Дуновение тайны

Декоратор2
Совсем недавно я открыла для себя трепетное творчество удивительной художницы Рахель Цион. Ее картина «Ива» поразила меня своим замыслом и лиричным исполнением. Именно «Ива» нашептала эту сказку-фантазию.

- " -

Вековая озерная ива, мудрая и величественная, погибла в одну из летних гроз. То была особенная, сухая гроза из преисподни. Она налетела черным вихрем, утопив ясный день в кромешной тьме. Неуправляемая стихия без устали сталкивала лбами несущиеся по небу шальные тучи, высекала из них огненные стрелы молний и вколачивала их в озерную гладь. Вода с гневным шипением, гасила злость небесных хищниц, темнея и наливаясь яростью. Пучок стреляющей огненной смерти угодил в вершину ивы, и вознеслась вековая красавица к озверевшим небесам ярким пылающим светочем. Онемела гроза от своей жестокости, расчистила небо, порвав в клочья тучи. Солнце, пробившееся через пелену дыма, с грустью лицезрело обугленное, в три обхвата, древесное тело. Выгоревший изнутри, почерневший ивовый ствол вскоре утратил равновесие, проскрипел на всю округу старческим артритом, рухнул в озерные воды и ушел на вечный покой в глубинное, топкое дно.

На месте сгоревшей ивы пророс гибкий ивовый прут, превратившийся в скором времени в солнцелюбивое деревце. Юная ива, дружелюбная и общительная, быстро перезнакомилась с обитателями лесного озера и стала любимым местом отдыха для ребятни. С ее ветвей, босоного мелькая пятками, ныряли мальчишки, держа форс перед девчачьим народонаселением. Девчонки, фасонясь, украшали себя венками из кувшинок, пленяя подрастающую мужскую половину юной прелестью и свежестью озерной прохлады. Тихими вечерами ива частенько слышала жаркий шепот влюбленных и сердечные клятвы, но свято хранила тайну услышанных ненароком признаний.

Но однажды, в один знойный летний день пришла беда. Разом осиротели ива с озером. Отзвенели детские голоса, отшептали влюбленные, плоские листья разросшихся кувшинок затянули водную гладь, в которой нашла свою погибель местная девушка. Спасла тонущего мальчонку душа отважная, а самой выплыть силенок не хватило. Вязкая топь поглотила юное тело, а лихой ветер разнес дурную славу об озере по всем близлежащим деревням. Поговаривали, что это сгоревшая ива мстит небесам, цепляя людей ветками и затягивая их в илистое дно.
 
Скорее всего, так и было, потому что вскоре у ивы появилась Тайна. По ночам, когда лунный свет прокладывал серебристую дорожку по озерной глади, бледные женские руки осторожно раздвигали разросшиеся камыши. Бесшумно, не оставляя на воде ряби, Тайна подплывала к величественной иве, карабкалась по стволу к вершине, удобно устраивалась в гамаке из узловатых сучьев и засыпала. Когда озерная выпь начинала скрипеть своей луженой глоткой, Тайна просыпалась, сладко потягивалась, вороша копну зеленоватых волос, бесшумно соскальзывала в воду и исчезала в зарослях болтливой осоки и чопорных камышей.

Душа ивы разрывалась от желания поделиться с кем-нибудь своей Тайной. Но выбора не было. Выпь посвящать в свой секрет не хотелось. Она и без того была перегружена обязанностями. Ведь не так просто было ей, птице, будить по утрам озерных жителей и угадывать погоду на грядущий день. Ведь благодаря прогнозам выпи, многочисленная рыба зарывалась в придонный ил, или резвилась на поверхности, гоняясь за мошкарой. Кряква по реву выпи понимала, когда лучше лететь со своим выводком на далекое болото за лягушками. Дикие ондатры по нудному скрипу вещуньи правильно выверяли время выгула своего потомства. Болтливому ветру и вовсе не хотелось поверять свою Тайну. Он не сдержан и склонен к преувеличению. Из-за него, болтуна, озеро стало нелюдимым, а тропа к нему проросла диким малинником.

