* * *
С Кирой мы прообщались целый год. Хороший это был год, последний год нашего детства. Пришла пора выпускаться из школы и определяться, кем мы дальше будем. Со мной все было ясно. Я собирался в Москву, в Консерваторию, а вот Кира все еще выбирал. Это было начало лета 1968 года. Я носился по городу, прощаясь со всеми. Матушка моя собирала на стол. Было похоже, что меня отправляют на фронт. Она пригласила всех соседей на проводы. Я приехал к Кире в гараж, чтобы пригласить его. Кира традиционно копался в мопеде.
— Привет, — сказал я. — Придешь ко мне на проводы часов в пять?
— А, это ты, — сказал он, поднимая голову.
Но я не успел ответить. Его внимание, а затем и мое привлекла юная симпатичная особа в легком, колышущемся на ветру ситцевом платьице. Она шла по противоположной стороне улицы, точнее сказать, плыла по ней. Жизнь — очень интересная штука. Бывает так, что ты десятилетиями общаешься с одними и теми же людьми, ходишь по одним и тем же дорогам и вообще, живешь однообразной размеренной обывательской жизнью. И вроде бы, все у тебя хорошо, вроде бы, и зарплата нормальная, и жена-красавица, и дети здоровы. Но в какой-то момент ты понимаешь — хочется чего-то нового. И — как по щучьему велению, по твоему хотению в твоей жизни начинают появляться новые люди. Кира смотрел на незнакомку, как завороженный. Я же, по своей природной застенчивости, жутко боялся знакомиться с девушками на улице. Даже когда они подходили ко мне после концертов, я чувствовал себя как-то неловко, скомканно. Но Кирилл был не из «таких». Он быстро сориентировался в ситуации и в тот момент, когда девушка поравнялась с нами, быстро и без запинки выпалил залпом из всех орудий:
— Привет, Марин.
Вот дает, подумал я. — Высший пилотаж. — Уверенно, нисколько не боясь. Вот мне бы так научиться!
Девушка остановилась. Приглядываясь и пытаясь вспомнить, кто стоит напротив нее, она неуверенно сказала:
— Извините, а мы знакомы?
Ситуация начинала разворачиваться. Я с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим.
— Ой! Извините, ошибся, — сказал Кирилл. — Но коль вы остановились, то разрешите уж тогда познакомиться с вами.
Девушка стояла, совершенно опешив от такой наглости.
— Кирилл Носов, — сказал он, протягивая ей свою руку.
— Екатерина, — медленно, вглядываясь в него, проговорила девушка.
Создавалось впечатление, что Кира — гипнотизер, а девушка — это змея, которая слушает его флейту и повинуется ему.
— Слышите, Сергей, какое красивое имя — Екатерина, — сказал Кирилл, глядя на меня.
Я не мог оторвать от девушки глаз. Черты ее лица были абсолютно правильными. Не было ничего лишнего, ничего, что могло бы оттягивать внимание на себя. Красивые, чуть округлые глаза, аккуратный, не вздернутый и в то же время не выпирающий носик, прямой подбородок. Было ощущение, что девушка шагнула с экрана кинотеатра к нам, в нашу простую и обыденную жизнь.
— Так вот, Екатерина, мы, то есть я и Сергей, приглашаем вас на танцы сегодня вечером в парк. Вы придете? — спросил Кира.
Девушка начинала выходить из стопора.
— Не знаю. Мне, вообще-то, надо к зачету готовиться, — робко протянула она.
Я тоже очнулся и вытянул из себя:
— Приходите, пожалуйста, Екатерина. Нам будет очень приятно.
Она легко улыбнулась и сказала:
— Хорошо, тогда в 19.00 в парке, у входа на танцплощадку. Договорились?
— Так точно, — ответил Кирилл и рассмеялся в полный голос.
Катя немного отошла от нас, затем обернулась, посмотрела на Киру, потом на меня, слегка улыбнулась и проследовала далее своим путем. Две минуты — и девушка была его. Просто какая-то фантастика.
— Как у тебя так легко получается? Не знаю… — говорил я, смотря в след Екатерине, уплывающей от нас легкой воздушной походкой.
— Не боись. Научу. Ничего сложного. Просто будь самим собой, — говорил Кирилл, залезая на своего «коня».
