Наивно было думать, что нас сразу пропустят за шлагбаум – существовала целая система получения пропусков. И пока бюрократическая машина, скрипя своими закорючками, готовила нам соответствующие бумаги, мы валялись в гостинице, изнывая от безделья и от сознания, что эти дни никто нам не оплатит.
Меня всегда восхищали предприимчивые люди, умеющие делать деньги на ровном месте. И здесь, местные старожилы, специально рядом с зоной (не близко, но и не далеко) понастроили гостиниц, общежитий и ночлежных домов, исключительно для приезжающих и работающих в закрытой зоне. Этот городок процветал и безбедно существовал, и будет существовать до тех пор, пока на соседнем космодроме будут садиться челноки, а за этим шлагбаумом и колючей проволокой, охватившей сотни квадратных километров, будет хоть что-то происходить.
Никакой разницы с Землёй на Каструконсе мы не нашли. По местному календарю здесь был сентябрь, и природа полыхала буйными красками. Хвойные и лиственные деревья были очень похожи на наши ели, сосны, дубы и берёзы, а может, это они и были. Колючий мелкий дождь с пронизывающим ветром, тоже не был для нас чем-то экзотическим – мерзкая погода, да и только. Под стать нашему настроению.
И оно, это настроение, отнюдь, не улучшилось, когда мы узнали, что прежде чем мы приступим к работе, мы должны пройти вводный инструктаж и обучение у…американцев! И здесь америкосы! Каким боком они к нашей зоне? И что это за детский сад – инструктаж, обучение? Да мы делали этих умников левой пяткой! Чему они нас могут научить?
Но всё, на самом деле, было не так просто. Оказывается, наши пригласили американских специалистов для совместного решения проблем закрытой зоны и, мало того, отдали им партию первой скрипки, как более опытным(!) в области решения подобных задач. Как вам это нравится?!
Но, эмоции эмоциями, а вход на зону, это доступ к нашим деньгам. Ладно, мы ещё надерём им зад где-нибудь на Мадагаскаре.
Выспавшись на инструктажах и уроках, (я говорю о нас с Копуэро и горстке бойцов – остальные до сих пор под впечатлением от новой информации), мы получили, наконец, свои пропуски и допуски, и на следующее утро наш автобус уткнулся своей тупой облицовкой в облезшее пластиковое бревно шлагбаума. Откормленный охранник, в модной униформе, с вышитой на левом нагрудном кармане, звездой шерифа, отлепился от будочки и вопросительно уставился на меня. Я сидел впереди, справа от водителя и, естественно, был ближе всех к нему. А, может, он признал во мне главного, как бы то ни было, пока всё его внимание досталось мне. Я опустил боковое стекло и показал ему пропуск и, пока он с уважением изучал на нём цифры и латынь, хороводившую вокруг моей, скажем, не самой лучшей фотографии, я спросил:
- Что там, в этой зоне?
Он оторвался от пропуска и чистосердечно выдал:
- А хрен его знает, я там никогда не был,- похоже, в пропуске он вычитал что-то такое, что расположило его ко мне.
- А что ж вы тут охраняете?
Он собрался открыть рот, но тут его окликнул напарник, угрюмый сухопарый старик и указал на образовавшуюся за нами колонну. Махнув рукой, мой собеседник прошёл в салон нашего автобуса и, проверяя пропуска, информировал:
- Первые пять километров за шлагбаумом запрещены для пешего движения. Всё это пространство отслеживается и простреливается автоматическими установками, без предупреждения. Они снабжены датчиками тепла и движения. Так, что местным медведям и оленям, и, даже, воронам здесь не повезло, - потом он опечатал сигнальной лентой наши контейнеры с оружием, - вскрывать только в присутствии наблюдателя в пункте прибытия. При обнаружении вскрытого контейнера, пропуска изымаются, и вся команда выводится из зоны, без права возвращения когда-либо. Счастливого пути, - и он выпрыгнул из автобуса и вручную поднял шлагбаум. Мы тронулись, и в зеркале заднего вида я наблюдал, как старик подошёл к шлагбауму и заговорил с охранником. Я читаю по губам и легко разобрал: «Чего это тебе вздумалось с ним болтать»? «А ты видел его пропуск? Столько допусков, как у самого.… А по роже не скажешь». Наш автобус изменил курс и говорившие пропали из поля зрения. А мне стало, о чём подумать: что же такого необычного в моём пропуске, за какие такие заслуги мне его дали и кто такой этот самый?
