доброе утро.
Раскрыв слипшиеся после беспокойного сна глаза, Хэрриет огляделась по сторонам, слегка нахмурив брови. Пролежав в растерянности ещё несколько секунд, она повернулась в другую сторону, а затем резко отскачила назад. Рядом с ней лежали Уилл и Никки. Девушка схватилась за волосы, пытаясь прокрутить в голове события прошедшего вечера, но почувствовала лишь горькое послевкусие алкоголя во рту и резкий удар похмелья по мозгам. Отдёрнув одеяло, Хэрриет увидела, что на ней ничего нет, ровно как и на подле лежавшей парочке. После этого она ещё раз взглянула на них и быстро вскочила с постели. Собрав с пола свои шмотки, Хэрриет хотела унести ноги как можно дальше от этого места.
86400 секунд назад.
Плотно затянутые шторы на больших, почти панорамных окнах абсолютно не пропускали солнечного света, возвещающего о приходе нового дня. Джессика убирала с полок беспорядочно лежавшие на ней безделушки, а Мими сворачивала ковры, оставляя дощатые полы беззащитными от царапин.
— Что это вы делаете? — с недоумевающими нотками в голосе спросила Хэрриет, глядя на «тотальную чистку», которую здесь отродясь не проводили.
— Сегодня мы устраиваем хастл. Хочешь к нам присоединиться? — ответила Джесс, сметая пыль с бронзовых антикварных ваз, которые коллекционировала Вайолет.
— Спасибо, но нет. Мне хватило того раза, когда ты накачала меня самбукой. До сих пор приходится краснеть за свои пьяные выходки... К тому же у меня сегодня вторая смена в магазине, так что я ещё успею натусоваться с покупателями, — соврала Хэрриет, пытаясь как можно быстрее улизнуть от настойчивости и зорких глаз девушек, за километр чуявших её ложь и неуверенность в голосе.
Быстро шмыгнув в застеклённые двери магазинчика, она незаметно прокралась к прилавку, чтобы её не отчитал за опоздание начальник. Но куча оправданий, извинений и вранья не спасли от раздачи штрафа на кругленькую сумму. Упавшее на самое дно настроение мигом поднялось при виде любимого блондина в бойфрендах. Дин зашёл проведать её и они долго болтали о всякой всячине, какую любят обсуждать влюблённые дурачки в разгар конфетно-букетного периода. Но их идиллию прервал вошедший в это обиталище разномастных существ, застрявших в виниловых пластинках, Уилл. Разрушитель человеческих иллюзий и воспитатель нечестивых рыцарей безмолвно продвигался по аллее звёзд различных музыкальных эпох.
— Что ты здесь делаешь? — без какого-либо энтузиазма в голосе спросила Хэрриет.
— А что? Разве нельзя? — обходя прилавки, изобразил удивление парень. — Вот, как раз то, что мне нужно, — хватая с полки первую попавшуюся пластинку, добавил он.
— Ага, ясно. Теперь-то ты можешь уйти?
— Ты что, выгоняешь меня? Или, может, я помешал вам распространять герпес друг по дружке? — посмеивался дружелюбный дружок Хэрриет, за что был одарён презрительными взглядами со стороны парочки. — Я тут подумал, совершенно внезапно, о том, как вчера жёстко трахнул Никки, раза три за ночь. Сегодня она дома не появлялась? Небось, сидеть не может, бедненькая, — не успел закончить Уилл, как получил по морде от брата «бедненькой».
— Что ты сказал, подонок?! Я тебя порву!
Дин с криками набросился на провокатора, пытаясь то ли придушить, то ли сломать череп неугомонившемуся парню, который, на своё горе, никак не мог уняться. Блондин явно превосходил своего оппонента по силе, показывая всё своё мастерство калечить людей, которому он был обучен в полицейской академии. Скорее всего, Дин прикончил бы злословившего самоубийцу, если б в их драку не влезла Хэрриет. Но, как оказалась, совершенно напрасно, ведь Дин случайно отвесил ей смачную оплеуху, отчего девушка отлетела метра на три и ударилась головой о прилавок. Парень быстро слез с избитого Уилла, и тот смог перевести дыхание во время тайм-аута. Он еле поднялся и с гордо поднятой головой стряхнул с себя грязь и пыль. Видимо, ему не пришлась по душе идея быть использованным в качестве половой тряпки. Поэтому и решил быстренько свалить под шумок, пока ещё не прилетело.
Тем временем Дин рассыпался в извинениях перед Хэрриет, которая находилась в полуобморочном состоянии.
