«Зачем, Господь, меня Ты сотворил?
От искуса греха, зачем не охранил?
Теперь, за грех, Ты наказал жестоко.
Но не дал мне защиты от порока!
В ответ Господь сказал, меня любя:
Нет, ты не прав. Не наказую Я!
Тебя всегда Я от греха спасаю.
И мерзостею зла убить не позволяю».
Странник.
Вернулся вчера с похорон старого знакомого. Настолько старого, что его, наверное, можно называть другом! – Хотя, в последние годы, мы виделись редко, почти что случайно. Но, тем не менее, мне вспоминалось о нём почти ежедневно. И в этом совершенно не было ничего необычного. Ведь знакомство в течение тридцати лет, уже как то помимо твоей собственной воли, начинает довлеть над тобой. – Количество переходит в качество, и этот человек начинает составлять значительную часть твоих воспоминаний, даже если бы ты к этому не особо стремился. Всё это протекает как бы само собой, без какого-либо твоего сознательного участия в этом.
Вернулся я под сильным впечатлением от того горя, в которое это печальное событие повергло всю его семью. Особенно вдову и его младшего сына, который недавно, почти только что, пошёл в школу. Не помню точно, в какой он ходит класс. Помню только то, что начальная школа …
Более всего, меня затронули и потрясли её слова – плачь и крик души: - «Господи! – За что ты нас наказал?», - всё время повторяла она, прижимая к себе сына, который долго старался не плакать; очень старался, но, побеждённый её слезами, всё же, не сдержался …
Это были эмоции потрясающей искренности! Поэтому, скорее всего, они легко сломили не только сопротивление мальчика, пытающегося быть взрослым и выглядеть по-взрослому, но и многих взрослых мужчин, не говоря уже о женщинах…
Мне показалось, что у всех были слёзы в глазах! – не остался равнодушным ни один человек. Даже водитель катафалка и работники похоронного бюро, обеспечивающие похоронный процесс, были молчаливы и сдержанны. Хотя, обычно, они ведут себя на похоронах достаточно вольно и раскованно.
Таково было искреннее горе этих двух людей, что было трудно, наверное, почти невозможно, чтобы душа не погрузилась в глубины мыслей и чувственных переживаний на тему этих её слов – о «наказании божием».
В добавление ко всему, в этот же день приключилась довольно резкая смена погоды. С утра было ясно! И день обещался быть таким же солнечным и жарким, как и предыдущий. Но, примерно к одиннадцати часам, поднялся ветер. Ко времени отпевания в кладбищенской церкви, нагнало облака, и облачность стала поистине переменной, то очищая небо, то вновь затягивая его, скрывая солнце. Погода как бы крепилась из последних сил – совсем как сын покойного, который постоянно находился, вместе с матерью, у отцовского гроба, и притягивал к себе взгляд.
И также как и он, погода не сдержалась! Когда пришла пора прощания, перед опусканием гроба в могилу, заморосил слабый дождик.
Но рабочие, всё равно заторопились, опасаясь того, что земля раскиснет и им придётся заканчивать свои труды в грязи. Они принялись очень быстро засыпать могилу, и это приводило мне на память воспоминание о моём собственном поведении, когда пытаешься быстрее завершить какое-нибудь неприятное или нежеланное дело, чтобы как можно скорее избавиться от него.
И это тоже прибавило свои ноты грусти к тому душевному состоянию, которое охватило меня к концу вчерашнего дня.
Ночь я провёл беспокойно …
Во сне перемешались тридцатилетние воспоминания, связывавшие меня с усопшим, горе и слёзы матери и сына, и многое из того, что я читал, в разное время и в разных местах: о промысле божием, о законе и любви, о суде и милости, добре и зле, жизни и смерти, рае и аде …
Проснувшись утром совершенно невыспавшимся и не отдохнувшим, с «раздраем» в душе и спутавшимися мыслями, я выглянул в окно и ещё больше поник духом. – За окном висела почти осенняя «хмарь»! – и только термометр за стеклом убеждал, что на дворе не осень. Было по-летнему тепло …
Поняв, что так просто мне не победить «хандру», охватившую меня, я, кое-как умывшись, поплёлся к иконам. И вдруг поймал себя на мысли, что мне вот сей час, сейчас же, хочется постоять в пустой кладбищенской церкви, там, где был вчера. И пред тамошними образами излить все свои ночные недоумения и сомнения …
Был будний день, службы там не предстояло, а на работе я взял «отгул» на два дня, в связи с похоронами и поминками.
