Ви не поверите, но я еще помню времена когда в Одессе било много маленьких магазинчиков. Когда за хлебом ми ходили в булочную, а за рибой на Привоз. А шо теперь? Теперь ми ходим за яблоками одной и той же дорогой с теми, кто вышел за носками. Но, слава Богу, за тюлькой, ми ходим по-прежнему на Привоз. Теперь и Соломон Яковлевич, потомственный ювелир, и Фима Брыль, старый молочник, работают под одной крышей.
Конечно, есть какое-то удобство в этих торговых центрах. Купил портки, огурцы и зашел в аптеку, не выходя на солнце.
Удобно! Только вот, что я вам скажу, это ми не удобство имеем – это оно нас имеет. В прежние времена человек бил свободнее. Если он покупал черную икру на свой бутерброд, то это видели только те, кто покупал такую же икру на свой бутерброд. Ни какой зависти и злости. А теперь? Теперь икру не лососи делают - на баночке с икрой написано «имитированный продукт».
Люди стали чужими. Знакомый, встречая давнего знакомого, в лучшем случае улыбнется, а то и просто кивает ему. Имитированные продукты, скорректированные новости, ложные эмоции, невеселые люди. К счастью, это Одесса…
…
– Роман! Роман Моисеевич! Здравствуйте, Роман Моисеевич. – Пышная дама, с широчайшей улыбкой громко приветствовала пожилого мужчину. – Роман Моисеевич, где вы таки бесследственно пропали? Мине думалось, шо вас уже нет в Одессе совсем. Лиза, ты почему там стоишь? – обратилась она уже к юной девушке, со скучным лицом рассматривающей яблоки в лотке овощного отдела. – Спеши скорее, я познакомлю тебя с тем самым Роман Моисеевичем, который вернул меня на этот свет, шоб тебе било кого изводить своими капризами. – Дама снова обратила свой бюст в сторону Романа Моисеевича. – Как ви имеете свое здоровье, Роман Моисеевич?
– Ой, вей, Софья Львовна, в моем возрасте за здоровье не спрашивают, а сочувствуют молча.
– Ви помните Бору, который катал свои фаберже под каждую юбку в Одессе?
– Тот, который морочил всем голову за американское гражданство?
– Он таки уехал в Израиль и женился на Циле Кац, которую увезли родители от него подальше. А вчера, этот Бора, пришел к нам и прямо с порога стал сватать Лизу.
По лицу Лизы было понятно, что ее смущает этот разговор, а софья Львовна продолжала:
– Говорит, «Ви будете за нас выходить или мне забыть вас навсегда?» - Софья Львовна сделала испуганные глаза. – И шо ви думаете, заявила эта дуроха? …
– Зачем такие подробности, мама? – Лиза дернула Софью Львовну за руку.
– Бора хочет вторую жену? – Роман Моисеевич округлил глаза.
– Нет, простите меня Роман Моисеевич, – добродушно отмахнулась Софья Львовна. – Бора сватает своего сына, Сёму, за Лизу. Мальчику уже двадцать пять и Бора привез его в Одессу потому, шо в Израиле у женщин испорченные нравы.
– Я вас умоляю, Софья Львовна, – засомневался Роман Моисеевич. – Он, наверное, думает, шо вместе с ним, все испорченные нравы уехали из Одессы?
– Не скажу за всю Одессу, но моя Лиза, имея такую тазобедренную композицию, могла бы Левитану позировать…
– Левитан писал пейзажи, – выпалил Роман Моисеевич, и, похоже, зря.
– А шо вам пейзаж моей Лизы..?
– Мама, пейзаж это цветы, деревья, природа, – попыталась успокоить маму Лиза.
– Ой, не расчесывай мне нервы, Лиза, – Отмахнулась Софья Львовна от замечания дочери и продолжила мысль, обращаясь к Роману Моисеевичу:
– Сегодня будем делать первое впечатление на всю жизнь, и поэтому у нас с Лизой скандал. Она таки хочет выйти к Сёме в етом сарафанчике, который носила ее бабушка. А то новое, шо мне понравилось, ей стыдно ходить по Одессе.
– Ой, Софья Львовна, вон на этом прилавке, лежат яблоки… не те шо с Тирасполя, а вон те, не наши… видите? Красивые, да?.. а раскусишь и сразу понятно какое из них будет повидло… – Роман Моисеевич скорчил брезгливую гримасу и продолжил, – израильские апельсины падают рядом с деревом, точно так же как тираспольские яблоки.
– Лиза, прекрати со мной спорить, - вдруг сказала Лизе Софья Львовна.
– Я не спорю с вами, мама
– Тогда убери мнение со своего лица, – сказала Софья Львовна и обратила, готовые расплакаться глаза, к Роману Моисеевичу. – Я хочу шоб моя дочь была счастлива, уехала из етой страны… – Софья Львовна смахнула платочком слезу и после задумчивой паузы сказала не глядя на старого друга – Прощайте Роман Моисеевич, ви правы.
Роман Моисеевич смотрел в след удаляющимся Софье Львовны и Лизы. Лиза держала маму под руку, а Софья Львовна, прихрамывая, сгорбилась по старушечьи и шла, удаляя следы слез, платочком.