Глава XVIII
За завтраком основной темой для обсуждения стала неожиданная встреча старых знакомых, Карла и Александры. Ксения Гавриловна поначалу настороженно слушала историю знакомства в Карлсбаде ее невестки и нового приятеля ее сына. Однако, ее тревога быстро улетучилась после того как в рассказе появился Александр Гаврилович, представленный рассказчиком в качестве главного действующего лица. К тому же, из писем Еланского к Эрнсту она была информирована о холодности натуры Александры.
После завтрака господину Нагельману все-таки удалось пригласить Александру на ферму. Стенмарк младший выказал неподдельный интерес к молочному животноводству и отправился вместе с ними.
Где бы ни побывали в этот день Карл и Александра, на коровьей ли ферме, в сепараторной, или на маслобойне, везде Александра замечала, что основным предметом для разглядывания и любования для молодого барона являлась она. Александра в очередной раз с удивлением ощутила, что ей очень приятно это внимание. К счастью, господин Нагельман был так увлечен своим хозяйством и рассказами о нем, что не замечал, что основное внимание его экскурсантов направлено друг на друга.
Обеда как такового в семье Нагельманов не было. Обычай этот сложился, верно, оттого, что в обеденную пору супруги, как правило, были далеко друг от друга. Эрнст был на выезде по делам, а Ксения либо занималась бухгалтерией, либо помогала Маттеусу и Хильде по хозяйству.
На ферме Карлу и Александре было вручено по огромной кружке молока и по куску хлеба с сыром. И молоко, и сыр оказались такими вкусными, что Александра не смогла не вспомнить об этом за ужином, когда день подошел к концу и все собрались в столовой. Господин Нагельман был очень доволен впечатлением, которое, как ему казалось, произвело его хозяйство на гостей.
- Вы познакомились только с производством молока, сливок и масла. А вот как делается этот замечательный сыр, вы узнаете завтра. Мы поедем на сыроварню.
- Но я хотел бы попросить прощения, герр Нагельман. Дело в том, что мы с Густавом завтра возвращаемся в Ревель. И я предложил фрау Еланской прокатиться с нами. Посмотреть город. Александра Ивановна никогда не бывала в Ревеле, и кто знает, когда еще придется побывать в Эстляндии.
- И что же, Александра, ты согласилась? – Ксения Гавриловна повернулась к невестке.
- Да… я… вот… - смутилась Александра. – Говорят Ревель – красивый город… и похож на Стокгольм…
- Ну, раз он похож на Стокгольм, тут уж конечно, нельзя не съездить, - немного насмешливым тоном произнесла фрау Нагельман, почему-то глядя на молодого барона.
Карл Стенмарк немного смутился, и пробормотал что-то о том, что Ревель в эту пору очень красив, старые стены крепости, плющ, фонтаны, красивый вид на море.
- Выехав утром, вы будете в Ревеле под вечер. Где вы намерены остановиться? – Продолжала Ксения Гавриловна.
- Мама, ты же знаешь, что в Ревеле полно приличных гостиниц, - в разговор вступил младший Нагельман. – Взять хоть «Петербург», очень приличная гостиница.
- Ну, положим, на приличные гостиницы у тебя не должно было быть денег. Я правильно полагаю, Ксения? – Сразу откликнулся старший Нагельман, сразу свернувший на больную тему.
- Да, конечно, но я просто слышал, что «Петербург» - очень приличная гостиница,- оправдывающимся тоном ответил Густав. – Сам я обычно останавливаюсь в номерах Вайса.
- Если бы ты занимался по жизни делом, то ты смог бы сам платить за гостиницу «Петербург». А не за номера Вайса. Если, конечно, ты в них ночуешь.
- Эрнст, я думаю, мы успеем обсудить нашего сына в другой раз, - укоризненно произнесла Ксения Гавриловна.
Господин Нагельман беспомощно развел руками, затем поднял бокал с вином, молча кивнул всем головой и одним махом осушил этот бокал.
Александра перехватила торжествующий взгляд Карла Стенмарка.
После ужина устроили маленький праздник. Густав играл на рояле, причем оказалось, что играет он очень прилично, а все остальные танцевали. Карл и Эрнст по очереди танцевали с обеими дамами, у всех все получалось, музыка гремела, платья шуршали, свечи горели, вино лилось в бокалы. Это был маленький, но настоящий бал.
