В больших городах люди могут жить десятки лет, не зная ничего о своих соседях по лестничной площадке и подъезду. В маленьких не так. Тем более, если живешь в «хрущевке», где такая слышимость, что поневоле узнаешь о соседях больше, чем бы хотелось.
Я стала жить в «хрущевке» в достаточно зрелом возрасте, отдав брату подаренный мне отцом дом и перейдя к матери. Переходить сюда я не хотела, но жить матери с сыном, который пил и издевался над ней, было невозможно. Идти ко мне в дом мать не захотела, да и места для четверых там маловато, в квартире просторнее. Моему старшему сыну Алеше было в это время двенадцать лет, младший Павлик родился уже в квартире. Проблемы начались почти сразу, когда Павлик просыпался и плакал по ночам, а мать испуганным шепотом твердила: «Тише, тише! Соседи!» У меня, как назло, пропало молоко, бутылочки надо было подогревать, поэтому сразу успокоить малыша не всегда удавалось. Да и потом, подрастая, мальчик иногда любил покричать даже не потому, что его что-то беспокоило, а просто, как говорила первая теща моего брата: «Орать хочу!» Естественно, соседям это не нравилось, хотя соседка напротив, у которой еще не было своих внуков, смущенно признавалась, как порой с удовольствием она слушает его крики: «Павлик кричит». Другие соседи тоже были настроены вполне миролюбиво, возмущалась только соседка сверху. Но у нее же чуть не случился сердечный приступ, когда она увидела, как Павлик в двухлетнем возрасте шагает из окна третьего этажа. Именно она вызвала скорую помощь, пока я, чуть не выпрыгнув из окна вслед за ним, бежала по лестнице к малышу. Все произошло у меня на глазах. Я зашла в комнату старшего сына, не увидев открытого окна. Павлик забежал вслед за мной и тут же, вскочив на стул, «отправился гулять», я и глазом не успела моргнуть. К счастью все обошлось, ребенок остался цел, а мать после этого окрестила обоих моих сыновей. Соседка из однокомнатной квартиры рядом стала крестной матерью Алеши, а ее муж крестным отцом Павлика. Другими крестными отцом и матерью стали давние друзья моих родителей.
С этой семейной парой, ставшей крестными родителями моим сыновьям, мне довелось познакомиться ближе всего. Оба они в то время уже не работали. Владимир Алексеевич был инвалидом, у него почти не двигалась одна рука, да и ходил он с трудом, только по квартире. Нина Сергеевна была пенсионеркой, ухаживала за мужем. Две их дочери выросли, вышли замуж, жили в других городах, к родителям приезжали иногда в гости. Правда, один внук от младшей дочери долгое время жил у бабушки с дедушкой, учился здесь в школе. Владимир Алексеевич следил за учебой Миши, объяснял ему непонятное. С некоторыми особенно сложными задачами по математике они обращались ко мне. Нина Сергеевна брала Мишу с собой на огороды за Волгой и за городом. Во время перестройки мы тоже были вынуждены держать несколько участков, ездить на них нередко вместе с Ниной Сергеевной и Мишей. За Волгу у нас чаще ездила мать, за город я с Алешей. Нина Сергеевна успевала присоединиться и к тем, и к другим. Нина Сергеевна рассказывала о себе, когда мы шли к участкам или сидели на остановках, дожидаясь автобуса, но я слушала не очень внимательно, вполуха. Но фраза о том, что «дом продали и меня вместе с ним» мне запомнилась, хотя я не поняла, как могло так получиться.
Труд на участках нелегкий, особенно тяжело вывозить урожай без своего транспорта, но люди были вынуждены заниматься этим. В магазинах исчезали все необходимые продукты, зарплаты, пенсии, пособия на детей платили редко, нерегулярно. На участках участились кражи, причем крали люди не бедные, а те, у кого был транспорт. Подъезжали на машине, собирали выращенное другими и уезжали. Владельцы участков нанимали сторожей, дежурили сами по очереди, но и это не всегда помогало. У нас уродился хороший лук за Волгой, так его выкопали сами сторожа. Копали не спеша, бросая тут же обрезанные перья. Но, как говорится, «не пойман, не вор».