— Да это как раз самое сложное для меня, — сказал я.
— Ладно, садись. Подвезу, — сказал Кира. — Тебе домой?
Мы посидели с мамой и гостями. Попели песни и рванули на танцы. Это был мой последний концерт в нашем городишке, так сказать, прощальная гастроль. Я не сильно переживал по этому поводу, но странный холодок пробегал по телу. Мы стояли с Кирой у входа в парк и ждали Катю. Я первым увидел как легко, будто порхая, она шествовала по направлению к нам. Не могу сказать, что она была радостна, даже скорее наоборот, она была очень серьезна. Как мы потом узнали, жизнь у нее складывалась непросто. Ей пришлось всего добиваться самой. Особенно меня поражала ее немногословность. Она сознательно прикрывала свои эмоции, не выставляя их напоказ. Я любовался ею. Она была все в том же своем легком летнем платье зеленого цвета, а на голове у нее был зеленоватый платочек, который был ей очень к лицу, делая ее образ, как сейчас модно говорить, привлекательным и стильным.
"Какая прекрасная девушка, — думал я тогда. — Когда-нибудь у меня будет такая же."
— Привет, мальчики, — легко произнесла она. — Заждались?
— Что вы, сударыня! — мгновенно и без запинки отвечал Кирилл. — Вы очень пунктуальны. Ровно 19.00. Как и договаривались. Очень приятно иметь дело с девушкой, которая не заставляет себя ждать.
Она посмотрела на Киру и нежно улыбнулась в ответ.
— Здравствуйте, Екатерина, — сказал я. — Пойдемте. Будем прорываться.
Народу собралось немало. Да нет, это не потому, что я играл последний концерт, просто скоро начинались экзамены, и всем хотелось оторваться перед предстоящими испытаниями. Мы пробрались сквозь толпу. На воротах стояли ребята с красным повязками. Наш комсомол.
— Ребята, это со мной, — практически прокричал я привратникам. Толпа к этому моменту совсем уже закипала и пыталась начать штурм входа.
— Только в последний раз, Серега, — сказал мне один из них.
— Клянусь, что в последний, — с легкой неуверенной улыбкой пообещал я, и мы миновали врата, ведущие нас в прекрасный мир Музыки и Свободы.
— Все. Оставляю вас здесь, — сказал я. — После концерта у входа.
В нашем уездном К. ребят, слушающих джаз, было немного. В те годы всех скрутила битловская лихорадка. Я тоже очень любил битлов, которых нельзя было не любить. Их притягательность, на мой сугубо личный взгляд, была в том, что они создали абсолютно свою, ни на кого не похожую реальность. Их кажущаяся, на первый взгляд, простота и какая-то неземная мелодичность покоряли всех. Вот и мы, играя на танцах в нашем парке, частенько исполняли их песни. В те годы я был — Пол, то есть служил на басу. Могу смело заявить, без особого преувеличения, что в те золотые деньки я был лучшим басистом нашего городка. Димка был Ринго, он стучал в барабаны, Илюха служил Джорджем (как вы понимаете, второй гитарист), ну, а Евгению, само собой, досталась должность Джона. Это была моя первая, еще не профессиональная, но уже группа. Кстати, мы имели огромную местную популярность, как говорится, были широко известны в узких кругах. Если честно, то мы зарабатывали этими выступлениями довольно приличные деньги. За один концерт я приносил домой столько же денег, сколько моя матушка зарабатывала за месяц в библиотеке. Поэтому она особо не ругалась на меня за это мое увлечение, тем более, что оно не помешало мне закончить музыкальную школу с отличием. Ладно, вернемся к повествованию.
Мероприятие началось. Мы вышли на сцену и взяли инструменты. Зал встретил нас первыми аплодисментами. И мы начали играть «Love Me Do». Надо сказать, играли мы слаженно, программа была накатана так, что если бы нас разбудили ночью, то мы даже в полусне сыграли бы четко свои партии. Эта песня была нашей визитной карточкой. Зал заводился с пол-оборота, лишь только заслышав первые аккорды. Как показало время, в концерте самое главное — правильно выбрать первую песню. Но первой песней, которую я услышал у «Битлз» была не «Love Me Do», а «Yеsterday». Помню, это было на какой-то вечеринке в медучилище. Кто-то достал рентгеновский снимок, на котором была записана только одна песня, и это оказалась именно «Yesterday». В тот вечер я прослушал ее раз пятьдесят. Я слушал, слушал и никак не мог оторваться. Это была настоящая магия. Ничего подобного по легкости и простоте я до этого не слышал.
