"Ну вот и дома! - радостно произнёс долговязый.
- Давайте, мужики, располагайтесь. Здесь шестнадцать шконок, так что, драки не будет. А кто наверх или вниз, просьба решить полюбовно!" -расплываясь в улыбке, протянул он.
А сам, скинув куртку и бросив ее на шконку, подошёл к решке.
Внимательно разглядывая ее, о чем-то размышлял. Под решеткой по стене над полом проходила труба батареи. Бывалый зэк подошёл в левый угол камеры, присел на корточки, руками начал ощупывать всю трубу, медленно продвигаясь в противоположный угол. Пройдя полпути, он извлек из-за батареи связанные между собой прутики веника, спрятанные прошлыми постояльцами. Отложив своеобразную палочку, с метр длиной, всторону, он продолжил поиски дальше.
Дойдя до правого угла,долговязый расплылся в улыбке.
"Вот и дорожка к соседям есть. Осталось только словиться и наладить" - сказал он еле слышно.
Волчонок сидел рядом на шконке и внимательно наблюдал за всем тем, что делает и говорит долговязый.
Ему было интересно, и онпрекрасно понимал, что это все может ему в дальнейшем пригодиться. Долговязый тоже заметил внимательный взгляд Волчонка.
Подмигивая, он специально показывал ему все, что делает, открывая азы и тонкости тюремной жизни. Ведь он и сам когда-то заехал в первый раз в тюрьму по малолетству, на собственной шкуре испытал все прелести здешней жизни.
А сейчас он, как учитель, обучал всему Волчонка, с чувством собственного удовлетворения делился своим горьким опытом.
В коридоре раздался металлический грохот, скрип какой-то телеги по скрипучему полу.
"Вот и тачанка едет", - сказал долговязый.
Многие вопросительно посмотрели на него.
"Баланду быки развозят по хатам. Ужин", - глядя на Волчонка, сказал старый зэк, потрепав мальца по голове.
По продолу, подъезжая к каждой камере, ехала тележка, управляемая двумя осужденными из хоз.обслуги, оставшихся работать в тюрьме ради скорейшего освобождения.
На телеге стояли два огромных бачка и гораалюминиевой посуды времён товарища Сталина.
Вертухай, открывая кормушки камер, наблюдал, чтобы ненароком быки не передали вкамеры какой-либо запретный предмет в виде гвоздя или куска металлической проволоки.
Этот материал служил зэкам для изготовления заточек и приспособлений для сверления стен, чтобы между камерами были сквозные отверстия для передачи тюремной почты друг для друга, из камеры в камеру.
Что-что, а так называемая дорога у бывалых зэков, чтущих тюремные законы, возводилась в святыню.
Никакая администрация не может пресечь этого. Ни карцеры, ни взыскания, ни силовое воздействее не можетзаставить и запугать зэков.
Тюремная Дорога - святое. И этим все сказано.
Дошла очередь до транзита.
"Ну, чем сегодня в здешнем ресторане кормят?" - весело спросил долговязый у вертухая, глядя в окошко кормушки.
"Сегодня у нас фирменное блюдо заведения: Баланда", - оскалился корпусной и заржал, как конь.
"Я гляжу, ты уже покушал, начальник?" - съязвил долговязый.
"А то! Дегустировать-то надо кому-то! - продолжал ржать надзиратель.
"То-то я смотрю, ты с нашего овса и ржешь, как мерин", - выпалил зэк.
"Что, на кичу захотел?", - побагровел вертухай, брызгая слюной.
"Да не, начальник, на здоровье! Где ты ещё из ресторана покушаешь!" - Не унимался Долговязый.
Ещё бы немного, и никто не знает, чем бы это всё закончилось. Но в этот момент баландер передал последнюю шлемку баланды в камеру, и вертухаю пришлось со злостью захлопнуть кормушку.
Рассевшись на лавочках за большим столом, который стоял посреди камеры, железными уголками зацементированным вбетонный пол, сокамерники собрались поужинать.
"Хочу спросить у вас кое-что!" - громко сказал долговязый.
Все с вниманием, глядя на него, замерли:
"Есть, кто здесь уже бывал?"
"Ну, я бывал!" - ответил маленький мужичок в сером пиджачке.
"По жизни всё ровно?" - спросил долговязый.
"Да!" - коротко и серьёзно ответил мужичок.
- Погоняло как?
- Щиплый!
"А я Валера-Мотыль, - сказал долговязый,
- Ты, Щиплый, не будь балластом. Помогай людям и мне. Они здесь впервой и не знаютпока, что здесь к чему. Вот и объясняй им потихоньку то, что сам знаешь. Добро?"
"Добро, Валер!" - улыбнулся Щиплый.
"Вот и добренько! - удовлетворенно сказал Мотыль.
- И запомните, здесь не воля, здесь свои законы и порядки. Лучше лишний раз проявить интерес, чем потом получить в голову за допущенный косяк. А сейчас всем приятного аппетита! У нас вся ночь впереди для общения!
- подмигнув, сказал он.
- Тюрьма ночью не спит. Ешьте, а то сейчас бык за посудой придёт".
Он прошёл от решки к краю стола и подвинул одну из шлемок к себе на угол, взял ложку и пайку хлеба. "Волчонок! Иди сюда! - позвал он пацана. - Садись".
Мотыль усадил парня на рядом, подвинул к нему шлейку с баландой, пайку хлеба и дал ложку.
"Ешь", - по-отцовски тепло сказал он.
"Я не хочу, дядь Валер", - ответил парень.
"Есть такое слово: НАДО! Ешь, сказал!" - нахмурив брови, прикрикнул Мотыль.
Ванька взял ложку, хлеб и уставился на содержимое шлемки.
Запах был отвратительный.
"Ты не нюхай, просто ешь и всё", - настаивал Мотыль.
Малой зачерпнул ложкой мутной баланды с нарубленным в неё луком и, морщась, начал заливать ее в себя, периодически откусывая хлеб.
"Давай! Давай! - подбадривал Мотыль, улыбаясь. - Ты растешь! Тебе необходимо кушать".
Валера смотрел на парня,а сердце ныло от воспоминаний прошлых лет. Он вспоминал, как сам когда-то был таким же волчонком. Он прекрасно понимал, что сейчасу парня творится на душе. И от этого его ненависть к системе ещё сильнее выражалась в его взгляде и резких чертах его лица. Он ненавидел ее! Всей душой! Всем сердцем!
Грохот открывающейся кормушки вернул Мотыля к реальности.
"Ну, что, поели?- спросила рожа быка, расплываясь в улыбке во весь проем, - давайте посуду, мужики".
Щуплый быстро собрал шлемки в одну стопку и отдал баландеру. На этот раз вертухай безо всяких острот быстро захлопнул кормушку.
"Молодец, Щиплый! Оттаиваешь!" - одобряюще сказал Мотыль .