Старый крыс Абрам шуршит в норке, бубнит одни и те же песни молодости о походах, дальних странствиях и морских пучинах. Крыс Абрам – как раз тот персонаж, про которого говорят: сбежал с тонущего корабля. Был когда-то матросом, море любил больше, чем сыр. Другие крысы лакомились запасами, а он, романтик, любовался закатами. На воде они особенно хороши. Страсть к воде Абрам сохранил и на гражданке, благо дом его расположен рядом с Невой. В тепле и безопасности старые песни убеждали его в непоколебимости оседлого образа жизни, причем в одиночку. Нора на одно койка-место всегда приютит, как маяк засветит в самую страшную бурю.
Крыс любопытен и общителен, высовывает носик, чтобы проверить, куда ветер дует. В соседней норе обитает старая крыса с многочисленным выводком. Прозвал ее Абрам Сарой, потому как по характеру она настоящая еврейская крыса. С большим животом и тоненькими лапками, глазами-бусинками и очень практичным умом. Сара экономна до скаредности, почти всегда находится на кухне и лучше всех крыс в округе готовит форшмак. Абрам принюхивался, закатывал глаза в истоме и мечтал пропустить рюмочку другую вместе с Сарой. Но соседка не бывала одна. То детей в школу отправляла, то больного мужа лечила, то бывшего сожителя привечала. Абрам догадался, что несчастлива в личной жизни Сара. Ведь ее участь – всех накормить, напоить, излечить, а они все болеют и болеют! Проницательный Абрашка пронюхал, что мечтает соседка о молодом и здоровом крысе, который пощекочет усиками, потрется лапками, ударит нежно хвостиком, приласкает, как следует.
Собрав сводки наблюдений, пришел к выводу Абрам, что законный супруг Сары ушел в себя давным-давно. Возвращался лишь в день начисления пенсии. Тогда гуляла вся улица. Сара ставила бутыль самогона, от форшмака стол ломился, а под ним валялись селедочные головы. Рыбьи хвосты отдавались бедным и больным крысам.
Вот однажды пришла Сара с селедочным хвостиком к Абраму. Он встретил ее в тельняшке, аккуратно заправленной в брюки. Начищенная медная пряжка на флотском ремне блестела на солнце, падавшем из отверстия в нору. Соседка с удивлением разглядывала холостяцкое жилье: все книги да стеллажи с марками. Был Абрам заядлым филателистом. Посидели, Сара пригубила принесенной самогоночки, закусила хвостом. Абрам от алкоголя отказался. Соорудил напиток, достойный настоящего крыса, - подслащенное зелье из растворимого кофе. Глядя на плоский живот соседа, крыса вздохнула: у ее мужа пузо отвисло чуть ли не до пола. На Абрама Сара давно заглядывалась. Не понимала соседка: почто добро пропадает? Непьющий, марками увлекается, муху не обидит, а все один да один. И Абрам заприметил Сару. Понравились формы. Особенно круглый животик, да и глазки хороши – зырк-зырк, озорные! Как-то незаметно все сладилось, пусть и говорят недобрые крысы, что, мол, дурное дело нехитро. А какая же это дурость, может, любовь такая и есть? И тело, и душа, и ум, - все показалось прекрасным Абраму в Саре. Он ведь был настоящим романтиком! Называл пожившую крысу девочкой, да и сам краснел, как мальчишка, при каждом кокетливом вилянии хвостиком. Сплелись их длинные крысиные хвосты, и солнечного света в норе было так же много, как счастья в детстве.
Переехала Сара к Абраму. Стала за ним ухаживать, лечить да радоваться. Сама похудела от любви и радости. Так усердно Абрам обихаживал подругу, что шерстка обновилась, мышцы заработали, а глазки еще больше заблестели. Жить бы да радоваться дальше, если бы не прошлое Сары. ”Ох уж эти дамы с прошлым!” - сидел Абрам по ночам на кухне один, курил и страдал. То ли ревность, то ли эгоизм, но что-то определенно мешало. Да и выводок Сары вместе с мужьями взбунтовались. Пенсии лишили, стали шантажировать: ”Вернись, все простим!” А заболевания в этом крысином логове стали расти, как снежный ком. У главного крыса от подагры лапы скрючились, у бывшего мужа запой случился, а мелкие на помойках стали ночевать и дневать, питаясь, чем придется. Потянулись жалобы да укоры со всех сторон: ”Возвращайся, не нужны нам чужаки, мы ведь не евреи вовсе!” И действительно, вспомнила крыса, что Сарой стали ее называть, когда она с Абрамом снюхалась. Мама с папой были славянскими крысами, светлой породы да и широкой натуры. ”Ну и причесал же он тебя, в еврейку превратил!” - язвили соседи.
Впервые крыса подумала о любимом плохо. Если раньше он был идеальным, теперь все больше подруга раздражалась на окружающий мир и винила во всем сожителя.
От прозвища, однако, не отказалась. Как была Сарой, так ею и осталась. Пораскидывала мозгами крысиными и вернулась домой. Подумала, что от добра добра не ищут. Надо свою нору достраивать, свои руины восстанавливать. Крыс на переправе, пусть и крысиной, не меняют. Так она говорила соседкам за рюмкой чая. Теперь уже сама себя лечила, ведь забыть Абрама никак не могла. Она хоть и крыса, но женщина! Какая же женщина добровольно откажется от любви и ласки?
А что Абрам? Он отказался, сумев философски взглянуть на вещи. Он ведь никуда не бегал, как сидел в своей норе, так и продолжает. Смотрит в щелку, наблюдает, иногда носом потягивает, принюхивается. Песни старые по-прежнему его согревают. Мир огромный, и сар в нем предостаточно...
Фото В.Лозовского, разведенные мосты как символ разбежавшихся людей.