Мне было почти двадцать шесть лет, я была тонкая до прозрачности, новомодные лифты с нижним ограничением веса в пятьдесят килограмм не всегда соглашались меня везти, если я была одна, и я была мамой трёхлетнего пацана.
Пацан играл в песочнице с друзьями, я возвращалась к нему от магазинчика с мороженым, когда увидела, как прямо на него летит здоровенная собака породы ротвейлер. Морды собаки я не видела, и оценить степень её дружелюбности не было никакой возможности. Может быть, она хотела поиграть, может быть сожрать, может быть, она вообще приняла моего ребёнка за птичку и хотела полетать вместе с ним.
Для меня было понятно, что она летит к моему ребёнку, чтобы на него напасть. Почему я почувствовала это как угрозу, я не знаю, но собака здоровая, мой ребенок маленький, а хозяйка собаки стоит на краю детской площадки и не выглядит трезвой.
Время сгустилось как гель, дальше я всё воспринимала, как в замедленной съемке в кино. Мое тело рвануло вперед, а сознание увидело всё сразу – расстояние от собаки до ребёнка, расстояние между нами, скорость движения собаки и мою собственную скорость бега. Мамаш, сидящих на лавочке и расстояние от них до песочницы, хозяйку собаки и направление её взгляда. Я увидела каждую травинку на этой площадке. Каждый камушек, и, наверное, каждую песчинку в песочнице. И я поняла, что не успеваю. Совсем.
Очень медленно собака подлетела к моему ребенку и бросилась ему на спину, почти в тот же момент очень медленно долетела до песочницы я и всем телом бросилась между ребенком и собакой. Я даже помню, как медленно моё тело летело в этот небольшой зазор между собачьей мордой и спиной ребенка, и я помню, что я боялась закричать, чтобы сын не испугался ещё больше. На самом деле всё произошло так быстро, что никто из окружающих не успел что-то понять. Сын почувствовал только сильный толчок в спину, собака убежала сразу, как прибежала я, поэтому сразу после толчка он оказался у меня на руках, живой и здоровый, испуганный немножко и с царапиной на спине. Я смотрела на него, проверяла всё ли у него цело, не сильно ли он испугался, просила соседку присмотреть за ним пару минут, и всё это время, параллельно, я видела его лежащим неподвижно на песке, с неловко подвернутой рукой, и собаку с оскаленной мордой, и пасть её была в крови.
Я знала, что в реальности всё хорошо, ребёнок в безопасности, я до сих пор не знаю, откуда в моем сознании тогда взялась эта картинка, я подумала о том, что это вполне могло случиться, и время с треском вернулось в обычный режим скорости.
А я с треском ввалилась в состояние берсерка. Мне было не важно, ни как я выгляжу, ни сколько у меня сил. Во мне не было ни страха, ни морали, ни желаний, я просто знала, что никто и никогда не смеет причинять вред моему ребенку. Моё зрение сузилось настолько, что я видела только хозяйку собаки и дорогу между ней и мною. И я шла по этой дороге, чтобы её убить. Очень спокойно, твёрдо и без сомнений я шла, чтобы взять её за шею, сжать и держать так долго, пока она не задохнётся. У меня не было сомнений, что мои тонкие руки с этим справятся. Я вообще ни о чём больше не думала, я даже об убийстве не думала, я шла и знала, что я делаю.
Наверное, кто-то здорово подстраховывает меня наверху, потому что, когда я подошла совсем близко, что-то случилось со мной, а не с этой, почти убитой мною, женщиной. Весь воздух вышел из меня, а не из неё, вместе с желанием убивать, вернулось нормальное зрение, мельтешение мыслей в голове, я почувствовала чудовищную усталость и как дрожат мои руки. Я проверила у этой дуры хозяйки санитарную карточку собаки, это была собака медалистка со всеми прививками, я отбилась от всех её извинений, я поговорила с врачом, надо ли делать какие-то уколы ребенку, я ещё немножко поиграла с сыном в песочнице, а потом мы пошли ужинать.
На всю жизнь я запомнила, какой я могу стать, если дело касается безопасности моего ребенка. Как легко от меня может отлететь всё человеческое, как я могу увидеть не другого человека, а врага, на убийство которого у меня есть право. И когда мне говорят, что я слишком добрая, слишком доверчивая, не защищаю свои границы, пытаюсь найти компромисс, вместо того, чтобы настоять на своём – это неправда. Я просто умею выбирать и верю, что любой способ договориться лучше, чем убийство.
Что-то я забыла тогда, в этой истории, отчего она так отчетливо вспомнилась мне сейчас. И это про страх. Я совсем забыла, как сильно я испугалась. Сейчас, когда я это так отчетливо вижу, я понимаю, как иногда мне было страшно быть мамой в мире, в котором я могу не успеть. И сколько времени понадобилось мне, чтобы этот страх стал частью меня, а не я частью его. И чтобы в моих отношениях с детьми меня вела любовь, а не страхи.