Через пять километров мы припарковались на выровненной в горах площадке, где уже дремали десяток разномастных автобусов. Дальше, несмотря на наезженную дорогу, по прихоти, придумавшего этот порядок, идиота, нам предстояла пешая прогулка. До места дислокации, судя по плану, было ещё восемь километров. О контейнерах с оружием мы не думали – это теперь головная боль специальной службы доставки, но личные вещи придётся тащить самим.
На опытных бойцов любо дорого было посмотреть – объемные, ладные рюкзаки, аккуратные сумки через плечо – подпоясались и - в путь! Следом, полные уныния, поплелись новички, на каждом шагу ударяя себя по ногам неохватными и неподъёмными баулами. Мы с Капуэро, непостижимым образом учуяв, что на автобусе до конечной точки нас не довезут, задолго до отправления, растолкали свои вещи по контейнерам, и теперь шли налегке. Но, всё равно я отстал, якобы для того, чтобы подбодрить новичков, а на самом деле, чтобы не умереть от нехватки воздуха. Всего через три километра, мои ноги и руки налились свинцом, удары сердца отдавались не только в голове, но и в кончиках пальцев рук и ног. Я с шумом набирал столько воздуха, что, казалось, лёгкие разорвут грудную клетку. Для потехи, мне не хватало только свалиться у всех на виду, добавив к себе презрения у опытных бойцов и сочувствия у новобранцев. Моё плачевное состояние можно было объяснить трудностями перелёта, или тем, что дорога всё время шла в гору, но себе-то врать мне не было смысла – я просто слабый старик. Как то внезапно, незаметно за путчами и локальными конфликтами, пролетела моя жизнь, и вдруг я стал немощным пожилым человеком.
Но, врёте, никто никогда не увидит, что я умираю от усталости, до тех пор, пока я, так стоя и не умру! Никаких позорных посиделок на краю дороги, никакой протянутой руки – я ещё могу! И дойду!
Я шёл и ждал, ждал, когда же придёт это чёртово, второе дыхание, а его всё не было и не было. Шаги мои стали реже и твёрже, я стал похож на механическую куклу, но упрямо шёл.
Вдруг хлопнула сигнальная ракета, и возглас Капуэро, сквозь нарастающий, приближающийся рокот:
- Воздух, - опытные бойцы бросились врассыпную, новобранцы сели на обочине на свои баулы, а в меня будто впрыснули ведро адреналина. Я бегом кинулся к новобранцам и, матерясь, стал разгонять их по ближайшим кустам, и сам упал за огромный валун. У нас не было с собой оружия, нам, в случае чего, нечем было ответить, но и сидеть красивой мишенью, я смысла не видел. Почти сейчас же над нами пронеслись две вертушки, и голос Мехди с небес поприветствовал нас:
- С прибытием в зону, ребята! Хорошая выучка, командир, поздравляю!
И тут же всё стихло. Вертушки скрылись за ближайшей горой, и все стали выбираться на дорогу.
Ко мне подошёл Капуэро:
- Это был Мехди?- казалось, ему нипочём эти переходы и треволнения. Он был спокоен, разве что немного озадачен.
- Да, старина, - просипел я, пытаясь восстановить дыхание, и махнул рукой – мне нечего было стыдиться Капуэро, - ты прав, это он и был.
- Но как он сюда попал? Я с ним виделся на Земле перед самым отлётом, поболтали о работе. И вдруг он здесь. Как он тут оказался?
- Очень просто, - я потихоньку приходил в себя. Эта непредвиденная остановка, явно пошла мне на пользу,- он летел вместе с нами в Жестянке Лизи. Помнишь ту, тридцать пятую капсулу? Она предназначалась Мехди. Но у этого жука столько денег, что он весь перелёт провёл с командой, попивая кофеёк и играя с ними в подкидного дурака. Он пришёл перед самым отлётом, когда мы все уже были в плену Морфея, и сошёл на сутки раньше, чем мы оклемались. И я бы этого не знал, если б меня не разбудили починить старушку Лизи. Тут мы с ним и увиделись.
- А я его к нам приглашал, - Копуэро сокрушённо покачал головой, - а ещё друг называется.
- А может он и не враг вовсе, а иметь друга в чужом лагере, не так уж и плохо, как считаешь?
- Это ты командир, тебе считать положено, - он всё не мог простить Мехди его скрытности, - ну и дружок.