Казалось, что хозяйка дома очень рада такому завершению дня и такому началу знакомства со своей невесткой. Карл Стенмарк, новый товарищ ее сына тоже произвел на нее благоприятное впечатление. Ей было немного досадно на то, что молодой барон и Александра между собой говорили по-шведски, и даже слыша половину их болтовни, она не могла быть в курсе дела. Но, в конце концов, ей, как опытной женщине, многое было ясно и без знания шведского. Она понимала, что Стенмарк влюблен в Александру, и что надо было бы по хорошему как-то воспрепятствовать этой поездке, в которой холодность невестки может серьезно подтаять, но … что-то удерживало ее от активного вмешательства в этот начинающийся роман.
Что ее удерживало, этого, наверное, Ксения Гавриловна не смогла бы себе объяснить. Память лучшей подруги, Насти Луниной, первой жены брата, которую теперь заменила эта красивая шведская фарфоровая кукла? Или тот давний мужнин загул, в котором, как все нормальные жены, она считала виноватыми всех, кроме самого гуляки? В данном случае она винила Александра, который, овдовев, на несколько лет пустился в женском вопросе во все тяжкие.
Так или иначе, Ксения Гавриловна не вмешалась в этот довольно откровенный флирт.
На следующее утро возница Александры отвез всю троицу в Дерпт, и вернулся в усадьбу. На ратушной площади Александра, Карл и Густав сели в дилижанс, и, проведя почти весь день в милых беседах, прибыли в Ревель.
Вечерело, извозчик отвез путешественников в гостиницу «Петербург», где они взяли два номера – люкс для Александры и один обыкновенный на двоих мужчин.
Поужинать решили в старом городе. Ресторан «Зеефее», по словам Густава, был хоть и несколько своеобразен, но приличен. Карл и Александра не стали спорить с завсегдатаем Ревельских увеселительных заведений, и согласились.
Ужин, действительно, был очень хороший. Размер порций мало интересовал молодую женщину, а вот качество провизии она оценила, особенно на фоне воспоминаний о трактирах по дороге из Луги в Дерпт. Особенный шик застолью придавало хорошее французское вино, которое, из предложенных сомелье, выбрал Карл Стенмарк.
Александра поймала себя на мысли о том, что она не в первый раз посещает ресторан с двумя мужчинами. В прошлые разы одним из мужчин был ее муж, Александр Гаврилович Еланский, а вторым – весельчак и балагур Стенмарк младший. В этот раз роль весельчака и балагура досталась Густаву Нагельману. В какой же роли теперь Карл Стенмарк? Внезапно для нее самой, в голове у Александры мелькнула глупая мысль представить Стенмарка на месте Еланского. С огромным удивлением для себя Александра поняла, что это получилось! Она отчетливо представила себе Карла Стенмарка в постели, в халате за столиком на террасе, на лужайке с детьми. Увидев в сознании эти довольно четкие картины, она почему-то сразу задала себе вопрос, а согласилась бы она на все это? Не найдя ответа сразу, она почему-то смутилась этим своим мыслям, и на какой-то вопрос Густава ответила невпопад. Увидев удивленные взгляды мужчин, Александра смутилась еще больше, и извиняющимся тоном произнесла:
- Прошу меня простить, господа, мне что-то не по себе, наверное, устала в дороге. Я думаю, что мне лучше отправиться в гостиницу отдохнуть.
- Я отвезу вас, фрау Еланская! – Воскликнул Карл Стенмарк, и переглянулся с Густавом.
Войдя в гостиницу, поднявшись на второй этаж, и подойдя к двери номера, Александра замешкалась. Она предполагала, что молодой барон попросит разрешения войти. Она не знала, что она ему ответит. Она не хотела с ним расставаться, но ее немного пугали ближайшие минуты. Они пугали ее неизвестностью, она не знала, что ей делать в этой, с одной стороны ясной, а с другой стороны, очень двусмысленной ситуации. Барон медлил с вопросом, а Александра не решалась войти в номер одна. Ситуация осложнялась тем, что в коридоре могли появиться другие постояльцы и тогда точно нужно будет расставаться. Встряхнув головой, точь в точь, как это иногда делала фру Элеонора Валениус, фру Еланская открыла номер и вошла, не закрыв за собой дверь. Дверь эту закрыл Стенмарк, который вошел вслед за Александрой, осторожно ступая по ковру.
На столе Александра обнаружила ведерко с шампанским на льду. Удивившись, она повернулась к барону. Увидев немой вопрос на лице женщины, Стенмарк тихо произнес:
- Это я заказал. Мне показалось, что оно нам пригодится.
Александра подошла к окну, немного отодвинув рукой занавеску, посмотрела на улицу с редкими прохожими.
