Когда время натяжно, словно пес на цепи.
Когда сумерки влажны, туманы горьки.
Часослов осветил горизонты земли, наступает время , бремя колоколов-колокольчиков.
Деревенский дурак, одетый в колпак, («Не по Сеньке шапка», в кармане табак), кафтан набекрень, идет словно тень.
Проходит погост, луне шапку снимает, с совами, да волками разговаривает.
Знает, что будет, что было и где.
Знает, где хворый на смертном одре.
Знает, о чем, дики травы молчат, видит о том, о чем галки трещат.
Знает, где праздность, где приворот.
Знает, где ключ, открывающий ход, ход ко времени, беремени колоколов-колокольчиков.
Звездам щербатая улыбка, облакам ночным поклон, прячет взгляд от манящей луны (словно пятак ей в карты продул).
Идет туда, где студена вода.
На рыб смотреть, жабам песни петь.
Карманы кафтана полны разносолов, засохший стебель, ячменный солод, колючки, камни, собачья шерсть.
Душа чиста, что есть, то есть
***
Идет дурак, куда не знает, может зорьку с бугра ловить, может в салки с ночной дымкой играть.
А в душе у него время, бремя колоколов-колокольчиков.
Всю ночь бродил, со слепа шишку набил, лег в траву, росу за шиворот налил, отряхнулся, встрепенулся, побежал за рассветом.
Собак взбеленил, петухов разбудил.
Несет в сердце время, бремя колоколов-колокольчиков.
Утром с рассветом, счастье в ладони с трав собрал, каждой избе счастье послал.
Кому приплод, кому урожай в огород, удачу в дорогу и себе немного.
Хворым здоровья, ссоры развел, детям веснушки, бабам бабское счастье.
Идет дурак, харя грязная, харя грязная, да душа чистая.
Солнце взошло, время , бремя колоколов-колокольчиков отзвенело.
Тихо.
Травы сарафаном зеленым, волнами воздух качают.
Жарко.
Дурак жары не замечает.
Запахнув пошире кафтан, щурится на солнце, облака к лесу сдувает, рано, рано дождю, пусть солнце всласть играет, детям на радость, старикам на теплость…
***
Этим днем каторжан вели, цепи ржавы, тяжелы кандалы. Одежды потрепаны, голодный взгляд, усталость в душах, живых мертвецов отряд.
Решил дурак за ними идти, след в след, встречая закат, провожая рассвет.
Идет чуть поодаль, ближе боится, конвойный солдат больно-страшно косится.
Обгонит идущий когортой народ, отстанет не много и дальше идет.
Народ каторжан, как карты в колоде, народ разношерстный, убийца, крадун, вот черный цыган, уводивший табун. Мошенник, насильник, злодей-казнокрад, калмык и татарин, сбежавший солдат.
На каждом обуза содеянных дел, на плечи легла, превратив душу в тлен.
Привал.
Вечерело. Вечерний костер. Солдат в караул, а дурак за бугор. Он издали смотрит на тени людей, на то, что осталось от этих теней.
Луна острой бритвой над лесом взошла.
Время, бремя колоколов-колокольчиков.
Дурак до ручья, где осока остра, где запах воды и студена земля.
Время! Бремя! Колоколов-колокольчиков!
Время отмолить грехи ведомых на каторгу.
Забившись в траву, одержимый «падучей», дурак Бога молит простить души на Голгофу идущих.
Мольбы от глубин, не зная Заветов, не зная Псалтырь, он просил без ответа.
Просил наставленья заблудшихся душ.
Просил, и сошло на него озаренье.
Остаток своих, мало прожитых лет, пробыть в отдаленье, в скиту, в отчужденье, не слыша вечернюю песню реки, не видя о чем, так поют журавли.
Молил и просил о пощаде души, всех тех каторжан, что в глуши…
И наступило Время! Бремя! Колоколов-колокольчиков!