Потом, как будто что-то вспомнив, посмотрел на меня:
- А ты что, командир, и в космических кораблях разбираешься? - я кивнул, выпятив нижнюю губу, Капуэро улыбнулся, - да ну тебя, вечно ты со своими шуточками.
- Ты плохо знаешь своего командира, я ещё не то умею. Будем назад лететь, спросишь у капитана.
- Не видел я обратного билета, и контракта не видел, - он стал серьёзным, - похоже, командир, это билет в один конец.
Я не успел ничего ответить, нас отвлёк какой-то гомон от кучки новобранцев. Мы подошли. Оказалось, один из них, укрываясь по моей команде в кустах, напоролся на острый сук и глубоко поранил ягодицу. Он морщился от боли и шипел сквозь зубы:
- И зачем было толкать нас в эти кусты, война что ли?
Вокруг толпился молодняк, цокали языками, но оказать первую помощь никто не умел. Рана была глубокая, болезненная, но совершенно не опасная. Капуэро, словно волшебник, материализовал индивидуальный перевязочный пакет и приступил к делу. Я же, глядя прямо в злые глаза потерпевшего, гаркнул:
- Как фамилия?!
- Земцев, - огрызнулся он.
- Говорю для тебя, Земцев, и для всех, кто ещё не понял, в какое дерьмо он вляпался. Вы – наёмники, а это значит, что для вас нет мирного времени. Сейчас мы на чужой территории, без оружия и без понимания, что же здесь происходит – мы просто мишени. Я не удивлюсь, что нас заманили сюда хорошими деньгами, чтобы просто отстрелять, как дичь. Кто видел обратный билет? Кто видел и подписал контракт? Кто, наконец, чёрт возьми, видел нашего работодателя? – я сделал паузу и оглядел их, - Я тоже не видел. Но я здесь, вместе с вами, не для того, чтобы позволить просто так, ради забавы убить себя. Схема, скорее всего, очень простая: первое время нам будут регулярно присылать жалование, потом пойдут задержки с обещаниями, и, месяца через три – четыре, когда мы закончим свою чёрную работу, нас просто прикончат. Всех сразу или по очереди, это уже не важно. Но, они просчитались, думая, что это легко сделать. Мы выживем и вернёмся, не смотря ни на что, и вырвем наши деньги у них из глотки!
Надо было видеть эти изумлённые лица – я будто сдёрнул пелену с их глаз. Вдруг очень ясно они осознали всю опасность своего положения, и невольно стали озираться.
- А пока мы здесь, - продолжал я, наслаждаясь произведённым эффектом, - всё для нас представляет опасность, и наша задача – выжить! Шутки кончились, когда мы вышли на последней остановке из автобуса. А теперь встали и – шагом марш!
Надо ли говорить, что теперь вся команда двигалась гораздо живее. Даже я, поймав, наконец, второе дыхание, ходко плёлся в конце колонны. Как я здорово сказал: «Вернёмся и вырвем наши деньги у них из глотки»! Ах, если бы я был в этом уверен, но я не имел права лишать их надежды.
Головная группа давно скрылась из виду, и к нашему приходу, уже осмотрелась и принялась обживать отведённые нашему отряду боксы. Было довольно прохладно, а к вечеру, вообще можно было ждать заморозков – осень в горах совсем не такая, как на равнине. Солнечные батареи не работали, скорее всего, из-за какого-нибудь пустяка, но уметь разминировать заряд с закрытыми глазами, совсем не значит, уметь чинить солнечные батареи. И поэтому из леса уже принесли сухостоя и протапливали промозглые помещения примитивными железными печками, оставшимися от прежних постояльцев. Тоже, видимо, ещё тех электронщиков. Покоптив для приличия, печки весело загудели, потихоньку прибавляя тепла и подсушивая воздух.
Дав людям полчаса, на то, чтоб как-то устроиться, я объявил общий сбор на «плацу», прямоугольной площадке, вытоптанной между расположенными буквой «П», боксами. Открытая часть площадки выходила на свободную от леса полосу земли, упиравшейся в подножие ближайшей горы. На краю площадки, недалеко от бокса, стояла высокая металлическая ферма, неизвестного мне назначения. Она была вся изъедена ржавчиной, с её верхушки свисали какие-то обрывки металлических проводов и, видимо, от времени она слегка покосилась, обещая, как Пизанская башня, когда-то упасть. Она привлекла моё внимание, и именно ей отводилась главная роль в моей воспитательной работе с личным составом.
