Мать умерла утром. Жена как всегда усадила ее в кресло, чтобы покормить завтраком. Мать ела нехотя, долго держала во рту жидкую кашу, не спеша глотала. После очередной ложки шумно закашлялась, тяжело выдыхая раз за разом воздух. И уже больше не вздохнула. Голова ее опустилась на грудь и мать затихла. Это все рассказала Павлу жена, выбежавшая из спальни, где последние три года лежала болеющая мать. Слезы катились у жены градом, она никогда раньше не видела смерть так близко и выглядела испуганной. Павел зашел в спальню, попытался нащупать у матери пульс, посмотрел в стекленеющие глаза , вызвал скорую помощь, и попросил жену успокоиться .
Врачи ехали целую вечность. Павел ходил по маленькой кухне из угла в угол, сжимая кулаки, курил одну сигарету за другой, никак не мог сосредоточиться. Мысли путались в голове, к горлу подкатывался ком, предательски накатывались слезы. Бригада скорой помощи пробыла в квартире недолго: врач мельком посмотрел на мать, полистал историю болезни, лежащую тут же, на тумбочке, окинул взглядом гору лекарств, заполнил какой-то бланк , вздохнул, и объяснил, где получить справку о смерти.
Мать было жалко. Могла бы жить и жить, не старая еще. Как несправедливо устроен мир! Отец умер , когда Павлу было пять лет. Прошел всю войну, вернулся живой, заболел и умер, в неполные сорок шесть. Жить бы да жить! Теперь ушла мать. Трудяга, каких мало. Она так и не вышла замуж после смерти отца, одна подняла пятерых детей, дала образование, всем помогала встать на ноги. Жила в своем небольшом доме в деревне, откуда и забрал ее Павел, когда заболела и слегла. За последнее время измучилась, изболелась. Почему, зачем, где на свете справедливость? Прекрасный чистый человек. Павел чувствовал себя сиротой, полным, круглым сиротой, как будто со смертью матери оборвались невидимые нити, поддерживающие его , дающие силы жить.
В голове понемногу выстраивался план действий. Нужно сообщить братьям, вдруг кто-то захочет приехать проститься. Похороны организовать: заказать гроб, договориться о месте на кладбище, нанять людей могилу выкопать, поминки сделать.
К вечеру измотанный Павел вернулся домой. Мать уже была обмыта и переодета в заранее приготовленные ею же вещи, руки сложены на груди, веки придавлены тяжелыми монетками. Договориться с моргом, чтобы мать полежала дня три на леднике, не удалось: морг был маленький, и все места были заняты. Хорошо, что зима на дворе, морозные дни и ночи. В комнате, где лежала мать, закрыли батарею отопления ватным одеялом, окна раскрыли настежь, тело обложили резиновыми грелками, заполненными водой и замороженными в морозилке холодильника.
Все удалось организовать, кроме покупки гроба. Дефицит древесины, так объяснили Павлу в похоронном бюро. Оказалось, что последнее время людей хоронят в целлофановых пакетах. Бюро дает гроб на прокат, покойника довозят до кладбища как положено, а в могилу опускают в целлофановом пакете. Павел, услышав, что мать придется хоронить в пакете, пришел в неописуемую ярость. Мать –героиню, родившую пятерых детей, всю свою жизнь трудившуюся не покладая рук, его любимую маму – опустить в могилу в целлофане, не отдать ей последний долг по-человечески? Этого он не допустит.
Была уже поздняя ночь, когда Павел наконец приготовил все, что было нужно для работы. На балконе нашлись доски, оставшиеся после ремонта квартиры. Из гаража принес толстые листы ДСП, заготовленные для полок и хороший сухой брус. Долго сидел на кухне, пил крепкий чай и рисовал на листке бумаги чертеж : нижняя часть, верхняя часть, высчитывал размеры, углы наклона, сходил в комнату к матери и еще раз рулеткой замерил тело, боясь ошибиться в расчетах. Потом вдвоем с женой вынесли из гостиной диван, стулья, прочие вещи, чтобы максимально освободить место.
Всю ночь Павел работал: пилил, строгал, сколачивал , и к утру гроб был готов. Никто из соседей не приходил и не жаловался на шум. Солнце взошло, залив комнату ярким, режущим глаза, светом. Павел мелкими гвоздями закрепил обивку: красную ткать снаружи, белую – внутри. На дно уложил ватин, застелив его белым ситцем, прихватив для верности парой гвоздей. Сделал подушку, набив мелкой стружкой сшитую женой наволочку. Вдоль кромок гроба набил атласную белую ленту, уложив ее рюшами. Закончив, долго сидел у гроба, курил одну сигарету за другой, временами вскакивая и устраняя увиденные вдруг мелкие недоработки, то разравнивал складки рюшей, то укладывая в сотый раз поудобнее подушку.
Гроб установили в спальне на двух табуретках, тело матери уложили в него, укрыв белой тканью и узорчатым тюлем. К обеду стали приходить родные и знакомые, люди заходили в комнату к матери, тихонько переговаривались, оставляли цветы, узнавали, когда будут похороны. Павел сидел рядом с гробом, отвечал автоматически, но не видел лиц приходящих: горькие слезы стояли где-то на уровне сердца, туманили глаза, но все никак не могли пролиться.
На следующий день, дождавшись всех, кто хотел приехать, назначили похороны. Гроб, неожиданно оказавшийся очень тяжелым, с большим трудом вынесли из квартиры, установили в катафалк.
Поздней ночью, когда все закончилось, Павел вдруг ясно понял, что уже никогда не увидит мать, не поцелует ее доброго лица с ясными голубыми глазами, не погладит морщинистые натруженные руки. Слезы лились сами собой, такие же горькие, как мысли, такие же бесконечные, как память о матери. Он впервые не стеснялся своих слез, плакал, как маленький мальчик, потерявший самое дорогое на всем белом свете – маму.
05.08.2017 года.