11
Я стоял на первом этаже огромного здания областной больницы и тупо пялился на табличку, на которой были перечислены доктора, кабинеты и время приема. Больше на этой табличке ни хрена не было. И вообще на всем первом этаже никого не было. Так что мне в голову даже стало закрадываться страшное подозрение – а не дурак ли я, раз приперся сюда в десятом часу вечера? как найти пресловутую деваху в восемнадцатиэтажном здании, если помочь мне в этом никто не торопился?
Не знаю, сколько бы я еще стоял у доски информации, и что бы я делал дальше, если бы из одного из коридоров не появилась медсестра. Очень лохматая и с очень помятой мордой. Колпак, под которым она старалась скрыть это безобразие, положения не спасал. Невооруженным взглядом было видно – до моего прихода медсестра дрыхла. Учитывая, что время на дворе стояло еще не позднее, это было странно. Впрочем, мне какое дело? Главное, что она все-таки отреагировала на мое появление и выползла поприветствовать.
Уставившись на меня недовольным взглядом, она поинтересовалась:
– Молодой человек! А вы что здесь делаете? Время посещений давно прошло!
Ага, сообразил я. Хлебом-солью тут и не пахнет. Но отступать без боя все же не стал.
– Скажите, милая, – вместо этого спросил я. – А где я девушку могу найти?
Она пытливо осмотрела меня. Словно мужа в магазине уцененных товаров выбирала, честное слово. Стало немного не по себе.
– Я вот девушка, – буркнула она наконец. – Только я не милая.
В первом я усомнился, второе решил принять на веру. Но про себя. Вслух же возразил:
– Милая-милая. Я в этом собаку съел. Даже две. Только мне нужна другая девушка. После аварии. Сегодня в центре города. Вы, наверное, в курсе.
– Автодорожка с тремя трупами? – слегка оживилась медсестра. Я кивнул. – В реанимации она, на пятом этаже. Только вам все равно туда…
Я не стал ее дослушивать. Неизвестно, насколько растянулась бы ее речь. Да и все, что она имела мне сообщить, я знал без нее – и то, что посетителям в реанимации делать нечего, и то, что время посещений давно прошло. А меня вот приперло. Что ж мне теперь – сдерживать естественные природные позывы? Так ведь медики сами говорят, что это вредно. И, просочившись мимо обалдевшей от такой наглости медсестры, я поскакал вверх по лестнице. Крикнув примерно со второго этажа:
– Спасибо, милая! С меня цветы и домик на Канарах.
Автодорожка с тремя трупами, как же! Трупа было всего два. Третий был совсем не автодорожка. Но непосвященным об этом знать не обязательно. Знали менты, и знали очевидцы. Но очевидцы поговорят-поговорят, да успокоятся. А менты… Я даже не знал, станут ли они раскручивать последний выстрел Бэка в отдельное производство. Возможно, водилу грузовика им будет проще списать, как еще одну жертву аварии. Впрочем, нет. Бэк стрелял из того же ствола, из которого часом ранее были убиты Маленький Боря и этот, как его… Глобус. Слишком благодатный материал. Тем более что Бэк мертв. На него и его пушку можно будет повесить все, что угодно – возразить они уже не смогут.
Я остановился на пятом этаже перед дверью, над которой светилась надпись «Реанимация» и надавил на ручку. Дохлый номер. Чужие здесь не ходят, а свои в такое время давно дома, чаи распивают.
Но остановить меня было уже невозможно. Раз я приехал сюда и даже умудрился просочиться мимо сестры на первом этаже, то с какой радости буду останавливаться, когда до цели осталось всего ничего? И я тихо, но настойчиво, принялся долбиться в стекло. Словно дятел, хотя сравнение и не радовало.
Нудное, откровенно, занятие, на которое я затратил добрых пять минут. Стучись я погромче, и меня, наверное, услышали бы раньше. Но я рассудил, что тут все-таки больница, а не бордель. Потратил кучу времени, зато сэкономил нервы больным и персоналу. Гуманист хренов.
Когда дверь наконец распахнулась, я даже отшатнулся. Не потому, что произошло это неожиданно, – хотя и это тоже, – а потому что передо мной предстало нечто, перед чем даже сестра с первого этажа выглядела писанной красавицей.
Высокая, – с меня ростом, – тощая и плоская. В очках о сорока, как минимум, диоптриях. Сообразив с десяток лет назад, что мисс мира ей не бывать, она напрочь перестала краситься и делать какие бы ни было прически. Сейчас ей было около тридцати. Она и выглядела на тридцать. Но – на очень страшные тридцать.