— Зачем ты это сделал? Ты должен быть выше этого! — хватаясь за ноющую от боли голову, девушка пыталась свалить всё на дурость и идиотизм Уилла. Ей было невдомёк, почему её парень так резко отреагировал на нелестный комментарий по поводу его сестры. Хэрриет думала, что любой спор и конфликт можно решить при помощи слов, но как же сильно она ошибалась.
— Хэрриет, прошу тебя, — взяв её за руку, серьёзно произнёс Дин, — отучи себя от привычки лезть в мужскую драку. Конечно, мне очень жаль, что так вышло, но тебе не нужно было соваться мне под руку...
— Что?! Ты хочешь сказать, это я виновата в том, что получила кулаком по затылку от твоей руки? — взбесилась она, отодвигая от себя парня.
— Почему ты стала защищать человека, который оскорблял мою сестру? Возможно, тебе не понять, что я чувствую по отношению к родному человеку, но это неправильный поступок с твоей стороны.
— Да, ты прав. Сироте никогда этого не понять! — огрызнулась Хэрриет, выдёргивая свою руку из сжимавших её ладоней Дина. — Но, знаешь что? Твоя ненаглядная сестричка ведёт себя как последняя потаскуха. Так что ей надо радоваться и молиться на Уилла, хоть кто-то терпит её несносный характер! — злорадствовала она, причиняя ещё большую боль своему парню. Дин неодобрительно покачал головой, скривив губы. На его хмуром лице одновременно читалось и разочарование, и непонимание того, что происходит с его любовью к ней. Это чувство медленно распространялось по телу, достигая самых глубин и заставляя сомневаться в правильности сделанного когда-то выбора быть рядом с этим человеком.
— Кто ты такая? — подходя ближе к ней, прошептал Дин. Заглянув в глаза Хэрриет, он как бы пытался понять, что ей движет в эти минуты. Неужели между ними встали неразрешимые разногласия, которые могут привести к летальному исходу их отношений? Дин не торопился делать поспешных выводов. — Что ты сделала с мягкой и ранимой девушкой, которую я полюбил? Сейчас я вижу лишь мрачную тень, оставшуюся от неё.
Закончив свой монолог, он развернулся и вышел из магазина, тяжело ступая по кафелю и отбивая произвольную чечётку кедами. Хэрриет стояла в полнейшем ступоре, чувствуя вину и стыд за свои слова, но не смогла даже пошевелить пальцем для того, чтобы остановить любимого человека, который становился всё дальше и дальше от неё, во всех смыслах этого слова. Её ноги и руки не желали слушаться, включив ненужную в этот момент гордость и предубеждение о том, что парень должен сделать первый шаг к примирению, даже несмотря на то, что заварила эту кашу она и повела себя с ним как полная стерва. В глубине души, в самых потаённых её уголках, Хэрриет осознавала, что поступила неправильно, облив его сестру грязью с ног до головы, но обида была сильнее. Поэтому она даже не шелохнулась на пути к осмысливанию своих действий. Вместо этого наша студентка, комсомолка, спортсменка и просто красавица решила отправиться на вечеринку и проявить все свои самые «лучшие» качества на ней, надравшись как следует. Хэрриет думала, что сделает это назло Дину, но назло она могла сделать только самой себе.
Вечеринка.
Свет стробоскопов отражался разноцветным сиянием в глазах. Казалось, что одно его касание способно унести сознание за тысячу морей, а вместе с ним и проблемы. Но с восходом солнца волшебство кончается, и остаётся лишь отглух похмелья, больно ударявший в голову. Зато с приходом ночи, когда оживают все внутренние демоны человека, в самом начале представления, хочется отпустить прошлое и отдаться бушующим волнам тьмы, которые унесут так далеко, насколько это возможно. Даже если под кайфом. Даже если всего лишь до рассвета.
Вокруг куча народа, столы, заставленные бутылками различного спиртного и пепельницами с грудой окурков. Громкая музыка, яркий свет, выпивка, пьяные дамы и господа совсем не консервативной внешности. Разврат, наркотики, секс. О да, прекрасное место для отдыха. Из-за похотливых самцов, смешавших в своем организме различную отраву: алкоголь и дурманящие средства, происходит ранняя беременность и стремительно растет детская смертность. И вся эта гремучая смесь приключается буквально за каких-то несколько часов.
Хэрриет сначала было не по себе, но с каждой рюмкой, раскрепощаясь всё больше и больше, она погружалась в атмосферу лёгкости. Здесь неважно, кто как двигается и танцует. Неважно, кто и что о тебе думает. Ты вряд ли встретишься с этими людьми в обычной жизни, а если и встретишься, то не поймешь этого, ведь на этой девушке уже не будет того короткого платья и яркого макияжа, а на том парне — того дорогого костюма.