Воспрянув духом, я поспешил закончить все необходимые утренние дела и поехал туда, где провёл вчера несколько часов, ставших причиной моего грустно-печального состояния …
Ехать к Кладбищенскому концу, так называлась эта городская окраина, надо было долго. Трамвай, как всегда, тащился не спеша и убаюканный этой специфической «трамвайной» атмосферой, я погрузился в неспешное созерцание картин, проплывавших за стеклом окна, у которого я устроился; на своём любимом трамвайном месте. На этом месте мне всегда было уютно и хорошо думалось. Я всегда старался занять именно его, если это было возможно…
Вот и сейчас, с удовольствием задумавшись, чему способствовало однообразие пейзажей за окном трамвая, я вдруг вспомнил о другой своей подобной поездке, к Поклонному Кресту…
Это тоже была конечная остановка, правда совсем в другой стороне города, у реки и железнодорожного вокзала. К тому же пора была тогда более поздняя, уже полная ранних осенних красок. Поэтому и заоконные пейзажи тогда выглядели интереснее…
Как же давно это было! – Лет десять назад, если не больше…
Вдруг, солнечный свет попал мне в глаза. Посмотрев на небо, я увидел, что хмарь рассеивается. Это происходило довольно быстро, хотя ветра особо не ощущалось. Вероятно, на высоте он был сильным. К тому же, я ощутил прохладу. Похолодало сильно. И в купе с тем, что солнечный свет, играя на мокрой листве, иногда окрашивал её в жёлтые тона, мне стало казаться, что за окном уже осень.
Я поразился такому «влиянию» моих мыслей на окружающую природу и, как-то, вдруг, вспомнил о Страннике; о своих необъяснимых встречах с ним именно в такие моменты душевного разлада, который я переживал и сейчас…
Моё сердце наполнилось предощущением новой, нежданной и необычной встречи…
Доехав до конечной: «Городское кладбище», я вышел, оказавшись единственным пассажиром в вагоне. – Совсем не заметил – как и где оказался один. И с удивлением обнаружил, что даже не помню с кем ехал. И, сам удивившись своей задумчивости, поспешил от остановки к центральному входу кладбищенской ограды, сразу за которым, посередине площадки городского мемориального комплекса «Памяти…» и стоял храм, являясь смысловым центром всего мемориала - «Памяти согражданам».
В народе его называли по-разному! Кто «память усопшим», кто «памятником покойникам», а кто и вообще «трупным» мемориалом.
Кладбищенская церковь была освящена во имя иконы Богородицы – «Всех скорбящих Радость». Её скульптурный образ стоял как раз напротив входа в храм, перед главной стеной мемориала, на которой размещались доски с именами почетных граждан города, похороненных здесь. Как в самом мемориале, так и на территории кладбища.
Перед скульптурным изображением «Скорбящей радости» Божьей Матери горел «Вечный огонь»…
Войдя в храм, я совсем не удивился, увидев того, о ком так ясно напомнила мне интуиция…
Он стоял в левой половине, почти у самого алтаря, где рядом с иконостасом стояло большое и резное скульптурное изображение «Голгофы», а чуть далее, ближе к западной части левой стороны, помещался канун, где совершались панихиды и заупокойные литии.
Странник совсем не изменился со времени нашей первой встречи, происшедшей лет пятнадцать назад и был не один! Рядам с ним стоял молодой человек, лет около двадцати и с удивлённым упоением слушал его.
Глядя на лицо Странника, я будто сам ощущал тёплый свет его улыбки и доброго, чуть ироничного, взгляда светящихся и сверкающих внутренним светом глаз. А широко распахнутые глаза и немного приоткрывшийся рот его слушателя, многое говорили мне о состоянии его молодого слушателя. Это состояние навсегда запомнилось мне со времён наших бесед…
Невольно прикрыв глаза, я, словно воочию, увидел прямо перед собой это странное лицо, с глазами, производившими на меня такое впечатление, будто сама Вечность смотрит на меня.
Придя в себя от этой «встречи на расстоянии», я уже было собрался подойти немного ближе, чтобы ненавязчиво обозначить своё присутствие и не помешать беседе…
Но, вдруг, словно что-то меня остановило! Какое-то мысленное препятствие или барьер, отразившийся во мне целым потоком мыслей:
- Не надо… Я уже совсем не тот младенец, возрастающий в вере, каким был пятнадцать – двадцать лет назад, когда впервые встретил Странника…
И не нуждаюсь в таком телесно ощущаемом общении и в таком, физически зримом, руководстве…
К тому же мы не встречались вот уже больше десяти лет! Видно, не возникало такой необходимости, как это было раньше, в начале моего пути к Спасителю…
А что касается моих сегодняшних волнений… то стоит лишь немного подумать, молитвенно предстоя Спасителю и вопрошая Его, и всё разъяснится, станет понятным и очевидным…
Едва я, глядя на беседующего не со мной Странника, уловил все эти мысли, как он неожиданно посмотрел на меня, кивнул, будто бы своим мыслям, и продолжил свою беседу с молодым человеком…
Но я понял, что он, с самого моего появления, заметил меня и теперь поздоровался со мной. Я тоже, здороваясь с ними, поклонился, и отошёл к правой части иконостаса, где в первом ряду располагалась икона «Господь Вседержитель».
В это иконе, как и в других иконах Древней Церкви, на которых преимущественно изображался лик Спасителя, меня всегда притягивали, в первую очередь, Его взгляд и глаза. И сейчас, стоя перед большой иконой с портретным изображением Иисуса Христа «Вседержителя», я, наконец, понял почему! Наверное, в этом сыграла свою роль моя сегодняшняя встреча лицом к лицу со Странником - встреча на расстоянии.
