди густой травы уродливые изломанные куски асфальта, похожие на чёрные раскрошенные куски пирога.
-Здесь проходила автомобильная трасса, – догадался ценитель прогресса, – только видно делали ее совсем плохо, зато воровали хорошо.
На совсем заросших кустами обочинах стали то и дело попадаться давно брошенные и разоренные автомобили.
Старых мощных деревьев здесь совсем не было и горемычному путешественнику, когда стемнело пришлось забраться в один из автомобилей.
Емеля порадовался, что нашел машину не тронутую мародерами с сохранными мягкими сидениями, дверца не была заперта и Серёга забрался внутрь, закрылся, устроился, как на диване и засопел.
Он спал и улыбался во сне, потому что перед тем, как закрыться в машине, он долго стоял рядом и вглядывался в концентрирующийся мрак. Серёга с первого взгляда понял, что его трудное путешествие окончено. Он дошел. В мрачных ночных силуэтах высоченных небоскребов нельзя было ошибиться. Город – великолепный, долгожданный разлёгся перед победителем. Дошёл! Дошёл! – готов был петь путешественник.
Правда, многоэтажки были устрашающе темными, не было видно и фонарей на улицах. Совсем другим помнился город Сереге: ярким, шумным, многолюдным. Но он не стал беспокоиться, решил, что разберется утром и спокойно лег спать.
Странный неотстающий стук проник в его сон, принялся хозяйничать там и все путать.
-Отстань…
Серега проснулся недовольный и злой. Продрал глаза, понял, что кто-то настойчиво долбится в стекло его автомобиля. Стеклом его называли только по давней привычке. Дутый пластик звук давал глухой, тревожный.
-Ну, чего ещё стряслось… – поморщился Емеля.
Бурча и возмущаясь он выбрался из автомобиля. Возле машины стоял болезненно бледный и худой старик. Возможно, старым он и не был, только его голова была совсем седой, а одежда по стариковски неаккуратной, а глаза у незнакомца какие-то бесцветные и настороженные. Он озирался, словно собираясь сбежать.
-Неприятный тип, - решил парень.
-Ты кто? Ты откуда? – нервно спросил тип.
Голос у него тоже был неприятный: тихий и перепуганный.
-Я-я… – задумался Серёга, - я в город иду.
-Зачем тебе город?
-Там.. там… – ударился в воспоминания Емеля, – там люди.
-Нет там людей, – отрезал седой незнакомец.
Куда ж они делись? – не поверил путешественник.
-Слабые сдохли. Сильные сбежали.
-Все?!
-Все.
-А ты-то откуда знаешь?
-Нет больше никого. Один я в городе.
Слова худого незнакомца Емеле не понравились. Не мог он поверить, отказаться от мечты. Путешественник окинул седого неприязненным взглядом. Его поношенную одежонку, стоптанные, разваливающиеся старые ботинки и спросил презрительно:
-Тебя как зовут? Ты вообще кто такой?
Седой промямлил:
-Теперь я никто, а был крупным учёным. Нет больше учёных.
-А имя? - напомнил Емеля.
-Было имя. Силиверстов звучало гордо. Максим Силиверстов.
Старик сокрушенно махнул рукой.
-Не слышал о таком, а что изучал?
-Раньше изучал, а теперь выживаю.
-А как? - заинтересовался путешественник
-Вишь высотку, – указал учёный, – мародёры только до двадцать пятого без лифта забрались, а я на тридцать пятом спрятался.
-Как же ты сам туда залез?
-На четвереньках, – поморщился последний горожанин, – чуть не сдох.
-А теперь спустился?
-Пить хочу не могу. А наверху никакой воды не осталось.
-Я тоже пить хочу, – признался Серёга.
-А нет воды! – злорадствовал седой.
-В реке есть вода.
Учёный растерялся, глубоко задумался, казалось такая простая мысль поставила его в тупик. Он почесал нос, произнес глубокомысленно:
-Река… чистая… значит озерцо из которого я пью, не единственное.
-Похоже без людей, без промышленности вся вода очистилась, – блеснул Емеля чужой мыслью. А что за озерцо? - уточнил он.
-Был здесь с давних времен водоёмчик, – неохотно стал рассказывать седой. Сразу было заметно, что разговаривать ему уже давно не приходилось и он с трудом вспоминает слова, – там… было грязно, зато рыба была, потом с голодухи всю рыбу выловили и воду выпили. Потом, когда людей стало меньше… водавернулась, стала чистая. Много, но без рыбы.
-Отчего людей-то стало меньше? – допрашивал Емеля.