Карл Стенмарк неслышно подошел к ней и взял обеими руками за плечи. Немного помедлив, Александра повернулась к барону лицом, и опять посмотрела на него таким же взглядом, как и тогда, в березовой роще Нагельманов. И опять у Стенмарка захватило дух от этих бездонных синих глаз, подернутых томной поволокой. Александра тихо, но часто дышала, ее рот был, как и тогда, чуть приоткрыт. Тогда, в роще, молодой барон не осмелился поцеловать ее, но сейчас… что-то было пройдено уже в их отношениях, что-то говорило ему, что можно… и нужно….
- Сесилия, - прошептал молодой человек, и прикоснулся своими губами к пухлым губам молодой женщины. Затем прикоснулся еще раз, нежно, но немного сильнее.
- Карл! – Тихо выдохнула Александра, и их губы слились в долгом поцелуе, от которого голова закружилась, и куда-то улетела, а сердце забилось с неизвестной до этого силой.
Оторвав свои губы от губ Карла Стенмарка, и разомкнув объятия, Александра чуть-чуть отстранилась от мужчины и начала раздеваться. Пальцы плохо слушались, не все пуговицы и шнурки поддавались сразу.
Посмотрев какое-то время на раздевающуюся Александру, молодой барон тоже начал довольно торопливо совлекать с себя одежды.
Вскоре широкая кровать гостиничного люкса приняла в свои недра два трепетных тела, и весело заскрипела.
* * *
Мария читала утреннюю газету, и не могла поверить своим глазам. Император убит в Петербурге. Какие-то преступники бросили бомбу под карету, затем еще одну под ноги царю. Александр Второй скончался от полученных ран.
Мария прочитала эту новость несколько раз, пытаясь осмыслить происшедшее. Она вспомнила императора, каким она его видела во время аудиенции, и попыталась представить его себе на смертном одре, в окружении близких. У нее не очень получилось.
Обдумывая это событие, Мария еще не знала, какое значение для ее судьбы имеет происшедшая в столице трагедия.
* * *
Через полгода, в конце августа, она получила письмо из Петербурга, от Полины Владимировны Вершининой, которая просила ее приехать в столицу по одному важному, безотлагательному делу. Что за дело, и в чем его важность и безотлагательность, Полина Владимировна не написала, но Мария справедливо рассудила, что такая серьезная женщина, как госпожа Вершинина, не будет шутить, или вызывать ее в столицу из-за какого-нибудь пустяка.
Небольшие свободные деньги у Марии были, и она, в очередной раз поручив маленького Владко фру Элеоноре и Пиркко, отправилась в Петербург.
От Финляндского вокзала извозчик повез ее через Литейный мост и Фурштатскую, мимо Таврического сада, утопавшего в зелени. Мария с грустной улыбкой смотрела на милые ее сердцу улицы и дома. Когда коляска повернула на Кирочную, ей вспомнилось, как она здесь познакомилась с Веселином. Она попросила извозчика ехать именно тем путем, которым тогда, несколько лет назад она со своим будущим мужем бежала под дождем с детьми Вершининых. Слезы невольно навернулись на глаза молодой женщины, когда она увидела Мытнинскую улицу, Овсянниковский садик, и дом, в котором жили Антон Савич с Полиной Владимировной, и в котором она провела часть своей юности.
Расплатившись с извозчиком, Мария с душевным трепетом подошла к парадному крыльцу. Швейцар мгновенно открыл дверь и, узнав бывшую гувернантку Вершининых, заулыбался, и запричитал приветственные слова.
Поднявшись на второй этаж, Мария прикоснулась пальцами к ручке звонка, не сразу решившись позвонить. Затем, глубоко вздохнув, осторожно позвонила, и почему-то отступила на шаг назад от двери.
Дверь открыла незнакомая девушка горничная. Она вопросительно посмотрела на Марию, и произнесла:
- Чем могу служить, мадам?
Мария не нашлась сразу что ответить, но довольно быстро справилась с собой.
- Я Мария Дражич, Полина Владимировна мне писала, я…
- Господи, Мадлен! Слава Богу, ты приехала! – Хозяйка по старой памяти встретила гостью на французском. – Катерина, прими пальто и саквояж. Пойдем, пойдем скорее в комнаты. Катерина, подай нам кофе в гостиную.
Войдя в гостиную, Полина Владимировна усадила гостью на диван, сама села рядом, взяла руки Марии в свои и продолжала:
- Я по-прежнему называю тебя Мадлен, как когда-то, когда ты жила с нами.
- Как мои бывшие подопечные, ваши замечательные дети?
- Их уже четверо, все сейчас на даче в Тайцах. Старшие иногда тебя вспоминают. Особенно Павлик. Но я позвала тебя в такую достаточно дальнюю дорогу по другому поводу. Это касается капитана Дражича. Я знаю, что он не писал тебе об этом, боялся заранее обнадеживать, и расстраивать, если что-нибудь пойдет не так.
