6. О нашем поведении относительно других Часть 6с
(Продолжение части 6В)
М. – Трудно не быть покладистым и добрым по отношению к симпатичным нам людям. Неужели это может повредить отношениям?
Ш. – Это часто бывает при чрезмерной к ним ласковости и, предупредительности, которые делают их наглыми и невыносимыми, что и приводит к разрыву. В особенности же люди не могут выдержать мысли, что в них нуждаются: ее неразлучными спутниками бывают высокомерие и претенциозность.
М. – Вообще так бывает с недалекими людьми.
Ш. – У некоторых она возникает, до известной степени, в том уже случае, если мы с ними имеем дело, – быть может, если мы часто или в доверчивом тоне с ними разговариваем, они тотчас начнут воображать, что мы должны кое-что и снести от них, и попробуют раздвинуть границы, полагаемые вежливостью.
М. – Да, некоторые люди часто раздвигают границы вежливости, особенно с близкими и родными, считая, что с ними нечего церемониться: они никуда не денутся.
Ш. – Вот почему столь немногие годятся для сколько-нибудь близкого знакомства с ними, и надо особенно остерегаться того, чтобы не стать запанибрата с низменными натурами. Если же кто возымел мысль, что он для меня гораздо нужнее, чем я для него, то дело тотчас принимает в его уме такой оборот, как будто я что-нибудь у него украл: он будет стараться отомстить мне и вернуть себе похищенное.
М. – Увы, такое нередко случается. Действительно, очень мало людей, с которыми возможны по-настоящему дружеские отношения.
Ш. – Превосходство над окружающими приобретается исключительно тем, что мы ни в какой форме и ни в каком отношении не нуждаемся в других и показываем им это. На этом основании рекомендуется время от времени давать почувствовать каждому, будет ли это мужчина или женщина, что мы отлично можем обойтись без него: это укрепляет дружбу.
М. – Что до меня, я никогда не стремился к превосходству, а только к равенству в дружеских отношениях. Но в них, безусловно, должна быть взаимность. Как писал известный суффийский философ Инаят Хан: «Не бери того, чего не можешь вернуть, ибо равновесие жизни обеспечивается взаимностью». Значит, Вы советуете быть более сдержанным в близких отношениях?
Ш. – Если же кто-то действительно для нас очень дорог, мы должны скрывать это от него, как будто бы это было преступление. Такой совет не особенно-то отраден, зато он верен. Даже собакам трудно не испортиться от больших ласк, не говоря уже о людях.
М. – Все это очень грустно. Должен признаться, что, хоть никогда и не считался совершенным глупцом, очень часто ошибался в людях и наделал много ошибок. Был наивным идеалистом. Стыдно сказать, но мои куда менее образованные и способные коллеги разбирались в людях гораздо лучше. В практических делах они оказывались более умелыми и сведущими, чем я.
Ш. – То обстоятельство, что люди с более благородными задатками и высшими дарованиями так часто, особенно в юности, обнаруживают поразительное отсутствие знания людей и практического ума и потому легко попадают в обман или делают иные промахи, тогда как низменные натуры могут ориентироваться на свете гораздо быстрее и лучше, – объясняется тем, что при недостатке опыта приходится судить a priori, и что вообще никакой опыт не может в этом отношении соответствовать a priori. Ну, а это a priori людям обыкновенного пошиба дает критерий в собственном «я», людям же благородным и даровитым – нет, ибо благодаря этим самым свойствам они значительно разнятся от других. Вот почему, когда они судят о чужих мыслях и делах на собственный образец, их расчеты оказываются ошибочными.
М. – Значит, есть надежда со временем во всем разобраться и избегать повторения печальных ошибок.
Ш. – Однако и такой человек может a posteriori, то есть из чужих наставлений и собственного опыта, увидеть наконец, чего надо ждать от людей в их целом, – именно что приблизительно 5/6 их в моральном или интеллектуальном отношении таковы, что кого не связывают с ними обстоятельства, тот делает лучше, если заранее их избегает и, насколько это возможно, остается вне всякого с ними соприкосновения. И все-таки едва ли когда возникнет у него исчерпывающее понятие об их мелочности и ничтожестве; нет, все время, пока он живет, ему придется постоянно его расширять и пополнять, а между тем – очень и очень часто ошибаться в расчетах к своему ущербу.