-Погромили магазины. Еда кончилась. Померли, - равнодушно пожал плечами Максим, – с голоду померли, а сильные передрались, поубивали друг друга.
-А трупы? – не сдавался путешественник, – куда делись трупы?
-На это я сверху смотрел. Большие собаки одичали, сбились в стаи, стали жрать трупы. Остатки доели крысы.
-А живые ушли куда-то? И теперь в здоровенном городе никого не осталось? – все не верил бывший горожанин.
-Никого, - гордо выпрямился седой, – один я!
-А в других городах?
-Связи никакой не осталось, но я все знаю, - бывший учёный едва не лопнул от важности, – замки-то тоже были электронные, и в одной не запертой квартире на сороковом этаже я обнаружил коллекцию антиквариата: всякие печатные машинки и очень старый радиоприёмник. Делать мне было нечего, а я-же учёный. Я научился им пользоваться. Вышел на связь. Оказалось таких как я полно по всему миру. Обладатели стареньких раций времён Второй Мировой, обменивались новостями. И вскоре я уже знал, что в Париже и в Лондоне творится то же, что и в нашем городке.
-И вам хватало мощности? – блеснул вычитанными в книжке знаниями Емеля. В войну же радиостанции были небольшого радиуса действия. Так радистов враг и находил.
-Ну, значит я преувеличил, – легкомысленно отмахнулся учёный, – значит эти рации гораздо новей и совершенней. Правда, моих мощностей всё равно… не хватает чтобы… связаться с Америкой и Японией. Только Европа.
-И вы все понимаете? – поразился деревенщина.
-Все неплохо лопочут по-английски… а этот язык я ещёе помню.
-Везде также плохо как у нас? – не мог, не хотел принять Серёга, – а я так надеялся, так верил, - сокрушался он.
-Там ещё хуже, – авторитетно заявил Максим, – у нас остались деревни, дачи. Люди… ещё умеют хоть что-то… делать руками, а там одни города - технический прогресс, компьютеры, электроника, искусственный разум… земли свободной не осталось… им было особенно трудно. Все озверели передрались. Жуть. Убили и некоторых радиолюбителей… они ведь тоже есть хотят… а я так увлекся радио, что совсем вниз не спускался…
Серёга слушал открыв рот, жадно ловил каждое слово, решился спросить:
-Получается про Америку ничего не известно? Возможно там ничего не случилось и все осталось как раньше?
-Вряд ли, - сморщился учёный, – оттуда ведь тоже ничего не слышно… думаю там ещё больше одичали. Они сильнее зависели от техники… уже ничего не делали сами.
-Неужели это все из-за того что электричества нет? – ужасался парень.
-Я много об этом думал, – вздохнул учёный, – и пришел к печальному выводу…
-К какому выводу? – торопил умолкнувшего Максима путешественник.
-Я понял… что мы слишком положились на технический прогресс и он завел нас в тупик. Планета отряхнулась как… блохастая собака… такое уже не раз бывало в истории. Иначе как объяснить пустые города Майя или остров Пасхи… просто каждая цивилизация имеет свое начало и свой конец. Наша пришла к своему концу.
-Громкое заявление…
-Вполне научные выводы. Я раньше очень интересовался археологией. У них существует шкала развитости цивилизаций… например абстрактное искусство считается признаком упадка, а что называлось искусством и стоило бешенных денег? – усмехнулся учёный.
Сереге нечего было возразить. Он невольно припомнил один из шедевров последнего времени, а собеседник продолжал мрачно:
-Никогда не задумывался, что останется от нашего прогрессивного общества лет так тысячу спустя?
-Зачем? – тупо спросил Емеля.
-А вот я задумался, – продолжал учёный. Остается камень да керамика. Каменное мы ничего не делаем, даже на бумаге больше не пишем. Чего-нибудь вроде Венеры Милосской со времен древнего Рима не создавали. Архитектура примитивная. Керамикой пользоваться перестали. Наша посуда рассыпается в прах. Любители лепят примитивные горшочки. Они и останутся, да ещё керамические унитазы. Вот далекие потомки головы сломают над тем, что это могло быть. Так и останемся цивилизацией унитазов. Обидно…
Серёге не было обидно. Его вообще мало волновало, что там будет через тысячу лет. Ему уже наскучила эта заумная лекция, хотелось только пить и есть, но он не знал, как теперь обратиться к седому. На ты вроде неудобно, а отчества он не знал, но решился:
-Слушай… слушайте… где тот водоем про который вы … ты… говорил? Может пойдем туда, что мы здесь торчим?