– Э-э… – растерянно проблеял я, глядя на нее.
– Чего надо? – голос, как ни странно, оказался много лучше внешности. Но он был злой, этот голос, так что общее впечатление не изменилось.
– Девушку повидать хотелось бы, – я, наконец, взял себя в руки.
– Имя! – потребовала она.
– Михаил! – быстро среагировал я.
– Не повезло девушке с именем!
– Это, вообще, мое имя!
– А у нее какое?
– А я откуда знаю?!
– Здрасьте! – медичка подбоченилась. Получилось не очень, потому что бедер у нее не было. Но общий смысл был понятен.
– Здрасьте, – я не стал спорить. – Да вы в курсе должны быть. Она после автодорожки, что сегодня в центре города была. На бульваре Молодогвардейцев. Где три трупа еще.
Медичка слегка оттаяла и даже позу изменила. В том смысле, что сняла руку с несуществующего бедра. За толстыми стеклами очков мелькнул огонек интереса:
– А кто вы ей?
– Кто я ей? – я слегка растерялся. – Наверное, никто. Я друг того таксиста, который вез ее и который погиб.
– А для чего вам девушка? – удивленно спросила она.
– Не знаю. Просто порыв души. Может, во мне талант открылся и я взглядом на расстоянии гематомы рассасывать умею. А может, чтобы моему другу на небе спокойнее было. Это просто импульс, эмоции, понимаете? Ну разрешите, а?
С полминуты медичка молчала. Просто таращилась на меня, и молчала. Я даже забеспокоился – а ну, как у нее внезапный приступ амнезии приключился? Что, если она сейчас из всех слов только «Наливай!» помнит?
Но медсестра заговорила. И голос ее, на удивление, стал мягким и теплым. Разительный контраст с внешностью.
– В принципе, время для посещений давно прошло, – сказала она. – И вообще у нас не принято. Постороннее лицо в реанимации…
– Кто постороннее лицо? – я не вытерпел. – Это я – постороннее лицо? Да я друг того самого таксиста, который…
– Я это уже слышала, – перебила она. – Я разрешу вам посмотреть на нее. В палату не пущу – у нас там стерильность и все такое прочее. С порога полюбуетесь, – и сделала шаг в сторону, пропуская меня.
Я протиснулся мимо нее и спросил заговорщицким шепотом:
– А где она лежит?
– В третьей палате, – медичка повозилась с дверью, запирая ее. – Я покажу.
Развернулась и пошла по коридору. Я, на цыпочках – за ней. Напротив третьей палаты она остановилась, открыла дверь и поманила меня. Я подкрался и заглянул внутрь.
Там царил полумрак. Горел только тусклый ночник. Девчонка лежала на каталке, вся опутанная какими-то трубками и проводами. Голова была повернута в нашу сторону, но глаза закрыты. Кожа на костях черепа натянулась, под глазами отчетливо проступали темные полукружья. И все это – в тусклом свете того самого ночника. Жутковатое зрелище.
– Без сознания? – спросил я.
– Спит, – пояснила медичка. – Под уколами.
Я отступил назад и прикрыл за собой дверь. Посмотрел медичке в очки, полюбовался своим искаженным до неузнаваемости отражением и, расчувствовавшись, сказал:
– Спасибо, доктор!
– Это все? – удивилась она, и между двумя короткими словами я отчетливо уловил мысль: «Какого рожна приходил?!». Но, как сказал один знакомый следак, мысль – существо эфемерное, его к делу не подошьешь и в стакан не набулькаешь. Поэтому я отреагировал только на произнесенное вслух:
– Все. Она поправится?
– Голова не пострадала – так, пара ссадин. А опорно-двигательный аппарат восстановится… Со временем. Возможно, через полгода уже танцевать будет.
– Вот и славно, – я кивнул сам себе и пошел к выходу. Медичка за моей спиной тяжело вздохнула. Я обернулся и с удивлением заметил, как она вытирает что-то пальцем под левой линзой. А бог ее знает, внезапно подумал я. Может, внутри она добрый и ранимый человек. И даже работа в медицине не сделал ее циничной, Раз вот – даже, кажется, слезу пустила. А то, что снаружи не получилась – так это случается. Обидно, конечно. Особенно, наверное, для женщины. Но главное – внутри человеком оставаться. Как в том анекдоте – Наденька Крупская тоже красавицей не была, ан вон какого парня себе отхватила! Вот и мне захотелось сказать медичке какую-нибудь банальность. Вроде того, что все равно найдется человек, который разглядит, какая она внутри. Так что пусть ждет. Главное – про макияж и прически не забывает.