Я не случайно объявил общий сбор – пора было наводить дисциплину в отряде, дальнейшее промедление может кончиться тем, что мною будут помыкать и ни во что не ставить. И время я выбрал не случайно: после долгого перехода все устали, у них дурное настроение и их легче будет разозлить, чтобы вскрылась вся их подноготная, чтобы не было лени в высказываниях и поступках.
Полчаса истекли, но добрая половина личного состава не торопилась выходить, ещё раз показав своё отношение ко мне, и доказав необходимость срочных мер для наведения дисциплинарного порядка. Повторные объявления о построении ничего не дали, и только, когда я стал выкрикивать, в их адрес, оскорбительные и унизительные выражения, они повалили из дверей, как осы из разворошённого гнезда.
- Эй, ты, - проорал мне рыжий здоровяк, - закрой свою старую пасть, пока я не закрыл её тебе навсегда!
Новобранцы, не сговариваясь, незаметно оттеснились в стороны, им неуютно было находиться между мною и обозлёнными вояками. Капуэро вопросительно и тревожно посмотрел на меня. Я успокоил его взглядом, но он мне не поверил. Да, было время, когда многие молодые забияки обломали об меня свои зубы, выплёвывая их из разбитого рта. Вся беда была в том, что я знал, на что они способны, а они не догадывались, чем я могу ответить, и легко списывали меня в утиль, о чём потом горько сожалели. Но сегодня я, явно не в той форме, и Капуэро незаметно стал ближе к возможной траектории движения бойцов и приготовился. Он был настоящий воин, и для него командир – непререкаемый авторитет. Он считал позорным и неприемлемым строить козни против командира, пытаться унизить его или сместить. Или ставить под сомнение правильность его приказов. Приказы должны выполняться, а не обсуждаться. Обсуждать будем потом, когда будем подсчитывать потери или делить добычу. И если сейчас рыжий здоровяк ринется ко мне, то сначала он споткнётся о Капуэро, и, зная старого воина, я ни за что не поставлю на рыжего.
Но пока они раззадоривали себя оскорблениями в мой адрес, в основном склоняя мой возраст и то, что за слова нужно отвечать. Между нами было пять метров, но нельзя было просто так пройти их и вцепится мне в глотку. Я хорошо знал этот ритуал, когда ситуация должна была дойти до точки кипения, или благополучно рассосаться, через раскаяние и извинения.
Я не собирался извиняться, а просто стал снимать с себя одежду, пока не остался с голым торсом.
- Смотри, он раздевается, наверное, хочет испугать нас своим жиром.
- Нет, это он хочет сняться для мужского журнала «Таких не берут на обложку»!
Было прохладно, моё тело предательски стало отдавать синевой и покрываться гусиной кожей. Стараясь говорить твёрдо, я бросил в толпу:
- Я разделся потому, что собираюсь преподать вам урок. И чтобы вы все видели, что я это делаю без оружия, и в рукаве у меня не спрятан нож.
Капуэро напрягся, он не понимал, зачем я их провоцирую, но отступать не собирался – командир знает, что делает.
Рыжий буян тоже начал срывать с себя одежду:
- Ты кому тут урок собрался преподать?! Да я тебя голыми руками порву!
В это время я крикнул:
- А теперь смотрите! – быстро развернулся к ржавой ферме и сделал взмах, как будто срубал её под корень.
И… ничего не произошло.
- Ты забыл пукнуть и крякнуть!
- И почесать своё левое я…, - подпевала рыжего, пронырливый и бывалый боец, с хитрой лисьей мордой, начал и осёкся – ферма, всё более ускоряясь, съехала по срезу и воткнулась острым концом в землю. Затем медленно стала крениться… в мою сторону. Я перехватил быстрый взгляд Алекса Стремянки. Он сразу сообразил, что если я не побегу, то мне крышка. А если побегу – тогда позор и издевательства. В такие моменты, весь мой организм концентрировался, мысль была ясная, обострялись слух и зрение, и время, как будто останавливалось. И в это остановившееся время, я стал размахивать руками в сторону фермы с бешеной скоростью, начиная с макушки и до самого основания. Прошла секунда, две, и ферма, с неимоверным грохотом, осыпалась, как снег с ёлки, и образовала бесформенную груду мелко нарубленного металла, рядом с одиноко торчащим «пнём».