А тем временем на танцплощадке Димка был просто великолепен. Он вырос на моей памяти в настоящего профи. Играя все партии чисто, ритмично на своих почти развалившихся за годы работы барабанах, он еще успевал засматриваться на девчонок. Это был мой любимый Ринго. Как я узнал позже, сначала в «Beatles» на ударных играл Пит Бест, но он ушел из группы, и на его место был призван Ринго. Я думаю, что именно с его приходом и начался тот «Битлз», который все мы любим. Оставшейся на тот момент троице не хватало человека, способного просто любить их всех. Пол и Джон были авторами, Джордж был великолепным музыкантом, а Ринго, будучи настоящим человеком, смог все это сцементировать. Если Пол, Джордж и Джон ссорились, все примирения проходили традиционно в доме у Ринго. Когда распался «Битлз», его как-то спросили: Что вы думаете по поводу этого распада? Ринго ответил, что Пол МакКартни — лучший басист в мире, и ему очень нравится с ним играть. Таков был ответ этого парня.
Концерт шел своим чередом. Отыграли еще пару песен других групп и опять вернулись к «Битлам». Мы переглянулись с Илюхой, Димка дал счет, и мы заиграли «I Wanna Be Your Man». Это была любимая песня Ильи. Я и Евген стояли и пели по-битловски в один микрофон. Было ощущение, что от вырабатываемой нами энергии можно было запустить все освещение в городе. Начальство подходило и говорило, чтобы мы играли поспокойнее, но в тот вечер нас было не остановить. Мы делали музыку и получали настоящее удовлетворение от этого процесса. Илюха, будучи Джорджем, всегда старался быть хорошим гитаристом, насколько его хватало. Самый близкий друг Джорджа Эрик Клэптон говорил: «Я думал, что я рок-звезда, но когда мы оказывались в компании с Джорджем, все внимание автоматически переходило на него». По словам все того же Эрика, он был лишь только блюзовым гитаристом, а Джордж, смешав блюз и английскую балладу, создал совершенно новую, ни на что не похожую до этого музыку. И даже сам сэр Пол признавался, что когда он заходил мелодически в тупик, он шел к Джорджу, и тот показывал ему аккорд и говорил, что надо уйти сюда, и мелодия совершала неимоверный поворот. Позже Джордж сыграет первые благотворительные концерты в помощь жителям Бангладеш, положив начало целому ряду благотворительных мероприятий, на которых музыканты будут собирать средства в помощь нуждающимся. Господь будет милостив к Джорджу и даст ему (при наличии опухоли мозга) возможность досвести последний альбом, и заберет его к Себе через три дня после окончания работы.
Мы отыграли несколько быстрых песен и начали играть «Girl». Эта песня больше всего нравилась Евгену, нашему Джону. Он всегда начинал немного грустить, слушая или играя эту песню. Вероятно, вспоминал свою первую любовь. Я так и не спросил его об этом ни разу. Ну, а про Джона Леннона не стоит много говорить. Надо просто слушать его песни.
Этот танец, как и все медленные, в этот вечер Кирилл танцевал с Катей. Я смотрел на них со сцены и думал: какая странная пара. Он, такой разбитной, рубаха-парень, — и она, утонченная, хрупкая. Но тем не менее, было в них что-то такое, указывающее на их родство, что-то, заставлявшее поверить в реальность любви, при том, любви с первого взгляда. Мне казалось, что Кирилл в тот день не совсем понял, что произошло в его жизни. Он думал, что он просто включил свою всегдашнюю схему и просто закадрил очередную девчонку, но как показало время, он ошибался на этот счет. Они кружились, прижавшись друг к другу, не говоря ни слова.