Человек, достойный Тайны, появился в середине лета. Это была дама зрелых лет. Благородство облика сдержанно сочеталось с простым одеянием. Широкополая шляпа, длинная юбка, льняная блуза и неизменное нефритовое ожерелье оттеняли бездонную грусть женских глаз. По хриплому дыханию и одышке дамы, ива уловила больную немощь ее худого тела. Учитывая внушительную отдаленность деревни, ежедневные появления этой настойчивой паломницы, вызывали невольное уважение. Всякий раз женщина устраивалась в тени, раскрывала мольберт и уверенно наносила мазки на белый холст, бросая взгляды на роскошное дерево. Ива извелась от любопытства, так велик был соблазн рассмотреть полотно. Приглашенный ветер расстарался, мощно раскрутив воронку своих вихрей. Он ловко разметал плакучие ветви дерева по небу, позволив заглянуть на работу дамы.

Ива ахнула от восторга и счастливо зазвенела листвой. Она узнала на белом полотне себя, достойную дочь сгоревшей ивы, стройную, зовущую созерцателей, сияющую жизненной силой изумрудной кроны. Ива отражалась в озерной глубине размытым видением, создавая легкую рябь касанием своих плакучих кос.

С тех пор так и повелось. Гостья изо дня в день, в разных ракурсах, передавала холсту роскошь озерной ивы, превращая свои работы в утонченные пейзажи. Эти пейзажи постепенно наполнялись летним теплом, бездонной синевой небес, вечерней прохладой, шуршанием нетерпеливой осоки, ароматом зреющей дикой малины. Полотна трепетали листвой, в них был слышен плеск прозрачных вод, но для убедительного завершения картины, недоставало последнего, волшебного штриха, который ускользал и не давался кисти. Тогда ива, нарушив обет молчания, приоткрыла завесу своей Тайны.
 
Женщина, удобно расположившись неподалеку от полюбившегося дерева, внезапно ощутила чужое присутствие. Она вгляделась в листву, звеневшую сильнее прежнего, и невольно вздрогнула от неожиданности. Из плотной лиственной завесы, не отрываясь, на нее смотрела душа ивы. Лик души отчетливо проступал своей бледностью на древесном фоне, а глаза, огромные и бездонные, как озеро, целились в женское сердце, чтобы излечить его и остаться там навсегда жизнеутверждающей Тайной самобытного таланта...

Женские руки, подчиняясь неведомой силе, запорхали над картиной легкими стрекозами. Независимо от хозяйского сознания, руки творили на полотне великое таинство. Появлялись новые мазки, штрихи, оттенки. С каждой секундой пейзаж становился объемней, выразительней и весомей. Портрет ивы оживал, звеня ярким многоцветьем. И вдруг он засиял лучистым светом бездонных глаз чистой таинственной души, наделяя весь мир равновесным умиротворением.

Очнувшись от наваждения, женщина всмотрелась в свою работу.
Пейзаж тихо пел нежной флейтой.
Он был наполнен колдовским ароматом тайны.
Он ликовал и светился счастьем.
Он имел бездонную глубину лесного озера.
В нем слышалось отдаленное эхо и легкий шелест прибрежных трав.
 
Натруженной рукой женщина сняла нефритовое ожерелье, подошла к иве и повесила украшение на одну из веток. Остудила руки и лицо прохладной озерной водой и уважительно попрощалась с удивительной ивой, исцеливший ее.

Вернувшись к своему месту, женщина обнаружила на мольберте букет кувшинок, перехваченных водорослью. С длинных цветочных стеблей еще стекали прозрачные капли, а из озерных камышей доносился тихий, как плеск воды, благодарный девичий смех…

  Фото замечательной картины "Ива" взято из Интернета.
  Светлая память Рахель Цион, подарившей миру огромное творческое наследие!