М. – Значит, даже опыт и приобретенная осмотрительность не убережет от ошибок?
Ш. – Да и тогда, когда он действительно примет к сведению полученные уроки, все-таки приведется ему временами, попав в общество еще не знакомых для него людей, удивляться тому, как, однако, все они по своим речам и лицам выглядят вполне разумными, честными, чистосердечными, почтенными и добродетельными, притом, пожалуй, еще сообразительными и остроумными. Но это не должно вводить его в заблуждение.
М. – Почему же это заблуждение – может, люди там окажутся именно такими?
Ш. – Природа поступает подобно Шекспиру и Гёте, в произведениях которых всякое действующее лицо, будь это сам дьявол, пока мы его видим и слушаем, оказывается правым, так как в основе его положен внутренний принцип, благодаря которому его слова и действия оказываются естественными, следовательно – необходимыми.
Таким образом, кто ожидает, что на свете черти странствуют с рогами, а дураки с погремушками, тот всегда будет их добычей или их игрушкой.
М. – Ну, с возрастом, как некогда сказал шекспировский Гамлет, «я еще отличу сокола от цапли». Все-таки мы становимся менее доверчивыми. Правда, обмануть нас по-прежнему нетрудно.
Ш. – Но сюда присоединяется еще то, что при взаимном общении люди поступают как луна, именно – всегда показывают только одну свою сторону, и у каждого есть даже врожденный талант превращать путем мимики свою физиономию в маску, которая представляет как раз то, чем он, собственно, должен бы быть, и которая, рассчитанная исключительно на его индивидуальность, настолько плотно к нему прилегает и подходит, что получается крайне обманчивое впечатление.
Он надевает эту личину всякий раз, когда ему нужно вкрасться в чье-нибудь расположение.
М. – Тогда выходит, что пока ты «пуд соли не съешь» с человеком, у тебя всегда будет о нем превратное представление.
Ш. – Во всяком случае, надо старательно остерегаться очень благоприятного мнения о человеке, с которым мы только что познакомились, иначе нас чаще всего ждет разочарование к нашему собственному стыду или даже ущербу.
М. – Значит, чтобы не разочаровываться, не следует слишком очаровываться.
Один из героев замечательного писателя М. Алданова, умный пожилой француз в беседе с человеком, упрекающем его в мизантропии, говорит: «Кого только я, древний старик, не встречал… Что ж, ошибался ли я в оценке людей, с которыми сталкивала меня судьба? Да, разумеется, бывало. Но как? Недооценивал? Нет, я переоценивал гораздо чаще. Теперь я к каждому человеку подхожу с самыми худшими предположениями на его счет. Поэтому остаюсь вполне равнодушным, когда мои предположения сбываются, а в случае ошибки испытываю приятное удивление. Так много спокойней жить».Вероятно, в этом совете есть смысл. Просто надо наблюдать и делать выводы.
Ш. – Именно в мелочах, когда человек не следит за собой, обнаруживается его характер, и здесь часто на ничтожных поступках, на самых его приемах можно отлично наблюдать безграничный, совершенно не считающийся с другими эгоизм, который потом не преминет сказаться и в важных делах, хотя бы его и прикрывали. И не следует упускать таких случаев.
М. – Но люди непостоянны: где-то проявят эгоизм, а где-то самоотверженность. Разве так не бывает?
Ш. – Если кто-нибудь в мелких повседневных житейских происшествиях и отношениях ведет себя бесцеремонно, стремясь только к своей выгоде или своему удобству в ущерб другим; если он присваивает себе назначенное для всех и т. д. – то будь уверен, что в его сердце нет места для справедливости, но что он и в важных случаях будет негодяем, где только закон и сила не свяжут ему рук, и не пускай его на порог.
М. – А разве не следует в каких-то мелочах проявить терпимость? Все люди небезупречны. И мы постоянно что-то прощаем и забываем, иначе – с кем жить?