В магазине на территории воинской части, в которой я работала, все большее и большее количество товаров стали продавать по талонам, в том числе сигареты. Мне сигареты были не нужны, но я покупала их для Владимира Алексеевича, в городских магазинах они исчезли давно.
Нина Сергеевна просила мою мать присмотреть за Владимиром Алексеевичем, если уезжала к одной из дочерей. Ему с одной рукой трудно было даже почистить картошку. У Владимира Алексеевича все чаще стало подниматься давление, кружиться голова, он падал в квартире и не мог подняться. За помощью Нина Сергеевна также бежала к нам. Подросший Павлик и моя мать помогали Нине Сергеевне поднять мужа, довести его до кровати. Я обычно была на работе, Алеша учился в Саратовском университете.
Со старшей дочерью Нины Сергеевны Юлей я познакомилась на похоронах Владимира Алексеевича. Конечно, я видела ее и до этого, но разговаривать как-то не приходилось. Их младшая дочь Наташа на похороны отца не приехала. Мой Алеша в это время уже доучился, вернулся в наш город, женился, жил со своей семьей. Павлик учился в школе, серьезно увлекся физикой, занимал призовые места на городских и областных олимпиадах. В Саратове у меня не осталось ни друзей, ни знакомых, все где-то растерялись. И когда Павлику понадобилось ехать на предварительные вступительные экзамены в МФТИ, возник вопрос о том, где можно остановиться. Нина Сергеевна позвонила Юле, та предложила остановиться у нее. Я поехала вместе с сыном, три или четыре дня мы жили в большой трехкомнатной квартире Юли в Саратове. С мужем Юля разошлась, с ней жили взрослые сын и дочь. Дочь работала, а сын учился в политехническом университете. Когда я училась, университетов было немного, по одному в больших областных городах и то далеко не во всех. В перестройку многие институты получили статус университетов. Вероятно, это влияло на зарплату преподавателей и работников, в остальном все оставалось, как было.
Павлик в МФТИ не прошел, не добрал баллов, но в классический саратовский университет поступил с легкостью. На то же самое отделение физического факультета «радиофизика и электроника», которое когда-то оканчивала я. Учился он хорошо, жил в многоэтажном общежитии физического факультета в студенческом городке. Один из его друзей-одноклассников учился на том же отделении университета, второй – в политехническом университете. Жили эти ребята вместе на квартире недалеко от политехнического университета. Павлик ходил к ним, засиживался порой за их компьютером, но вернуться в общежитие нужно было не позднее одиннадцати вечера, потом вахтеры могли не пустить.
На втором курсе начались нападения на Павлика, когда он возвращался от друзей в общежитие. На него нападали и отнимали сотовый телефон один раз, второй, третий… Я была вынуждена покупать дорогое по тем временам средство связи снова и снова, чтобы не терять связь с сыном, тревога все нарастала. Четвертое нападение закончилось трагически. Павлик попал в реанимацию с ножевым ранением в живот, а тот, кто нападал на него в очередной раз, погиб. Мне снова пришлось обращаться за помощью к Юле, жить в ее квартире, навещая сына в больнице. Я встретила со стороны Юли и ее дочери Оли самое живое участие, поддержку. Им я рассказывала о новых открывающихся подробностях, советовалась, как поступать дальше. Оля предлагала услуги знакомого адвоката, но адвоката мне помог найти Алеша.
В это время я немного подробнее узнала историю семьи соседей. Отец Нины Сергеевны и ее старшей сестры Александры воевал на фронте. Александру забрали в Германию, ей удалось каким-то образом оттуда убежать, но она попала в лагерь. Помог ей один офицер, посочувствовавший красивой девушке. Он отдал ей документы своей жены, и она стала не Александрой, а Галиной. Мать Александры и Нины немцы повесили за связь с партизанами на глазах у Нины, Нина осталась одна в доме. Теперь мне стали понятны слова Нины Сергеевны о том, что ее продали вместе с домом. После войны отец Александры и Нины женился вторично, родились еще две дочери Галина и Валентина. Все четыре сестры общаются между собой, ходят друг к другу в гости.