На меня, с иконописного образа, очень похоже смотрели практически те же глаза! Практически тот же взгляд из Вечности…
И, в этот момент, до меня дошёл смысл названия одной из древних икон Спасителя, который до этого, как-то ускользал от моего сознания…
Она называлась - Иисус Христос «Вечное вопрошание»… и своей композицией очень напоминало одновременно два образа: «Господь Вседержитель» и «Спас в силах»…
Постояв перед образом Вседержителя, я попытался ощутить себя перед лицом Вечности… и опять мне помог мой нынешний мгновенный опыт - «столкновения на расстоянии» - лицом к лицу со Странником…
Я «вживую», ясно и чётко ощутил на себе взгляд Спасителя! Он перестал быть написанным, нарисованным, изображённым. Стал реальным и живым…
Я будто попал в некое место без времени и пространства. Или это было состояние, в котором был только Он и я?! – и больше никого…
И ещё… Я ощущал в себе предельную искренность и нежелание избегать предельно острых вопросов, задаваемых мною самому себе. Мне казалось, что если я допущу в этой беседе с самим собой, хоть малейшее лукавство, Он тут же отвернётся от меня! - и это ощущение кристальной чистоты и прозрачности, лёгкости пребывания во мне Духа, меня тут же покинет…
Увидев внутри себя что-то ослепительно белое, более плотное, чем туман и, одновременно, более лёгкое, я был озадачен, удивлён и даже немного испуган! Но это что-то не дало место во мне этому страху…
Распространяясь внутри меня быстро и легко, из каких-то, как я понял, глубин, но не из телесных глубин, где располагается чрево и всё, что оно вмещает, а из сердечных, это белое нечто достигло глаз и остановилось, как будто закрыли кран, и ванна перестала наполняться…
В этот момент исчез всякий намёк на какой-либо страх, и во мне разлилось спокойствие и безмятежность.
Одновременно с этим я как бы увидел себя с нескольких позиций:
- Я стоял и смотрел на образ Вседержителя;
- Я сам был Вседержителем и смотрел на стоящего передо мной меня;
- Я смотрел со стороны на себя и Вседержителя, стоящих друг напротив друга, неотрывно и внимательно смотрящих друг на друга.
И в этой третьей позиции, видел, что это ослепительно белое нечто наполняет нас обоих! Только в моих глазах оно плещется и стоит, а из глаз Вседержителя оно обильно изливается, окутывая Его и меня еле заметным облаком. Видимо это облако и было причиной тех странных и блаженных ощущений и образов, охвативших меня и видящихся мне…
Успокоившись, я вспомнил о том, что хотел обратиться к Вседержителю со своими нынешними недоумениями, и, вдруг, понял, что у меня не осталось никаких непонятных слов, мнений и вопросов. - Все ответы на них очевидны и по-детски просты…
Мне уже никто и ничего не объяснял! Я всё объяснял сам себе!
Все мои рассуждения связывались воедино двумя фразами, по-моему, из пророка Исайи. Одна из них: - «Проклят всякий человек, повисший на древе!», а вторая: - «Проклят всякий человек, говорящий - Господь наказующий!»
Преступление заповеди о главенстве совести над умом, которая отражена библейским образом невкушения плодов с древа познания добра и зла, приводит каждого из нас, в своё время, к самораспятию себя на древе нашей собственной гордыни и бессовестности. Человек становится страдальцем! – пленником и жертвой своего собственного закона совести, действие которого в себе самом он никак не может отменить. Как бы он ни хотел этого и к этому не стремился.
Как же спастись человеку от этого самоосуждения к смерти?
Как сказано: - «Древом падение смертное, через Древо и восстание из мёртвых!»
Имеется в виду Крестное Древо, на которое и взошёл первым Спаситель мира, чтобы указать и нам этот спасительный для нас путь.
Господь Бог – наш Творец, а не Судья! Он Любовь, а не Справедливость; Оправдание, а не Наказание. Наш Бог – это только Милосердие…
Мы путаемся в себе самих!
Нас осуждает наша совесть! – и, одновременно, через нашу совесть говорит с нами Бог…
А мы, не зная любви, потеряв её, однажды, в нашей жизни, не различаем эти голоса в себе. Не можем отличить голос своей совести от голоса Бога!
- И, естественно, обвиняем Его в жестокости, укоряем за справедливость, требуем любви к себе.
- И, совсем забываем, что требовать любви можно только от себя, а не для себя!
Поэтому мы, постоянно, всё более и более погружаемся в те проклятия, которыми сами проклинаем себя, обвиняя Бога в том, в чём повинны сами…
Вина человека складывается из его личной вины перед другими людьми и из личных вин других людей перед этим человеком…
Как распутать этот комок спутанных нитей вины?
За какую из ниточек надо потянуть?!
Господь Иисус Христос Вседержитель показал всем нам пример…