Седой улыбнулся понимающе, согласился:
-Пошли, пошли. Заболтал я тебя совсем. Просто долго молчал. Не с кем было поговорить. Мысли накопились… да, – спохватился он – я Максим Максимыч. Очень удобно. Идем к озерку попьем. Здесь недалеко. А рядом с ним горка, посмотришь весь город, как на ладони. Хотели сравнять, да не успели. «Электричество кончилось», как в старой комедии.
-Не видел я такую комедию.
-Теперь уж и не посмотришь. Смотри на то, что пока ещё есть, - широко повел рукой Максимыч.
Серёга смотрел во все глаза. Он так много думал про город, вспоминал, как здорово все было раньше, как красиво да удобно. Ночью путешественник различил в темноте только силуэты высоких небоскрёбов да успел разочарованно заметить, что фонари нигде не горят. Теперь при свете дня он подошел ближе и сразу бросилась в глаза страшная заброшенность и разруха. Витрины были разбиты, плакаты сорваны. Прямо на дороге торчали разоренные брошенные автомобили и кучи мусора, развороченные собаками. Город был страшен тишиной, отсутствием птичьего гомона и человеческих голосов. Серёга шел затравлено, озирался, рот не мог закрыть от изумления. Ветер ерошил, кружил какие-то грязные обрывки. Совсем рядом навечно застыл электрический автобус. На каждом шагу жуткие картины запустения. Путешественник готов был шарахаться от каждого шороха, зато Максим Максимыч шёл уверенно, привычно не переставал рассуждать:
-Я тут задумался, почему всё… абсолютно всё встало, умерло… сам посуди, без электричества нет добычи нефти. Нет бензина и газа нет, а тут зима: холод - паника. Чем создавать заново проще ограбить и отобрать. Всюду разбой и смерть.
-А придумать что-нибудь новое? – возмутился парень, – учёные же такие умные.
-Я пробовал, – сознался седой, – только без компьютеров ничего не получается. Без искусственного разума мы беспомощны.
-А книги, я слышал, раньше учёные читали, читали, буквально тонули в книгах. Оттуда все знания и черпали.
-О, как бы я хотел жить в те времена, - разулыбался учёный, – я бы не вылезал из библиотеки. А теперь книг нет… я обследовал свои верхние этажи и нашел всего лишь единственную книгу по кулинарии с яркими картинками. Мне-то от нее что проку.
-А библиотеки?
-Все сожгли ещё в первую зиму. Топить костры книгами – это варварство, но …- ученый тяжко вздохнул, – теперь время варваров. Я бы пешком пошел до Москвы, до огромной ленинской библиотеки. Там говорят были все книги, которые издавались в стране, но там был жуткий пожар. Сгорело все до последнего архива. А были богатства пятнадцатого века ещё рукописные. Все сгорело, – сокрушался седой.
Они тем временем дошли до пруда. Серега опустился на колени у прозрачной воды, стал жадно пить, пить. Только утолив жажду он посмотрел на тоже напившегося Максимыча и смог договорить:
-А у нас много книг. Море. И в деревне есть даже старенькая библиотека. В книжках и читаем, как что делать.
-Хорошо вам, – снова вздохнул учёный, – пожалуй, черт с ним, с городом. Кончилось его время. Пойду к вам в деревню книги читать. Вот тебе и «Назад в будущее».
Серега опять не понял, он разглядывал озерцо.
-Тут раньше была зона отдыха: уточки, лебеди. Да, птиц сожрали и отдыхать стало некому… пойдем туда повыше. Там весь город видно.
Они поднялись по заросшему травой холму. Серега глянул вниз на раскинувшийся под ногами гигант. Высотки, высотки, дома, дома…
-Почему некоторые небоскрёбы чёрные, словно копчёные?
-Зимой холодно. Центрального отопления больше нет. Принялись жечь всё, что горит… начались пожары.
-А ты что жег?
-Мне повезло, нашел квартиры с дорогим паркетом и деревянной мебелью.
Серега слушал не внимательно, ему показалось, что чёрный небоскреб вздрогнул, стал заваливаться на бок. Здание рухнуло со страшным грохотом, подняло тучи чёрной пыли. Он зацепил соседнее строение. Оно повалило высотку рядом и все они, словно домино, стали падать, цеплять друг друга. Страшная волна покатилась, в грохоте и пыли оставляя за собой лишь груды обломков. Учёный глядя на это лишь вздохнул устало
-Цивилизация кончилась. Теперь начнется что-то новое.