Да, я совсем забыл рассказать о Поле МакКартни. Я же все-таки был в те годы басистом, и связь с этим человеком у меня была, да и сейчас остается, очень крепкой. Тандем Пола и Джона был для коллектива определяющим. Большинство песен они написали вдвоем. Но после распада коллектива Пол написал персонально еще немало прекрасных песен, доказав тем самым, что является яркой самостоятельной творческой единицей. Многие считают, что эти песни — более низкого порядка, кто-то вообще их не слушает, а я лично их очень люблю. Каждый раз, когда я слышу, что сэр Пол готовит к изданию новый альбом, я начинаю ожидать выхода этой пластинки, и ни разу не было такого, чтобы диск мне не понравился. И еще одно хотелось бы добавить. Где-то в середине двухтысячных годов я оказался в Лондоне в одном закрытом ночном клубе на вечеринке по поводу выхода альбома моих друзей. Мы много джемовали, играли наши любимые стандарты, пили шампанское и веселились, как мальчишки. На сцене стоял классический джазовый бардак. Вечер клонился к закату, и в этот момент на сцену вышел опоздавший, и притом очень сильно, сам сэр Пол. Зал взревел от восторга. Я стоял со скрипкой в руках и не мог поверить своим глазам. Этого никак не могло произойти в моей жизни. Мои друзья о чем-то с ним пошептались, и барабанщик с басистом начали играть боссоновный ритм. Сэр Пол сел за рояль и заиграл «Yesterday». Это было чудо! Он сыграл тему и показал мне взглядом: начинай импровизацию. Я ударил по струнам смычком, и звуки сами полились беспрерывной рекой.
Но это было много-много позже. А тогда, стоя на нашей провинциальной танцплощадке, мы добрались до последнего нашего номера, и меня охватило какое-то особенное чувство, не передаваемое словами. Ты стоишь на сцене и играешь последнюю песню. У тебя внутри нет ни печали, ни радости — ничего. Ты просто стоишь, весь наполненный благодарностью Богу и тем ребятам, которые с тобой, за то, что все это происходит сейчас. Ты ясно понимаешь, что часть тебя навсегда останется здесь, на этой сцене, в этом парке, под этими огромными деревьями. Ты стоишь и понимаешь, что ты молод и у тебя еще все впереди, и от этого ощущения тебе становится легко и радостно на душе. В тот вечер в гримерной я сказал ребятам, что никогда их не забуду и что они навсегда останутся частью моей семьи. Мы встали, обнялись, как это всегда делали перед выходом на сцену, и молча простояли несколько минут.
— Ну, все. Я побежал, — сказал я.
Ребята продолжали стоять обнявшись и с улыбкой смотрели мне вслед. Димка так и остался в К. Играл на свадьбах и похоронах на тубе. Пристрастился к портвейну и в конце концов спился. Илюха несколько раз привлекался за фарцовку, но власти ни разу не смогли пришить ему срок. В конце семидесятых, найдя у себя еврейские корни, он при первой же возможности рванул в Израиль, на историческую родину. В девяностые мы с ним случайно встретились в Яффо. Меня кто-то окликнул по-русски, я обернулся и никак не мог узнать, кто стоит передо мной. Илюха растолстел и стал настоящим еврейским папой с четырьмя детьми и красавицей-женой. Мы с ним всю ночь просидели в полупустом баре. Пили то джин, то виски, то водку с пивом и никак не могли напиться. Он-то мне и сказал, что в семидесятых Женька стал настоящим хиппаном и подсел на травку. Весь высох и не был похож сам на себя. Однажды он шел по ночному городу и два пьяных бывших зека пристали к нему и начали его избивать. Потом один разбил бутылку и розочкой пырнул его в живот. Женька, этот тонкий вежливый человек, который любил всех и вся, который ни разу не сказал никому грубого слова, который был сама любовь, был убит в пьяной драке двумя подонками жестоко и хладнокровно. Их потом нашли, дали им сроки, но человека уже было не вернуть. В последние годы Женька играл в знаменитой в городе группе «Окна». Закончив музыкальное училище по классу альта, он связался с рок-музыкантами. Как-то мама его ударила в сердцах по лицу, сказав, что не для того она его растила, чтобы он играл эти песенки. Когда она увидела на похоронах, сколько людей, пришли с ним проститься, то была в шоке. Все подходили к ней и говорили, сколько их сын сделал для них, и целовали ей руки. Вечером после похорон она сказала Илье, когда все уже разошлись, что она и не подозревала, что ее сын настолько был любим всеми. Все это Илюха рассказал мне ближе к утру, когда бар начали прибирать уборщики. Хозяин бара, видимо, уже хотел нас выпроваживать, но увидев, как два взрослых мужика сидят и тихо плачут, запивая слезы водкой, отошел в сторону и сказал уборщикам, чтобы они нас не трогали. Так мы и сидели молча, два советских человека в израильском баре, и только подливали друг другу водку и заталкивали ее в себя. Илюха оставил мне свои координаты. Иногда, когда мне становится совсем хреново и я начинаю хандрить, я набираю его номер и, услышав Илюхин оживленный голос, просто слушаю его, а он, не дав мне вставить ни слова, начинает рассказывать о своих детишках, о том как один поступил в Гарвард, другой уехал в Швецию, третья все никак не выйдет замуж, четвертый — весь в него, а жена вообще растолстела до неузнаваемости и все хочет сделать себе какую-то дорогостоящую операцию и наконец-то избавиться от лишнего веса. Я слушаю его и улыбаюсь. Что может быть лучше друга, который может рассказывать о своей семье часами?