Уголовное дело на Павлика закрыли, признали его действия чистой самообороной. Он стал продолжать учебу. Отказался от академического отпуска и начал сдавать сессию. Я не отговорила его, уверенная в способностях сына. Но способностей оказалось недостаточно. Некоторые зачеты не ставились просто из-за того, что он не присутствовал на занятиях. Объяснять всем, что он находился в больнице, Павлик то ли не умел, то ли не хотел. Когда он сообщил мне о том, что его отчисляют из университета, было поздно что-либо исправить. Могли, конечно, помочь деньги, я не сумела их дать. Для меня университет все еще оставался храмом науки, каким был в годы моей учебы, а он уже таким не был. Павлика отчислили. Он вернулся домой, стал работать.
А через два года случилось несчастье с Ниной Сергеевной. Она упала и потеряла сознание на кухне в своей квартире. Дверь у нее была не заперта, но закрыта на цепочку. Она пришла в себя, стала звать на помощь. Услышали соседи напротив, но войти в квартиру не могли. Я как раз пришла домой на обеденный перерыв, вызвала МЧС. Ребята из МЧС перерезали цепочку, открыли дверь, увезли Нину Сергеевну в больницу. Я позвонила Юле, она не сразу поняла, в чем дело, взялась объяснять, что у нее экзамены, приехать не может. Потом, конечно, приехала, находилась с матерью в больнице, ухаживала за ней. Нине Сергеевне становилось то лучше, то хуже, уход ей требовался постоянный, а у Юли самой было неважно со здоровьем, у нее была оформлена путевка в санаторий, надо уезжать. Звонили другой дочери Наташе, но та обещала приехать только через месяц. Ухаживала за Ниной Сергеевной до приезда Наташи сестра Нины Сергеевны по отцу Галина. Юля договорилась в больнице, чтобы Нину Сергеевну не выписывали до приезда Наташи, хотя курс лечения закончился, дальнейшее лечение и уход должны быть дома. Умерла Нина Сергеевна недели через три после приезда Наташи в день рождения Юли, той исполнилось пятьдесят лет, юбилей.
Наташа после смерти матери повела себя довольно странно, она стала доказывать, что материнская квартира должна принадлежать только ей. Юля хорошо зарабатывает, и ей достаточно квартиры в Саратове, за которую, кстати, Юля все еще выплачивала значительную сумму бывшему мужу. У Наташи имелась комната в Санкт-Петербурге. Комната большая, в старинном доме с высокими потолками, позволившими оборудовать еще комнатку во втором ярусе, но Наташа считала, что ей этого недостаточно, старшая сестра должна ей уступить.
Даже я вдруг каким-то образом оказалась замешана в выяснении их отношений. В наших погребах перед домом делали электропроводку, предупредили всех жильцов о необходимости обеспечить доступ в свои погреба. Юля в это время приехала, находилась в квартире матери, я попросила у нее ключ от ее погреба. Юля ключ не нашла, предложила сбить навесной замок с их двери, она купит другой замок. Замок сбивал наш сосед снизу, старший по подъезду, я к их погребу не подходила. Тем не менее, Наташа вдруг позвонила мне по телефону и стала обвинять в нарушении ее интересов. Я вроде бы самовольно взломала их погреб и смотрела, как Юля выносит оттуда чуть ли не все содержимое. В конце разговора Наташа сообщила свой номер телефона и предложила оповещать ее обо всех нарушениях ее интересов: «Вам это ничего не будет стоить, только наберите номер, я сразу же позвоню сама». Меня это предложение возмутило, а соседа снизу она как-то сумела убедить защищать ее интересы, даже оформила на него доверенность. Квитанции на оплату коммунальных услуг. Как и прежде, бросали в их почтовый ящик. В одном месяце квитанции забирал и оплачивал этот сосед Саша за Наташу, деньги она присылала. В другом месяце квитанции я передавала Галине, и она оплачивала их за Юлю, деньги присылала Юля. Но Галина жаловалась, что ей тяжело ходить, у нее разрушался коленный сустав, ходила она с палочкой. Квитанции за Юлю стала оплачивать я.