В освещённый гирляндами балкон на первом этаже под руки вбежали парень и девушка азиатской внешности, держа в руках зелёные стеклянные бутылки, наполненные незнакомым «зельем». Все были навеселе, а один из участников этой попойки с длинной чёлкой, закрывающей пол-лица, и кольцом в ухе, измельчал кокаин кредитной картой, разделяя его на полосы. Выражения их лиц с каждой секундой становилось более пустым и вялым, но им всё ещё хотелось отрываться на полную катушку, выжимая из себя эмоции без остатка.
Накурившись в квартире, они пошли на какую-то площадку, где собирается подобный разношёрстный «бомонд», состоящий из оригинально подстриженных, одетых, обутых и накрашенных подростков. Но факт остаётся фактом — всё они были фриками.
Пацан лет восемнадцати в парке цвета хаки и розовом свитшоте, изрядно укурившись спайсом, жаловался на тяжёлую жизнь наркомана в Нью-Йорке.
— Конечно же, покойники не шкуроходят, но кладмен — моральный урод! Закладка была закопана на кладбище у могилы. Всё бы ничего, но на холоде и в снегу, когда уже конкретно яйца отваливаются, достаточно сложно её найти, плюс всякие однофамильцы попадаются... — жалостливо протянул торчок, намешивая какую-то адскую смесь в железной крышке из-под бутылки пива.
— Закладчик то ли грёбаное животное, то ли Слендермен, видимо, с метровыми пальцами, ибо неизвестно, каким образом он думал доставать вмазку, запиханную в трубу на глубину тридцать грёбаных сантиметров! Пришлось отпилить полтрубы саморезом. Помимо этого, на меня набросилось две своры бродячих и голодных собак, которые чуть половину копчика мне не откусили! Предупреждать же надо, только в светлое время суток и с оружием, а то загрызут к чертям собачьим.
Девушка с выжженными перекисью водорода волосами и в белом халате медсестры добавила, нервно хихикнув:
— Ребята надёжные закладки делают, поэтому, если идёте забирать ночью, — берите с собой кого-нибудь. Меня почти изнасиловали бомжи. Так мне сказали, что «если бомж симпатичный, то, скорее всего, это был кладмен, который просто маскируется». Жаль, но с живыми я не сплю.
Все присутствующие ха-ха словили от таких «помпезных» историй. Особенно нелегко было искать клад в туалете универа, в котором оные не обучались. Приходилось по три дня умолять пустить вахтёршу якобы в деканат, оставив паспортные данные. Тяжела же всё-таки жизнь нью-йоркского наркомана...
Потусив на улице, они вернулись обратно и заняли столы, диваны и всё, что только можно было занять. Напротив постепенно начавшей скучать Хэрриет сидел Уилл с Никки на коленях и нюхал кокс. Недалеко от них, через два человека, сидел упитанный мужчина средних лет с бородой, просверливающий Хэрриет взглядом. Ей стало не по себе от этого и она просто отвела глазки в сторону. Через некоторое время девушка отошла в уборную, где пыталась немного освежиться и передохнуть от гудения в ушах из-за кричащих битов, но в проходе к ней подошёл тот самый бородатый мужчина, пялившийся на неё, и прижал к стенке. Она хотела закричать, но верзила зажал её горло одной рукой и начал душить. Хэрриет тщетно пыталась вырваться из рук маньяка, но неожиданно в прохожую вбежал Уилл, который ударил его бутылкой по голове. Он упал на пол, а вновь спасший её парень продолжил избивать ногами лежавшего психопата. Тут на Хэрриет что-то нашло, некая внезапная ярость нахлынула на неё. Она почувствовала, как эритроциты начинают разбегаться по телу с большей скоростью, или же прорвались какие-то дамбы, которые плотно сдерживали потаённые ресурсы, задействованные во время опасности. Поэтому стоявшая в стороне девушка набросилась на обидчика, и они вместе начали колошматить верзилу, беспомощно валявшегося на полу.
В соседней комнате долговязые и больше похожие на выходцев из племени Масаи негры танцевали на матрасе. Затем, присев на корточки, высыпали измельчённую таблетку экстази в ложку, которую нагрели свечкой. Наркотик быстро растворился и эту смесь вобрали через вату инсулиновым шприцом. Раствор ввели Лори, которая долгое время находилась в состоянии абстиненции и воздерживалась от употребления наркотиков. Её организм не выдерживал этой пытки, пришлось уступить галлюциногеннам, дабы не окочуриться. После введения Лори блаженно откинула голову назад, а глаза закрылись сами собой — сейчас она находилась не там, а чувствовала лишь обманчивую эйфорию, с концом которой вновь придётся падать со всей силы с небес на землю, теряя восковые крылья, расстаявшие на солнце.