Ш. – Прощать и забывать – значит бросать за окно приобретенный драгоценный опыт.
М. – То есть Вы не советуете забывать прегрешения ближних? Лучше сразу прекращать отношения?
Ш. – Когда же человек, с которым нас соединяет какая-нибудь связь или знакомство, причиняет нам известную неприятность или досаду, нам остается только решить вопрос, настолько ли он нам дорог, чтобы мы согласны были еще раз и многократно претерпеть от него то же самое, даже и в более сильной степени, или нет. При утвердительном ответе нечего много разговаривать, так как слова здесь мало помогут; нам приходится, следовательно, проглотить обиду с применением увещаний или без них, но мы должны знать, что этим мы еще раз напрашиваемся на то же самое. При отрицательном же ответе нам надо тотчас и навсегда порвать с ценным другом.
М. – Разве не стоит дать ему шанс? Ведь он может осознать свою неправоту, исправиться?
Ш. – В подходящем случае он неминуемо поступит точно так же или вполне аналогичным образом, даже если он теперь торжественно и искренно уверяет нас в противном. Все, все человек может забыть, только не самого себя, не свою собственную сущность. Ибо характер, безусловно, неисправим, так как все поступки человека вытекают из внутреннего принципа, благодаря чему он при одинаковых обстоятельствах всегда должен делать то же самое и не может поступать иначе.
М. – Вы, безусловно, правы. Я не раз пытался восстановить дружеские отношения, прерванные из-за непозволительного поведения близких приятелей. Ничего хорошего из этого не выходило: через некоторое время ссоры повторялись, менялся только повод.
Ш. – Поэтому также вновь примиряться с другом, с которым мы порвали, – слабость, за которую мы платим, когда он при первом случае снова делает как раз то самое, чем был вызван разрыв, – даже еще с большей развязностью, в скрытом сознании своей для нас необходимости.
М. – Если характер неизменен, то как же людям удается приспосабливаться к столь быстро меняющейся реальности? У нас четверть века назад внезапно изменился государственный строй. Вы бы удивились, с какой скоростью вчерашние атеисты превратились в глубоко верующих, правоверные коммунисты и комсомольцы оказались диссидентами и борцами с режимом.
Ш. – Напротив, люди меняют свой образ мыслей и поведение с такой же быстротой, как меняются их интересы; их намерения – это векселя на такой короткий срок, что надо самому быть еще более близоруким, чтобы не предъявлять их к протесту.
М. – Очевидно, научиться разбираться в людях слишком сложно. Как быть?
Ш. – Для того чтобы вообще составить себе столь нужное ясное и основательное представление об истинной и очень печальной натуре человеческой, как она проявляется в большинстве случаев, чрезвычайно поучительно пользоваться стремлениями и поступками людей в литературе как комментарием их стремлений и поступков в практической жизни и vice versa (наоборот). Это очень помогает тому, чтобы не заблуждаться ни на свой, ни на их счет.
М. – Да, книги настоящих писателей помогают лучше понимать жизнь и восполняют пробелы в собственном опыте, особенно, если он невелик. Однако, отбросив иллюзии, легко впасть в депрессию.
Ш. – Но при этом никакое проявление особенной низости или глупости, на которое мы наталкиваемся в жизни или в литературе, не должно быть для нас поводом к унынию и досаде: мы должны получать в нем просто материал для познания, видя в нем новый вклад в характеристику человеческого рода и потому закрепляя его в памяти. Тогда мы будем рассматривать его приблизительно так же, как минералог – попавшийся ему очень характерный образец какого-нибудь минерала.
М. – Не каждому удается соблюдать отстраненность ученого. У большинства, и я – не исключение – отношение к окружающим скорее эмоциональное. И мои друзья – люди умные и порядочные. Так что «мир не без добрых людей».
Ш. – Исключения есть, даже необъятно большие, и разница между индивидуальностями огромна, но, в общем, как давно уже замечено, мир лежит во зле – дикие пожирают друг друга, а культурные друг друга обманывают, и это называется порядком вещей.
На этом невеселом заключении мы прервали нашу беседу…
(Продолжение следует)