Три года квартира Нины Сергеевны стояла пустая. Наташа приезжала с младшим сыном на месяц во время отпуска. Юля тоже иногда приезжала, но останавливалась у меня, ночевать в пустой квартире родителей она почему-то боялась.
Однажды ко мне пришла соседка напротив и попросила заглянуть в соседнюю квартиру, в ее ванной сквозь бетон прогрызаются крысы. Запасные ключи мне Юля на всякий случай оставляла. Мы зашли в пустую квартиру вместе с Ириной. В комнатах никаких следов пребывания крыс не было видно, но в совмещенной ванной и туалете мне сначала показалось, что пол густо засыпан семечками. Но это были не семечки, а крысиный помет. Этот помет лежал на полке над ванной, на дне унитаза. Через канализационные трубы крысы пролезали в квартиру и чувствовали себя здесь полными хозяевами, никто им не мешал. Пришлось звонить Галине, Юле. Сошлись на том, что в квартире должен кто-то жить, надо пускать квартирантов. Но сначала надо вытравить крыс и заменить унитаз с неисправным бачком.
Галина купила сильно действующий яд. Крыс оказалось большое количество, мы получили «море удовольствия», выгребая их потом из квартиры. Мне и сантехнику, менявшему унитаз, стало плохо, надышались испарениями. Я отлеживалась сутки, а сантехник вроде даже попал в больницу.
Искала квартирантов Галина. Она сначала нашла хорошую, молодую семейную пару, но Наташа донимала их звонками, выдвигала какие-то требования, предлагала платить только ей, а не Юле. Молодым все это не понравилось, они ушли. Квартиру снял предприниматель вроде бы для своих рабочих. Но этот предприниматель оказался риэлтором, он снимал несколько таких квартир и предоставлял посуточно всем желающим за довольно высокую плату. Но желающие оказались настолько разные, что наш подъезд превратился, чуть ли не в притон. В квартире то всю ночь гремела музыка, ходили туда и сюда подозрительные личности, то набивались «под завязку» южные товарищи. Скромный командировочный, приехавший на курсы повышения квалификации, захотел помыться в ванной и залил соседей снизу, прорвало трубу. Естественно, стали возмущаться жильцы всего подъезда. Но от риэлтора оказалось не так-то просто избавиться. Он где-то прятался, не появлялся в квартире, не отвечал на звонки и не отдавал ключи. Подействовала только угроза рассказать о его деятельности в интернете, это заставило его отдать ключи.
После всего этого Галина отключила городской телефон, чтобы звонков от Наташи не было, и сумела договориться со студенткой педагогического училища и ее бабушкой. Бабушка пенсионерка согласилась жить на квартире с внучкой весь период ее обучения, побоялись оставлять девочку одну в чужом городе. Несколько лет проблем с квартирой и жильцами не было.
Сосед Саша давно отказался от взаимодействия с Наташей, у него хватало своих проблем, не до Наташи с ее требованиями и претензиями, Да и Наташа уехала с младшим сыном в Австралию к очередному мужу, оттуда не очень-то позвонишь. Хотя Юле она звонила, рассказывала о своей жизни, жаловалась, как ее обижает муж и просила прислать деньги, получаемые за сдаваемую квартиру. Юля жалела сестру, посылала ей свои деньги, потому что квартирных денег после оплаты коммунальных услуг оставалось совсем немного. А если повысить квартплату, эти квартиранты уйдут. Откуда много денег у пенсионерки и студентки? Продавать квартиру Наташа по-прежнему не хочет, все еще надеется получить ее в единоличное пользование.
Галина и Юля за несколько лет постоянного «сотрудничества» стали мне почти, как родные. Но студентка закончила учебу, из квартиры они уехали. Желающих снимать квартиры в нашем городе сейчас немного. Кто будет моими новыми соседями, крысы или риэлторы?