Но вернемся к нам на танцплощадку. С Кирой и Катей мы встретились, как и договаривались, у входа. Ребята стояли, взявшись за руки.
— Молодец, Серега, — сказал Кирилл. — Ты играл сегодня, как бог.
— Ты преувеличиваешь, — ответил я, глядя на Екатерину.
— Не думаю, — сказала она. — По-моему, он недалек от истины.
— Я сейчас прям покраснею, — сказал я, и мы двинулись в сторону дома, через наш любимый парк, в котором было прожито столько замечательных моментов.
Я хотел проводить ребят до ворот и вернуться домой, как вдруг заметил несколько парней, идущих за нами чуть-чуть поодаль. Как говорили классики, «вечер переставал быть томным».
— Катерина, это случайно не ваши старые знакомые? — спросил я и посмотрел на нее, а потом на Киру.
Было понятно, что те двое, что идут за нами, — это лишь часть компашки, с которой мы должны будем сегодня повстречаться. На такие задания обычно отправляли самых молодых, а основные силы ждали своего часа в условленном месте в ожидании сигнала.
— Да нет. Впервые их вижу, — ответила она спокойно, ничего пока не понимая.
— Ясно. Давайте-ка я вместе с вами прогуляюсь до вашего дома, Екатерина, — спокойно, не показывая испуга, сказал я, хотя мне было немного не по себе. — Вот только еще разборок перед отъездом не хватало, — подумал я.
Мы шли по ночному К. и о чем-то разговаривали. Екатерина была сконцентрирована, почти не улыбалась, но при этом была какой-то трепетно нежной. Кира был просто великолепен. Я шел и мысленно прощался с городом моего детства. Если честно, то у меня от него остались разные воспоминания. Я помнил и послевоенную разруху, и постоянно находящуюся на работе маму, и отсутствие горячей воды, и нехватку продуктов, и наше практически беспризорное безотцовское детство. Я помню тревожные шоблы ребят по сорок и более человек, носившиеся по стройкам и городским окраинам. Помню никогда не прекращающиеся драки «район на район». Помню ту девушку в красной безрукавке, надетой на белую рубашку, от вида которой впервые екнуло сердце. Помню свою музыкальную школу и много классической музыки — от моего любимого Баха до Рахманинова и Чайковского. Я помню все это. А насчет музыки могу сказать искренно, что я любил и ее, и свою музыкальную школу. Я был одним из немногих, кому приносило радость обучение в этом учреждении. Музыка мне всегда давалась легко. Она была огромным, очень интересным, ни с чем не сравнимым миром. В семнадцать лет я уже не мог себя представить без музыки. Все это было в моем городке, и все это останется во мне навсегда, независимо от того, куда меня занесет судьба — в Нью-Йорк, Тель-Авив или Мальме.
Пока я размышлял обо всем этом, а Кирилл веселил Екатерину, мы подошли к подъезду ее общежития.
— Вот мы и пришли, мальчики, — тихо сказала она.
— Тогда до свидания, Екатерина. Было очень приятно провести с вами вечер, — сказал я. — Никогда не думал, что может быть так легко с людьми, с которыми познакомился только сегодня утром.
— Что ж, тогда надеюсь, еще встретимся, — улыбнулась Катя.