Я выдохнул, всё тело горело, состояние моё было, как после трёх километров в гору, но я не отказал себе в удовольствии насладиться произведённым эффектом.
Не думал, что грубый военный народ такой впечатлительный – даже Капуэро стоял с открытым ртом. Рыжий, как начал снимать майку, так и остался, в нелепой позе с задранными руками. Остальные замерли, как были и не дышали – ну, просто «Ревизор», немая сцена.
Куй железо, пока горячо:
- А теперь, кто хочет превратиться в такую же кучу дерьма, можете даже не подходить ко мне, а просто заикнитесь, и я вас достану! – и я спокойно, если не считать мелкий триммер в руках, стал одеваться, - А теперь – стройся! Равняйсь! Смирно! Вольно.
Но продолжить мне не дали – из-за горы вынырнули недавние две вертушки, и пошли на посадку рядом с нашими боксами. Они ещё не коснулись земли, а из них уже высыпало с десяток бойцов с автоматами наперевес. И что дальше? По логике вещей им следовало бежать в атаку или залечь, если речь шла об охране вертушек, но они застыли манекенами, с каменными лицами. Эффектно, но бестолково.
Из ближней вертушки, аккуратно, проверяя на прочность хлипкую ступеньку, вышел американский военный в высоких чинах, и за ним, легко спрыгнул Мехди. Он что-то крикнул солдатам, и пошёл следом за американцем в нашу сторону. Цепь манекенов порвалась, и они бегом вернулись к вертушке и через минуту появились с нашими контейнерами. Ах, вот оно что – служба доставки. Ну что ж, не будем им мешать, пусть сами тащат наше добро сюда.
Я скомандовал: - Разойдись! – но, естественно, никто не двинулся с места.
Американец подошёл и с улыбкой протянул руку:
- С прибытием!
Надо же, и этот здесь. Сэм Ко, американец корейского происхождения, так долго воевал против меня, что имел право, по-приятельски пожать мне руку. Его совсем не портил, полученный от меня, шрам на левой щеке, а моё, простреленное им, предплечье, хоть и ныло к непогоде, давно зажило. Только он теперь полковник, а я…
Мехди тоже поздоровался и тактично отошёл.
- Неужели всё ещё закаляешься? – Сэм продолжал улыбаться,- это хорошо. Здесь это очень может пригодиться.
Я молчал, соблюдая субординацию, а, скорее всего, мне было не до трёпа – день выдался тяжёлый. Он не обиделся и продолжал:
- Кроме ваших контейнеров, кстати, лента на одном была сорвана, к вашему счастью, это был не оружейный контейнер. Поэтому, посчитали, что прецедента не было. Так вот, кроме контейнеров вы сейчас получите обмундирование единого образца и продовольствие в сухих пайках на месяц. Недалеко от вас развёрнута полевая кухня и, пока вы находитесь на базе, можете питаться там.
Мимо нас сновали солдаты манекены, пронося тюки с формой и ящики с продовольствием. Они работали быстро и слаженно. Наверное, и платят им не так, как нам.
- Сегодня вы устраивайтесь, а завтра – в штаб, кабинет 36. Всем составом. Будем вас вводить в курс дела, - он собрался уходить, и тут его взгляд упал на груду металлолома, - Мехди!
Мехди, который о чём-то живо беседовал с Капуэро, тут же подошёл.
- Мехди, а что это с нашей фермой? Мы же планировали её восстановить, а не демонтировать.
- Не могу знать, сэр! Вчера ещё ферма стояла на месте. Приказ на демонтаж я не отдавал.
- Разберись и доложи!
- Есть, сэр! – козырнул Мехди и с хитрецой посмотрел на меня.
Господин полковник повернулся опять ко мне и доверительно сказал:
- Знаешь, я рад, что ты здесь. Хороших кадров уже не осталось, - он посмотрел на мой отряд,- видишь, я прав – одни повара и свекловоды. А здесь нужны мастера своего дела. Эта зона не любит дилетантов. Ну, - он опять потряс мою руку,- до завтра.
И, развернувшись, степенно пошёл к вертушке. Мехди немного замешкался, и негромко спросил у меня:
- Как ты протащил своё сверхоружие? Где ты его прячешь? Мне Капуэро всё рассказал, и я бы не поверил, но как объяснить всё это? - и он уставился на то, что раньше называлось фермой.