- Что вам известно о Веселине? – Воскликнула Мария дрожащим голосом, не зная, что думать, что предполагать.
- В связи со вступлением на престол его величества, императора Александра Третьего, была объявлена высочайшая милость, амнистия некоторым осужденным. Антон Савич и его приятель, граф Невельский, сделали все от них зависящее, чтобы капитан Дражич попал в этот список.
Слезы хлынули из глаз Марии, она припала губами к рукам Полины Владимировны.
- Капитан Дражич в Петербурге, - продолжила говорить генеральша, высвободив правую руку и погладив Марию по голове.
- Что?! Веселин здесь, в Петербурге?!
- Да, моя милая Мадлен! Ты случайно его не застала. Он живет у нас уже второй день. Я дала ему немного денег, и он пошел справить себе одежду более приличную, чем ту, в которой он к нам добрался. Кстати, он пошел не один. В Петербурге сейчас его старинный приятель, офицер, Юрий, не запомнила его фамилии.
- Карташев!- Воскликнула Мария. – Они служили вместе под Одессой, и вместе воевали в Сербии. Надо же, и Юрий приехал. Мы были дружны семьями. Я знала, и любила супругу Юрия, Ларису Константиновну.
- Вот, вот, они пошли вдвоем с этим Юрием. Завтра приедет Антон Савич, и мы все поговорим о том, что можно и нужно делать дальше. А переночуете вы с мужем в твоей бывшей комнате. Гувернантка Люси с детьми в Тайцах, и приедет через неделю.
- Люси? – Задумчиво переспросила Мария. – Помнится, я была дружна с одной гувернанткой по имени Люси. Она была француженка, служила у …, не могу сейчас припомнить фамилию, помню только, что они жили на Кирочной, в доме, угловом с Таврической.
- Это она. Лавровы увлеклись англоманией, теперь у них все по английски. Детей они тоже поручили заботам англичанки. Мода на Люси прошла. Теперь она у меня, и я еще не имела повода быть ею недовольной. Но ты, Мадлен, все равно другое дело. Для меня ты как младшая сестра, не знаю, право, почему. А Антон Савич любит тебя как дочь.
Мария еще раз попыталась поцеловать руку Полины Владимировны, но та придержала ее обеими руками за голову, и поцеловала в лоб.
- Куда же пошли Веселин и Юрий? – Почему то беспомощным голосом произнесла Мария, встав с дивана и подойдя к окну.
- Они скоро должны прийти, они пошли в какой-то магазин готового платья, на Слоновую, а может быть, на Староневский. Гляди, кофе совсем остыл. Давай, выпьем по чашке!
Полина Владимировна пересела за кофейный столик под настенными часами. Мария присела рядом, машинально взяла чашку, налитую хозяйкой и выпила без сахара и сливок. Она не обратила никакого внимания на вкус кофе, поставила чашку на стол, и, промокнув губы салфеткой, снова подошла к окну. Внизу шумел детскими голосами Овсянниковский садик. Теплый августовский ветерок робко проникал через открытую форточку. Мария посмотрела направо, в сторону полицейской части, затем налево. Тяжело вздохнув, она отвернулась от окна.
В этот момент зазвенел дверной колокольчик. Для молодой женщины звук этого колокольчика звучал сильнее, чем бой колоколов Исаакиевского собора. У нее перехватило дыхание, она прижала правую руку к груди, и почему-то посмотрела на Полину Владимировну. Взгляд этот был такой беспомощный, что генеральша подхватилась со стула, и обняла Марию за плечи. Было слышно из прихожей, как горничная Катерина открывает дверь, как на ее голос отзываются мужские голоса, среди которых слышен его голос. Его, Веселина.
Мария перестала дышать. Она хотела выйти в прихожую, но почувствовала, что не может сделать ни одного шага. Дверь в гостиную открылась… и Мария, потеряв сознание, упала в руки вошедшего мужа. Веселин уложил жену на диван. Тут же вокруг захлопотали Полина Владимировна с Катериной, то брызгая на гостью водой, то поднося к ее носу флакон с нюхательной солью.
Вскоре молодая женщина открыла глаза. Она встретилась взглядом с мужем, и протянула к нему руки. Веселин опустился на колени рядом с диваном и, взяв в свои ладони руки жены, начал осторожно целовать их. Глубоко вздохнув, Мария села, жалобно посмотрела на Полину Владимировну, и тихо сказала:
- Прошу вас простить мою слабость. Мне уже гораздо лучше.
- Да что ты, что ты, Мадлен, Бог с тобою. Это ведь счастье то какое, Веселин снова с тобой.
При этих словах госпожа Вершинина вытерла платком невольные слезы, навернувшиеся на глаза.