— Только не в ближайший год, — ответил я. — Завтра уезжаю поступать в Москву, в Консерваторию.
— Только познакомились, а уже надо расставаться, — подтвердил Кира.
— Мы обязательно встретимся, — сказал я. — Это я вам обещаю. Ну, ладно, не буду вам мешать. Прощайтесь. Кирилл, я буду за углом на каруселях.
— Еще раз до свидания, Екатерина, — сказал я.
— Удачи, Сергей, — ответила она и добавила — Во всем.
— Спасибо, — ответил я и направился к качелям.
Пока я там сидел, двое ребят, шедших все это время за нами, стояли на углу дома и наблюдали за мной, но не решались или не считали нужным подходить ко мне, пока не появится Кира. Я понимал, что мой друг им нужен больше, чем я.
Кирилл попрощался с Катей и подошел ко мне.
— Смотри. Похоже, по наши души, — показал я на двух пацанов, которые уже начали двигаться в нашу сторону. И вот когда они подошли к нам, из-за угла здания появились еще пять человек, но уже взрослых ребят, лет по двадцать пять.
— Ну, че? — спросил первый из тех, которые шли за нами, сплевывая по- блатному на землю.
— Зассали, че ли? — спросил второй, глядя на Кирилла.
— Ребята, шли бы вы по домам, — спокойно сказал Кира.
В это время подошли старшие.
— А ну, шпана, отзынь, — сказал высокий блондин. Стало ясно, что он у них за главного. Это был Леха-Клещ, известный на всю округу хулиган. Он часто приходил к нам на танцы и постоянно лез без билетов.
— Ну? — спросил он, глядя прямо в глаза Кириллу. — Чего, новую девочку захотелось? Так вот… Она моя. Понял, соплячок?
Кира держался молодцом, не поддаваясь на провокации. Меня уже начало колотить от напряжения.
— А она мне сказала, что у нее нет парня, — ответил Кирилл. — Так что, может, ты придумываешь все это, браток.
— Какой я тебе браток, стиляга недобитый, — огрызнулся Леха. — Патлы поотпускали и думают, что все можно. Так. Чтобы я тебя больше здесь не видел. Ты понял? Если увижу — рожу начищу.
Кира собрался с силами и сказал:
— Не могу такого обещать, ибо у нас свободная страна, и я где хочу, там и буду ходить.
— Эй, дрищ, — крикнул Леха малому, второму из тех, который пас нас всю дорогу.
Тот подошел к Лехе. Леха мотнул ему головой, показывая на Кирилла, и малой двинулся в нашу сторону. Все, началось… — промелькнуло у меня в голове. Пока малой шел в нашу сторону и отвлекал тем самым наше внимание, Леха надел кастет на руку. Остальная кодла зашевелилась. Малой подошел к нам. Остановился. Посмотрел на Киру, потом на Леху, потом снова на Киру и со всего размаха ударил головой Кирилла в живот. В это время вся остальная шайка налетела на нас. Кирилл начал отбиваться от малого, я уже пытался дать кому-то в глаз. Кто-то обхватывал Киру сзади, чтобы Леха мог заехать ему прямо в лицо. Я успел ударить этому пацану в печень, и тут уже началась «куча мала». Нас начали мутузить со всех сторон. Я орудовал руками, при этом пытаясь закрывать свое лицо. «Только бы не по лицу, только бы не по нему», — мелькало у меня в голове. И вот, когда казалось, что спасения уже не будет и что нас сейчас добьют, в это самое мгновение я услышал спасительный звук свистка. К нам на помощь бежала милиция. Вся эта кодла, которая еще несколько минут назад была такой смелой, разбегалась в разные стороны со скоростью света или даже быстрее. Из подъезда общежития к нам на полном ходу мчалась Катя. Это она, увидев из окна, что с нами происходит, вызвала милицию. Стражам порядка мы сказали тогда, что никого из этих ребят не знаем. Заявление писать тоже не стали. Все покинули поле битвы, а мы втроем сидели на каруселях. У меня болели все бока и правое плечо, но лицо не пострадало. Кире досталось сильнее, у него под правым глазом был фингал. Катя взяла Киру под руку и положила ему свою голову на плечо. Мы, трое, сидели и думали каждый о своем. Всем было понятно, что это начало большой и прекрасной любви.