Битые стёкла задних дворов, граффити с изображением ангела на стене пятиэтажки и помятые лица прохожих выдавали манхэттенские трущобы, куда на такси подъехала новая партия «химиков». Кто-то промывает шприц туалетной водой из слива и вводит себе в перепонку между пальцев на ногах запретный препарат. Романтизированный взгляд на наркоманов, чьи лица выражали безысходность, а жизнь ломалась с той же скоростью, с какой героин достигал нейронов гипоталамуса. Жёлтые расслоившиеся на грязных ногах ногти выдавали с потрохами весь этот бродячий цирк. Трансвеститы лизались в подвале дома, за самыми ржавыми трубами, желая остаться незамеченными.
Хэрриет поддалась на уговоры незнакомой андрогинной девицы, и от весёлой жизнерадостной девочки на плёнке 12-летней давности осталась лишь погрязшая в проблемах и невзгодах особа, неуверенно крутящая в руках шприц с большой дозой героина. И вот уже ей в рот пихают кляп, а руку обматывают кожаным жгутом, вводя в вену «эликсир»...
Проходя мимо сияющих неоновых лампочек и судорожно дергающихся пьяных людей, называющих это танцем, Хэрриет мотало из стороны в сторону. Всё начало приобретать яркие краски, а жизнь уже не казалась такой безнадёжной. Будто взорвалась целая тонна гелия или же сломались какие-то внутренние железные цепи, сдерживающие все потаённые червоточины в её сердце. Была видна лишь нескончаемая розовая дорожка в облаках, ведущая в неизвестность, обещавшую быть приятной. На деле же пьяный восторг довольно быстро сменился потерянностью во взгляде, и чувство собственной ничтожности показалось неимоверно огромным. Толпа чужаков окружала беззащитную сиротку, которая сама себя загнала в капкан из собственных иллюзий. После долгих скитаний она почувствовала, как ноги подкашиваются, а голова становится тяжёлой, будто сделанной из чугуна. Все краски смешались в одну серую массу, застелившую глаза, и тут она просто упала без сил у ближайшей трубы в самой глубине подвала. На этом всякие воспоминания прерываются, превращаясь в груду ненужного мусора и пепла, которую внутренний телевизор никак не желал воспроизвести, снова и снова показывая одну и ту же мутную монотонную запись на чёрно-белом фоне.
***
На ходу застёгивая рубашку, Хэрриет пробегала глазами по загромождавшим выход пустым бутылкам, засорившим столы, и окуркам, плавающим в вазе с голубой студенистой жидкостью. Повсюду было раскидано чьё-то нижнее бельё, а на полу разбросано конфетти. Вместе с ним лежали полуголые девицы, исписанные непристойными надписями и рисунками. На кресле спал накрашенный мужчина с кудрявым париком, на котором были красные лифчик и трусы из латекса. Образ трансгендера дополняли такого же цвета каблуки, колготки в сеточку и надувная кукла, с которой он спал в обнимку. На подоконнике дёргался резиновый фаллос, который кусала непонятно откуда взявшаяся чихуахуа.
Взяв свою сумку и пальто, Хэрриет пулей выскочила из злополучной квартиры, торопливо пересекая улицы. Машинально достав телефон из кармана, она увидела непрочитанное сообщение от Дина, в котором он писал, что сильно скучает по ней и сожалеет о произошедшем, добавив, что по-прежнему любит её. Хэрриет зажмурила глаза, пытаясь не зареветь от переполнявших её эмоций. И тут она почувствовала внезапно подступившую к горлу рвоту и сблевала прямо посреди улицы, оперевшись о дерево. Ей было страшно признаться себе во всех подозрениях насчёт вчерашнего вечера, но мысль об изнасиловании с каждой секундой всё больше и больше усиливалась. Это понимание прочно закреплялось в её голове как навязчивая идея, от которой было невозможно избавиться. Хэрриет пыталась не думать об этом, но стыд за все свои поступки на вечеринке, за ссору с Дином заставлял взять себя в руки и закрыть свой рот, чтобы не сболтнуть лишнего. Ей было абсолютно плевать каким способом, но она должна была скрыть всю правду, чтобы ещё больше не разрушить их давшие трещину отношения.