6. О нашем поведении относительно других Часть 6А
«О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха...»
А. С. Пушкин
«Ад – это другие»
П. Сартр
(Продолжение)
М. – Уважаемый Учитель, в предыдущих беседах Вы очень убедительно доказали, что счастливым может быть только человек, предпочитающий уединение, так как «на свете может быть выбор только между одиночеством и пошлостью». Однако мы всю свою жизнь находимся среди людей, и очень важно уметь правильно строить с ними отношения. Давайте поговорим об этом.
Ш. – Чтобы пройти свой путь в мире, полезно взять с собой большой запас предусмотрительности и снисходительности: первая предохранит нас от убытков и потерь, вторая – от споров и ссор.
М. – Это, безусловно, замечательные качества, но предусмотрительность, на мой взгляд, возникает только как результат горького опыта, а снисходительность, то есть терпимость, зависит от темперамента. От вспыльчивого человека вряд ли можно ее ожидать.
Ш. – Кому приходится жить среди людей, тот не должен безусловно отвергать ни одной индивидуальности, так как она ведь все-таки установлена и дана природой, хотя бы, следовательно, индивидуальность эта была самой плохой, самой жалкой либо самой смешной. Напротив, он должен принимать ее как нечто неизменное; в случаях прискорбных надо думать: «Должны существовать и такие чудаки».
М. – А как быть, если не хватает терпения выносить, скажем, тупость или грубость кого-то, с кем по необходимости приходится иметь дело?
Ш. – Относясь к делу иначе, мы поступаем несправедливо и вызываем в другом вражду на живот и на смерть. Ибо никто не может изменить своей собственной индивидуальности, то есть своего морального характера, своих познавательных сил, своего темперамента, своей физиономии и т. д.
Таким образом, ему остается только бороться с нами как со смертельным врагом: ведь мы согласны признать за ним право на существование под тем только условием, чтобы он стал иным, нежели требует его неизменная природа.
М. – Да, это безнадежно. Остается одно – приспособиться и терпеть.
Ш. – Поэтому, мы, если желаем жить с людьми, должны каждого принимать и признавать с данной его индивидуальностью, какова бы она ни оказалась, и вправе заботиться лишь о том, чтобы извлечь из нее пользу, какую она может дать по своему характеру и свойствам; но нам не подобает ни надеяться на ее изменение, ни осуждать ее без дальних слов в ее настоящем виде. Таков истинный смысл выражения «жить и давать жить другим».
М. – Этот старинный принцип мне известен, но, к несчастью, далеко не все люди склонны давать жить другим.
Ш. – Задача эта, впрочем, не так легка, как справедлива, и счастливым надо считать того, кто может навсегда избавить себя от некоторых индивидуальностей.
М. – Конечно, задача трудная, причем избавляться от неприятных личностей, по-моему, рано или поздно, следует непременно.
Ш. – Относительно многих самое умное будет думать: «Изменить я его не изменю, постараюсь поэтому его использовать».
М. – Может быть, это и умно, но трудно исполнимо. Ведь часто в разговоре самая невинная реплика, самое, казалось бы, безобидное высказывание вызывает у «некоторых индивидуальностей» внезапную гневную отповедь, и остается только недоуменно пожать плечами.
Ш. – Достойно изумления, как легко и скоро сказывается в беседе между людьми однородность или разнородность их ума и сердца: она дает себя знать во всякой малости. Если даже разговор касается самых посторонних, самых безразличных вещей, то между лицами, существенно разнородными, почти каждая фраза одного более или менее не по душе другому, а иная прямо возбуждает в нем досаду.
М. – Вот, оказывается, в чем дело: просто мы разные. Правда, эта агрессивность мне все равно непонятна.
Однако большинству людей все-таки удается найти общий язык и наслаждаться общением, пусть и довольно поверхностным.
Хочу Вам рассказать: в сегодняшнем мире миллионы людей разных стран и возрастных групп проводят все свободное время в социальных сетях интернета, сообщая незнакомой публике мельчайшие подробности своей жизни и размещая фотографии себя любимого, членов семьи, друзей и всего, что попадется на глаза. Вы такое не могли себе и вообразить.
Ш. – Люди однородные тотчас и во всем чувствуют известную солидарность, которая при значительной однородности скоро слагается в полную гармонию, даже в унисон. Этим объясняется прежде всего то, почему во всех отношениях дюжинные личности обнаруживают такую общительность и всюду так легко находят себе вполне хорошее общество – таких добропорядочных, милых, отличных людей.
М. – Им можно позавидовать. А что сказать о людях «с лица необщим выражением», как писал замечательный русский поэт Е. Баратынский о своей музе?
Ш. – С человеком недюжинным бывает обратное, и в тем большей степени, чем он даровитее, так что при своей обособленности он в состоянии чувствовать временами порядочную радость, выискав в другом какую-нибудь однородную с ним самим черту – хотя бы в самом слабом виде. Ибо каждый может иметь для другого лишь такое значение, какое тот имеет для него.
М. – Поясните, пожалуйста, эту мысль.
Ш. – Никто не может видеть выше себя. Этим я хочу сказать: всякий усматривает в другом лишь то, что содержится и в нем самом, ибо он может постичь и понимать его лишь в меру своего собственного интеллекта.
М. – И что из этого следует?
Ш. – Если последний принадлежит к самому низкому сорту, то все умственные способности, даже величайшие, не окажут на него никакого действия, и в обладателе их он не подметит ничего, кроме только самых низменных черт его индивидуальности, то есть увидит лишь всю его слабость, недостатки его темперамента и характера. Из них он и будет состоять в его представлении.
М. – Значит, глупцу никогда не понять, что он имеет дело с интеллектуалом?
Ш. – Высшие умственные дарования так же не существуют для него, как цвет для слепого. Ибо никакой ум не виден тому, у кого ума нет, а всякая оценка есть продукт стоимости ценимого и познавательного кругозора ценящего.
(Продолжение следует…)