ПРОЛОГ
Нью-Йорк, 1900-ый год
Из-за сильной жары окна трёхэтажного особняка, находящегося недалеко от Центрального парка, были открыты. Когда с залива налетали порывы ветра, легкие тюлевые занавески на окнах взлетали, приоткрывая любопытным взорам прохожих убранство комнат.
Судя по обстановке, у хозяина дома водились деньги. С тротуара можно было видеть сверкающие хрустальные люстры, картины в золоченых рамах, шкафы, украшенные витиеватой резьбой, остролистные пальмы и букеты цветов в пузатых вазах.
Всё это великолепие принадлежало Чарльзу Риверсу, несколько лет тому назад приехавшему вместе с семьей в Соединённые Штаты из Англии. Мистер Риверс приобрел в Нью-Йорке особняк на девяносто шестой улице, а также стеариновый и мыловаренный заводы недалеко от города. Кроме свечей и брусков мыла на этих предприятиях выпускали еще олеин, а если появлялись заказы — то и динамит.
Большую часть времени Чарльз Риверс проводил в заводских конторах. Его жена, дочь и племянница привыкли к тому, что с понедельника по пятницу, а также всю первую половину субботы его не бывает дома. Чарльз Риверс проводил в кругу семьи вторую половину субботы и воскресенье, за исключением нескольких часов, когда он уединялся в своем кабинете, оформленном в восточном стиле для того, чтобы немного помедитировать и покурить кальян. Привычку медитировать, как и курить кальян, мистер Риверс унаследовал от младшего брата, погибшего в Индии. Тот был не только храбрым офицером, но и неисправимым повесой и, находясь в Индии, женился на красавице-индуске, отправив ее незадолго до своей гибели вместе с крохотной дочерью (девочке тогда не было еще и года), к матери в Англию. Английский климат индианке не подошел, и вскоре после приезда она слегла, а узнав, что любимый муж геройски пал на полях сражений, впала в депрессию и вскоре умерла. Вслед за невесткой ушла в мир иной и свекровь, и Чарльзу пришлось стать опекуном маленькой племянницы, унаследовавшей от матери смуглый цвет кожи и угольно-черные волосы.
Центральный парк, рядом с которым находился особняк мистера Риверса, пользовался большой популярностью среди жителей Нью-Йорка, и особенно — в жаркие летние дни. Толпы горожан ежедневно направлялись туда, чтобы укрыться от изнурительного зноя под раскидистыми кронами вязов и дубов. Фонтанчики с питьевой водой утоляли жажду тех, кто приходил в парк, а лениво расхаживающие по газонам голуби, совсем не боялись людей и спокойно клевали хлебные крошки у их ног.
В полдень 17-го июня жара усилилась и стала невыносимой: воздух казался горячим, как пар, рвущийся из носика закипевшего чайника, и число людей, бредущих по девяносто шестой улице в сторону Центрального парка, заметно увеличилось.
Возле дома мистера Риверса остановились двое: смазливый парень лет двадцати и хорошенькая рыжеволосая девушка. Парень, рассматривая особняк, присвистнул и с плохо скрытой завистью произнес:
— Живут же некоторые!
— Да, — подтвердила девушка. И, вздохнув, тихо добавила: — Так жалко, что у нас с тобой никогда не будет ничего подобного.
— Ну, это мы еще посмотрим! — ответил парень с вызовом. — Говорят, милочка, что в нашей стране каждый может разбогатеть, если захочет и если, как следует, постарается. У меня, дорогуша, есть соображения как можно быстро и легко заработать кучу долларов.
— Интересно, чей этот дом? — спросила девушка, не отрывая взгляда от окон дома, за которыми царила роскошь.
***
В это время на втором этаже особняка, в комнате обитой узорчатым китайским шелком, вертелась перед зеркалом молодая блондинка, примеряющая вечернее платье с блестками. Это была жена Чарльза Риверса. У нее спиной стояла француженка-модистка. Что-то бормоча себе под нос, модистка бросала быстрые и внимательные взгляды в зеркало и на клиентку.
Женщины настолько увлеклись примеркой, что ничего не замечали вокруг себя.
— О, миссис, — наконец нежно проворковала модистка, — этот оттенок лилового вам очень идет... — Немного помолчав, она с задумчивым видом добавила: — А что, если добавить вот сюда немного стекляруса? — и коснулась лифа недошитого платья, едва не уколов блондинку одной из булавок, вколотых в игольницу, прикрепленную к ее запястью.
Хозяйка дома воскликнула:
— Сиси, осторожнее! Какая ты однако неловкая!
— О, простите меня, миссис! Простите... — затарахтела француженка испуганно.
