Без родины гл. 25

Виталий Поршнев
               
                ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ.

     Через две недели я сижу за  празднично накрытым столом,  на помолвке. Жених – я, невеста, естественно, Валентина.  В роли моего будущего свидетеля выступает Павел, по правую руку у Валентины, изображая ее близкую подругу,  сидит Евгения. Празднество происходит  в большой деревенской избе, у родителей Валентины. Гостей много.

  Слово представляется Юрию Петровичу. Он произносит  коротенькую речь,  в конце которой  от лица профкома и районной администрации вручает мне договор на однокомнатную квартиру в жилищном кооперативе. Графа, где прописывается имя собственника, пуста. Я не успеваю  рассмотреть общую площадь: документ отбирает мать Валентины, крупная, полная сил крестьянка. Она кладет его в особую шкатулку, где будет лежать и брачное свидетельство, которое мы получим уже  скоро.

  Гости хлопают в ладоши и пьют за благоденствие молодых. Слово берет Саша. Он выражает особое  удовольствие тем, что мы будем соседями. Лена с сияющим лицом дарит набор вещей для новорожденного, синего цвета.

– Я почему–то уверенна, что у вас будет мальчик! – говорит она.

– А мне баба Маня нагадала  девочку! Сперва нянька, потом лялька!  И не уговаривайте, я  настроилась! –  в шутливой форме протестует Валентина.

  Гости дружно смеются, хлопают, кричат «горько». По причине моего дурного настроения  мы целуемся целомудренно. Причем Евгения следит, чтобы недолго.

    Далее выступает Варвара. Она говорит, что, несмотря на непродолжительное знакомство, она успела понять, что человек я хороший, потому как непьющий. Дарит  еще Колиного производства    детскую кроватку, которую ее  родственник из Средней Азии, вместе с отцом Валентины,  крепким с виду алкоголиком, проносят мимо меня в дальнюю комнату.

  Продолжает эстафету поздравлений дядя Валентины из Тулы. Он сначала приглашает меня к себе на пасеку, где много меда, а затем дарит красивый тульский самовар. Дядя мне нравится, у него большая седая борода, он выглядит, как дед мороз на новогодней открытке. Однако вместо меня ему почему-то отвечает брат Вали. Сержант  и его жена, худющая женщина, старше мужа лет на десять, по очереди говорят, что обязательно приедут, и благодарят дядю за приглашение. Они же и забирают самовар, который   куда-то относят.

  Обидевшись, что мне не дали потрогать подарок, я прошу Валентину, чтобы она налила мне   стакан водки. Но ее мама, услышав, наливает в рюмочку  самогона. Шепотом говорит, что водка дорогая,   если я все выпью, бутылку придется убрать, а без нее стол  будет бедным. Я тяжко вздыхаю, смотрю на консервированные шпроты, но решаюсь их попросить: кто  знает, что будущая теща  скажет?

 Андрей и Марфа дарят  набор стопок под крепкие алкогольные напитки. Стопки забирает у меня Валентина. Она с шипением говорит, что за такие  подарки гостей следует гнать взашей. Относительно Андрея и Марфы, я, в принципе, согласен. Однако мне все равно  становится за них обидно,   и я отпрашиваюсь на крыльцо,  проветрится и покурить.

  Побыть одному мне не удается: появляется  отец Валентины.  Предполагаемый тесть увлекает меня в свой  «знатный сарай», которым по праву гордится. Показывает свиноматку, довольно связно излагает ее историю.  Затем рассказывает про породу  курочек, и то, почему они у него хорошо несутся.  Далее подводит к двум механизмам, которые составляют его главную гордость: самогонному аппарату  и трактору. Производительность и конструкция самогонного аппарата оригинальны, как и рецепт приготовления напитка. Я восхищаюсь. Действительно, если следить за качеством и гнать на продажу, прибыль не заставит себя ждать. Конечно, самому каждый день много пить не стоит, здоровье дороже … ах, да, конечно, трактор гораздо интереснее. Самый лучший трактор на деревне. Один только вал отбора мощности чего стоит! Любые дополнительные устройства можно подцепить! Да на этом тракторе он, его сын, и я, не то, что гектары картошкой засеем, а весь районный чернозем перепашем! И телефонный кабель по экватору протащим, если найдутся дураки, которые нас наймут!

  Насилу  вырвавшись из сарая, я вижу, что гости, включив радио на полную мощность, танцуют во дворе, перед избой. Меня подхватывает Валентина.  Находясь в центре внимания, мы кружим по утоптанному снегу, посыпанному в честь праздника опилками. Валентина любуется тем, как на мне хорошо сидит костюм, купленный позавчера на толкучке  у универмага.  Я  говорю Валентине, что ей подходит  платье, удачно взятое тещей  напрокат. Валентина, зардевшись,  произносит  «спасибо» и хвалит маму, без которой  мы сами с  жизнью не справимся.

  По сложившемуся обычаю следующий танец танцует жених со свидетельницей, а свидетель с невестой. Валентина не хочет отпускать меня к Евгении, но подчиняется требованию приглашенного фотографа.  Явно красуясь перед объективом новой, с иголочки, формой, Евгения в танце держит меня хваткой, в которой чувствуется почти мужская сила. Я поздравляю с тем, что подписан приказ об утверждении ее  на должности прокурора района. Небрежно поблагодарив, Евгения спрашивает:

– Придешь ко мне вечером, отметим?

– Да ты чего, Евгения? У меня вроде как теперь супруга есть! –  я удивленно смотрю  на нее.

– Это ты чего? На самом деле собираешься спать с Валькой? С ума сошел?

– А зачем тогда мы кольцами обменялись?

– Ну что с  того?  Хотя я Вальке и разрешила, это ничего не значит. Я  не могу обременять себя семьей, мне карьеру делать надо. А ей и правда, ребенку фамилия нужна. Да и любит она тебя, а ты вечно голодный и неухоженный! Вот, какой тебе костюмчик сыскала! Но это совсем не означает, что я ей позволила  и все остальное!

– Ну, бабы, вы даете! – только и успеваю сказать пред тем, как танец заканчивается.

  Я поднимаюсь на крыльцо, чтобы найти забытые сигареты. Закурив, смотрю на небо, где на горизонте сквозь темные тучи вдруг проглядывает ярко–синее небо. Неожиданно бьет молния, гремит гром, и на нас начинают падать крупные капли теплого дождя. Гости, подставляя под дождинки ладони, кричат:

– Весна! Весна пришла!

  Валентина и Евгения организуют из гостей  общий  хоровод.  В нем разрыв, не хватает меня. Женщины зовут, машут руками, хотят, чтобы я присоединился, замкнул ликующий круг.  Но, глядя на них, я  ощущаю страшную тоску, и, вместо того, чтобы пойти к ним, отступаю вглубь избы. В дальней комнате, отодвинув подарки, я открываю окно, перелезаю через подоконник и иду  по центральной улице деревни, сам не зная, куда..