Но я одернул себя. Я на войну иду, а не на вечер поэтов Серебряного века. А мужику, который идет на войну, нельзя раскисать. Вот так.
И, покинув реанимационное отделение, я побежал вниз.
Медсестра на первом этаже пребывала на боевом посту. Видимо, одного просочившегося непрошенного гостя, то есть меня, с нее хватило. Больше она таких безобразий допускать не собиралась. Сидела за стойкой и караулила вход.
Я думал получить от нее пару ласковых в спину, но она всего лишь спросила:
– Ну и как? Пропустили вас?
– Да, – откликнулся я. – Сказали – если что, заходить, не стесняться.
– А девушка как?
– Через полгода танцевать будет, – и я вышел на улицу. Пустой треп в мои планы не входил. К тому же времени и так было потрачено довольно много.
Ян и Комик терпеливо скучали в ожидании меня. Вернее, скучал Ян. А Комик снова вытащил пистолет и влюбленно изучал его с разных сторон. Интересно – с женой он так же нянькается? Если да, то она с него пылинки сдувать должна, даром, что парнишка ведет себя порой, как идиот.
– Ну, и что с ней? – поинтересовался Литовец, когда я поместил свою тушку на сиденье рядом с Комиком.
– Через полгода танцевать будет.
– А она умеет? – он завел машину и направил ее прочь от больницы.
– Придется научиться, – я пожал плечами. – Доктор сказал – будет, а с докторами спорить нельзя.
– Понятно… Слушай, а все-таки – зачем тебе это надо было?
– Не знаю, – сказал я.
– Суки, – сказал Комик, почти ласково пялясь на пистолет.
– Слушай, он меня достал уже, – вздохнул Ян. – Где он столько сук видел?
– Не знаю. Может, кинологом раньше работал? Сукам вязки устраивал, они его за это покусали. Он тебе ничего не рассказывал?
– Не рассказывал. Но на сук злой, как черт. Куда теперь ехать?
– Не знаю.
– Зашибись! – он нервно обернулся и уставился на меня. Даже его прибалтийские нервы расшатались от долгого пребывания в обществе Комика. Хотя – чему удивляться? – А ты вообще что-нибудь знаешь?
– Хотел бы узнать. Ты на дорогу смотри. Баранку держишь, а не девку мацаешь. Нужна информация, Ян. Информация нужна.
Я задумался. Действительно, просто приехать и попытаться взять штурмом особняк, как я это сделал днем, нельзя. Даже при том, что нас теперь трое и мы при пистолетах. Во-первых, Кар наверняка предусмотрел такой вариант и нас там уже ждут. А во-вторых, и мой дневной поход был чистой воды безумием. Утешало одно – я совершил его в порыве чувств, вызванных кончиной друга, а во второй раз сумел сдержать себя. Сейчас случился третий раз, и я рассуждал еще более хладнокровно, чем во второй.
Нужен был кто-то, располагающий дополнительной информацией о Каре. Знал бы – прихватил с собой кого-нибудь из четверки Желтого. Впрочем… Я повернулся к Комику:
– Где Бэк мог спрятать человека?
Комик, витавший вместе со своим пистолетом где-то в заоблачных высотах, среди сук, которых надо привалить, вопроса явно не ожидал. Он тупо уставился на меня и спросил:
– Какого человека?
– Гомо, – пояснил я. – Сапиенса. Человека разумного. Две руки, две ноги. Голова, головка. Кличка – Жеребец.
– Жеребец? – икнул Комик.
– Это кличка, – напомнил я. – Думай.
– Дома, наверное, – он пожал плечами.
– Да не дома! Я сказал – спрятать, значит, так, чтобы не нашли! Еще думай.
– В гараже?
– У Бэка не было гаража! – разозлился я. – Собери мозги в кучу!
– Может, на даче?
– Это ближе к телу, – я с облегчением вздохнул. – А ты знаешь, где она?
– Конечно. Мы по осени оттуда картошку возили.
Про картошку, конечно, важная информация. Но мне больше понравилась второстепенная – о том, что Комик знает, куда ехать.
– Чудненько! – я хлопнул Яна по плечу: – Едем к Бэку на дачу, – и, обернувшись к Комику, скомандовал: – Дорогу показывай!
Полностью прочитать книгу можно по ссылке http://www.litres.ru/dmitriy-krasko/. Всегда рад.