Эмилия Риверс снова повернулась к зеркалу и сказала:
— Да, пожалуй, на лиф можно добавить немного стекляруса. Это будет эффектнее. Но, Сиси, я же говорила, что хочу глубокий вырез, а ты сделала небольшой.
— Простите, миссис. Я не решилась. Хорошо, сделаю глубже, а сейчас мне нужно подшить подол.
Опустившись на колени, француженка начала подворачивать край платья на миссис Риверс, закрепляя его булавками с бусинками на концах. Она делала это с восхитительной ловкостью. Через пару минут, закончив работу, модистка поднялась с колен и спросила:
— Вас устраивает такая длина, миссис?
— Вполне, — ответила молодая блондинка, с удовольствием рассматривая себя в зеркале.
Хозяйка дома и модистка не заметили, как в комнату вбежала белокурая малышка лет шести. Остановившись на пороге, она стала осматриваться и заметила на круглом столике, стоящем у окна, разные интересные штучки. Глаза девочки радостно вспыхнули, когда она подбежала к столику. На столике лежало много интересных вещиц: симпатичные, отороченные кружевом, подушечки с иголками, несколько жестяных коробок, и внутри них — катушки с разноцветными нитками, бусинки, бисер, и еще наперстки, тесьма и многое другое.
Схватив кусочек мела и маленькие ножницы, девочка выбежала из комнаты.
— Ну, вот, — сказала модистка, — теперь платье сидит на вас как влитое, миссис. Вам нравится?
— О, да, — ответила блондинка. — Я довольна платьем. Когда оно будет готово?
***
Белокурая девочка, промчавшись по длинному коридору, тянувшемуся через весь этаж, вбежала в классную комнату. Обычно по воскресеньям здесь проходили уроки музыки, а по будням — остальные занятия.
В центре комнаты стоял рояль, в углу — письменный стол и возле него две маленькие парты. Еще здесь находились изящный диван, несколько кресел, камин и книжный шкаф. В книжном шкафу виднелись книги, глобус и стопка тетрадок.
Девочка подбежала к дивану, на котором сидели несколько нарядных кукол и плюшевый медвежонок. Схватив медвежонка, малышка развернула его, провела пальчиком по шву на спине, а затем, вынув из кармана ножнички, несколько раз клацнула ими и сунула маленькую руку в прореху.
Внутри игрушки были опилки, но не только они. Девочка стала шарить внутри медведя, что-то выискивая, и вынув руку из прорехи, разжала маленький кулачок и подула на горсть опилок, оказавшихся в ее ладони. Опилки разлетелись, немного покружили в воздухе и опустились на ковер. На ладони у девочки остались два прозрачных камешка и большая розовая жемчужина.
В коридоре послышались шаги. Бросив ножницы, медвежонка и камешки на пол, малышка положила жемчужину в карман платьица и спряталась за диваном.
— Что это? — удивленно воскликнула высокая, строгого вида, женщина, остановившись на пороге комнаты и глядя на ковер, усеянный опилками, и на прохудившегося плюшевого медведя, лежавшего посреди комнаты. Несмотря на сильную жару, на женщине было платье из темного плотного репса. За ее спиной стояла смуглая, темноволосая девочка лет девяти. Увидев разрезанного медвежонка, девочка побледнела.
Женщина нахмурилась. Наклонившись, она подняла медвежонка и повертела его в руках. Из него тут же посыпались опилки, и вместе с ними выпало довольно много прозрачных камешков.
Темноволосая девочка заплакала, а женщина — это была гувернантка девочек мисс Нортон — опустилась на колени и стала подбирать с пола блестящие камешки. Посмотрев в сторону дивана, она заметила маленькую белокурую бестию.
— Элли, выходи немедленно! — строгим тоном произнесла гувернантка. — Зачем ты это сделала? Я же говорила тебе, что вещи портить нельзя. Ни свои, ни чужие. Я расскажу о том, что ты сделала папе, и тебя накажут.
Белокурая девочка выскочила из-за дивана и, показав гувернантке язык, бросилась к двери, но столкнулась на пороге с отцом.
— Что здесь происходит? — спросил он, удерживая дочь за локоть. — Неужели, мисс Нортон, Элли снова набедокурила? Что она сделала на этот раз? И почему Пат плачет?
— Сэр, ваша племянница плачет потому, что Элли испортила ее любимую игрушку — медвежонка, которого ей подарили родители, — ответила гувернантка. — Ваша дочь сбежала с урока музыки, и нам с Пат пришлось искать ее по всему дому. Вернувшись сюда, мы увидели, что медвежонок разрезан и выпотрошен, а Элли прячется за диваном. .
