токкатолы
...И тогда начинается сильная молитва, молитва со слезами, в которой
наши стенания, подобно крику шёпота того разбойника на кресте,
склоняют ухо Божие к утешению, и тайное утешение рождается в нашей душе.
Иеросхим. Рафаил (Нойка), О покаянии
И утешение всегда тайно...
Нужно стяжать безмолвие, приобрести, искупить тишину, иначе ни слова этого шёпота не раздастся, и душа так и будет всегда – лишь одной жаждой, притупляемой умиранием. Вожделенная тишина, вожделенное безразличие всех – сколь воистину прекрасен взгляд, скользящий по тебе безразлично, мельком, словно по обыденному предмету или чему-то бесформенному в своей некрасоте и неуродливости! Как драгоценно же и сладко укрытие безвестья, возможность быть одному среди всех и всего, как в расселине камня(1). Также и среди всего в этом мире.
«И сказал Господь Моисею: что ты вопиешь ко Мне?»(2), а он молчал. Он был среди людей, исшедших с ним из Египта и вступавших теперь в пустыню, но кто его видел? Кто знал его, если даже брат и сестра... Потому что был он «кротчайший из всех людей на земле»(3).
И это есть тот самый шёпот, те недра, что хранят в себе крик, как сияние, когда звук достигает такой силы, что он становится шёпотом, потому что никакие чувства уже не могут его вместить... И это Твоё молчание.
И лишь сокрытый шёпотом возможен тот крик. Прозрачное, простое, какого бы оно ни было цвета, небо. Такова всегда песнь и иным не бывает её голос, а если не так, то где тогда тут песнь? Потому что песнь это всегда и крик, и шёпот. И шёпот, и крик, живущий в его волнах, с согбенной главою, окружённый несчастьем, как чем-то обыденным и естественным, или даже счастьем, но всегда словно бы недостаточным, бесконечным, улыбающимся украдкой, прячущим слёзы в уголках глаз улыбки...
Голуби, прогоняемые от весенней лужи или россыпи хлебных крошек, взлетающие покорно и просто, дети, глядящие на весь мир снизу вверх... К ним обращается небо.
Так вот, поэзия, любовь, всё лучшее, что есть – оно таково и никак не может здесь быть другим. Здесь – это где откровенное небо стоит при дверях, словно раб, и стучит, и, если кто отворит, оно даёт себя крыльям, но только таким, что словно стыдились бы самих себя и своего полёта – шепчущим, может быть, наподобие воркующих голубиных крыл...
Приемлющий небо в присутствии его молчит – говорит оно, а он лишь знает, что, впрочем, знают и все, только как-то иначе... Это невозможно скрыть, как и открыть невозможно – ведь как это перескажешь?
И именно потому он знает, что он – ничто.
Бесконечная речь молчания, бесконечное эхо бездвижного молчания, говорящего так, как говорит в этом мире всё, чего не коснулись условность и человек, стоящий на земле крепко...
Немощь и немудрость(4) предающего себя воле Божией, тайна Христова молчания(5), юродство, подставляющее себя неприятностям и насмешкам – драгоценным вещам, без которых и песнь невозможна, как эхо – без гор и пространства. Или возможна, но это уже иная песнь и поётся она не здесь, потому что тогда воистину они бывают не здесь, певцы вопиющего шёпота. Как, впрочем, и всегда, всегда они таковы, и даже оставляемы и пусты, и забывшие даже о вкусе пространства – всё равно они таковы, если только не оставит их жалобная, пьянящая и жалобная жажда раскрытия в беспредельном просторе, что не имеет границ и длительности, потому что он – шёпот, хранящий в себе песнь, как крик... Быть может, так кричат на рассвете чайки, когда перед ними восходит солнце, и море, как и прежде, опять беспредельно, и на скатах его и откосах блистают безбрежными отображениями рыб слепящие ликующие блики скользящего близ всего и сквозь всё, склоняющегося над ними восходящего солнца...
Эта песнь бесконечна. И когда она обретёт конец, она снова предстанет для нас бесконечной: благодарность всегда сокровенна и малословна, звучит же во всём... А впрочем, тогда нечего будет бояться, но дело не в этом, а в том, что Господь, как никто, смирен и кроток и даже, скажу, беззащитен – потому что такова и бывает любовь.
И мы это видели – все – и кто сохранил, тот узнал, что такое – сила звучащего громче, чем всякий звук или крик, или громче, чем всё, – сила молящего шёпота. Потому что рождается «в тайне»(6). И те, кто не знал или не сохранил, – и ещё узнают, потому что он всегда таков, как обыденный этот день.
Сентябрь 2011
(1) Исх. 33, 22.
(2) Быт. 14, 15.
(3) Числ. 12, 3.
(4) 1 Кор. 1, 25.
(5) Мф. 26, 63; Мк. 14, 61; Ин. 19, 9.
(6) Мф. 6, 6-18.