Мистер Риверс поморщился, а Элли закричала:
— Папочка, не слушай ее! Я не виновата! Это сделала не я, а, наверное, кто-то из слуг. Когда я вернулась сюда, то увидела, что кто-то разрезал медвежонка Пат. Я испугалась, что подумают на меня и спряталась за диваном.
— Сэр, посмотрите, что было внутри игрушки, — сказала гувернантка.
Приблизившись к мистеру Чарльзу, гувернантка разжала пальцы. У нее на ладони лежала горсть прозрачных камней. Мистер Риверс долго, не отрывая взгляда, смотрел на них, а затем протянул руку и взял их.
— Благодарю вас, мисс Нортон, — сказал он, рассматривая камни. — Надеюсь, что вы не станете об этом болтать... Я непременно вас отблагодарю.
— Не стоит, сэр, — ответила гувернантка, преданно глядя в глаза хозяину, — быть лояльной — моя обязанность, так что вам не стоит волноваться.
Мужчина спрятал камни в карман пиджака. Затем он сжал запястье гувернантки и, пристально глядя ей в глаза, спросил:
— Это все, мисс, что там было?
— Разумеется, всё, сэр — ответила гувернантка дрожащим голосом, густо покраснев. — Я подобрала их с пола. Но внутри игрушки могло что-нибудь и остаться — я не успела проверить.
— Дайте его мне — сказал мистер Риверс, разжав пальцы и отпустив руку женщины. — Я хочу убедиться, что там больше ничего нет.
— Да, здесь больше ничего нет, — произнес мужчина немного разочарованным тоном спустя минуту, после того как хорошенько осмотрел медведя. И, добавил, глядя на женщину: — Мисс Нортон, когда вы освободитесь, зайдите ко мне. Я буду у себя в кабинете.
— Хорошо, сэр, — ответила гувернантка. — Но только хочу вам заметить, что девочки могут проговориться о том, что здесь произошло. Если это случится, я не хочу оказаться крайней. Вы же знаете, что Элли…
— Довольно, я вполне понял вас, — холодно ответил мужчина. — Я поговорю с дочерью и племянницей, чтобы они не болтали.
Швырнув медвежонка на диван, мистер Риверс взял Элли за руку и направился с дочерью к двери, но услышал голос гувернантки:
— Сэр, мне кажется, Элли следует наказать: она портит игрушки Пат уже в который раз.
— Да, вы правы, мисс, — ответил мужчина, обернувшись. — Пожалуйста, проследите, чтобы сегодня и завтра Элли не давали ничего сладкого.
Когда мистер Риверс и Элли вышли, мисс Нортон сказала Пат, что ей нужно ненадолго отлучиться и пошла за веником и совком. Гувернантке не хотелось, чтобы кто-нибудь из слуг узнал о том, что произошло в классной комнате, и она решила убрать с ковра опилки самостоятельно.
Когда гувернантка ушла, Пат взяла медвежонка, прижала его к груди и заплакала. Ее большие глаза еще больше потемнели и стали казаться огромными. Присев на диванчик, Пат стала баюкать медвежонка, тихонько напевая колыбельную. Через несколько минут идиллию нарушила Элли. Вбежав в комнату, она, плюхнулась на диванчик рядом с кузиной и с таинственным видом прошептала ей на ухо:
— Смотри, что у меня есть!
Малышка достала что-то из кармана своего платьица и протянула Пат. Та увидела жемчужину, отливавшую розовым, похожую на те, что были в ожерелье тети Оливии, но только больше любой из них и еще красивее. Девочка застыла от восхищения, а затем потянулась к жемчужине, но Элли отдернула руку, спрятала ее за спину и, скорчив смешную рожицу, крикнула:
— Не тронь! Это мое!
Пат низко опустила голову и всхлипнула.
В комнату ворвались яростные порывы ветра. Гардины надулись и разлетелись в стороны. Дверь со стуком захлопнулась. Стало свежо, запахло водорослями.
***
Из дверей особняка вышла модистка. Мощный порыв ветра едва не сбил ее с ног, и мадмуазель поспешила вернуться в дом. Громко хлопали ставни — слуги спешно закрывали окна. Ветер усилился: над дорогой и тротуарами закружили и понеслись вдоль улиц клубы пыли.
***
Когда ветер полностью стих, из особняка вышел мистер Риверс. Спустившись с крыльца, он немного постоял, осматривая пустынную улицу, и затем направился к перекрестку, после чего свернул влево. Миновав несколько зданий, мужчина вошел в небольшой магазин, в окне которого были выставлены ювелирные украшения.