Я Сибирской породы
Ел я хлеб с черемшой.
Е. Евтушенко.
"Дядя Кеша и золото Чехии".
Дядя Кеша тоже родился на станции Зима также, как и великий Советский поэт.
Иннокентий был чуть младше, но всё же утверждал, что в детстве дружил с Евгением Евтушенко. Он пробовал заняться творчеством, окрылённый успехами своего земляка, но как-то не вышло, и пошёл Иннокентий, другим путём. В девяносто первом в Августе ему исполнилось пятьдесят лет, двадцать из которых он отсидел в тюрьме, и десять лет после прожил в глухой тайге, лишь изредка выбираясь в город, обменять собранные коренья, ягоды и орехи на продукты цивилизации, консервы, хлеб, водку и чай.
Чая требовалось особенно много, Дядя Кеша привык чифирить, очень часто, заваривая по пол брикета прессованного, на небольшую кружку за раз. Чифирить он научился в зоне и на лесоповале, подъём в 5 утра вспоминал Кеша, а котелочки уже кипят, зоновский народ сидит в кружочке на корточках и цедит сквозь жёлтые зубы чёрный чифир.
В зону он не стремился, судьба и алчность завела. Он был с хорошей репутацией комсомольцем, от чего и угодил служить в танковые части западной группировки войск.
Такая честь выпадала не многим, из Сибирского городка и в саму Чехию, и была бы судьба у нашего отшельника, наверное, совсем «шик» если бы не случилась пражская весна. Танковый экипаж Иннокентия вошёл в Прагу одним из первых, и хоть ребята искренне, хотели подавить контрреволюционный мятеж, да всё же действовать было тяжело, кругом много мирного народа, красивых девушек, неразбериха и сумятица.
Кокто оторвался экипаж от других, покатили они по ближайшим улочкам, местные угостили пивом, пошла гульба, всё же к вечеру стал наш боевой экипаж пробиваться к своим. Да видать мастерство у водителя было уже опьянено, вот и въехал боевой танк в ювелирный магазин. В общем зашли ребята в здание, изумились содержимому на прилавках, да и заполнили пару ящиков из-под пулемётных лент желтым добром.
До своих добрались, договорились о молчании, через некоторое время, когда восстание стихло танк встал на прикол, а ящики были закопаны в расположении части, то место дядя Кеша помнил и мог показать с закрытыми глазами. Всё бы было ничего да вот только взяли они пару колец и ещё несколько безделушек, да и пошли в ближайшее увольнение сбывать на рынок. И, конечно же, тут же были пойманы местными милиционерами. Отговорились, сказав, что все что взяли в магазине, при них, ну и этого хватило, для того чтобы загреметь в дисбат.
В дисбате Иннокентий находился два года, потом дослуживал где-то в северных частях. Но это уже был другой человек, после двух лет дисбата, он стал чёрствым и матёрым авторитетом. После армии, воровство, пьяные малины, милиция, тюрьмы. И вот в один из таких загулов убил Иннокентий свою подругу, Аннушку, приревновав к одному вору в законе. В этот раз он сел на 10 лет и от звонка до звонка мотал срок, по суровым зонам приангарья.
А потом, выйдя из зоны, он и поселился в глухой тайге, в нескольких десятках километрах от железнодорожного полустанка «Родниковая» в паре хороших дневных перехода от берегов Байкала, построив зимовье у таёжного родника под могучими Кедрами.
К девяносто первому году я со своими друзьями ездил сюда каждое лето, уж года четыре подряд. И с каждым годом избушка дяди Кеши пополнялась всё новыми и новыми гостями и постояльцами. Вечерами шумные посиделки под гитару у костра, днём походы за дарами тайги: ягодами, грибами, кедровыми шишками или беседы о жизни.
Дядя Кеша никогда не матерился и строго пресекал ницензуршину, из уст городских наблатыканных подростков. В этом человеке уживались противоречия, и мирно покоилась агрессия, излучая лишь уважение и авторитет. Многие окрестные «бомжи» так себя называли лесные жители, по разным причинам жившие в глухой тайге, в самых сложных ситуация приходили за советом к нему. Весь этот люд вёл примитивное хозяйство по дальше от глаз официальных властей и людских кривотолков. Ведь некоторые даже на этом дне были ниже других и не могли найти сочувствие своей судьбе даже в этом крайнем круге «передового советского общества», про одного из таких Дядя Кеша говорил, что в зоне он был женщиной, поэтому с ним никто не здоровается и не ест из одной посуды. Как это быть мужчиной на вид, а женщиной в зоне я тогда не понимал. Бомжи селились в тайге, так же, как и он, некоторые жили здесь по нескольку лет, в пяти десяти километрах друг от друга.
Особое отношение у Дяди Кеши было к власти, Сталина он безгранично боготворил, Горбачева недолюбливал, а про милицию говорил, что она обязательно должна быть в государстве, вот только чтобы помогала, а не гробила человека.
К середине Августа 91 народу к Кеши съехалось очень много, некоторых пришлось отправить на запасной балаган (так называлось менее благоустроенная стоянка), 19 августа у зимовья потягивали фирменный травяной Кешин чай, заваренный из разных таёжных трав, довольно пёстрая компания. Бывший главный военкомовский комиссар Иркутской обл. с сыном, начинающим вором, его подруга, дочь Иркутского профессора и собственно сам профессор биолог. Пару добропорядочных пенсионерок, поглядывающих на Иннокентия томными взглядами. Плюс к этому несколько молодых людей, убежавших со своими любимыми девушками, на несколько дней из-под ока бдительных родителей.
Когда мы прослушали обращение ГКЧП, начались бурные обсуждения, что будет дальше, и кого кто поддерживает. Профессор выступил с горячей речью поддержав ГКЧП он уже вкусил прелести финансирования науки в годы перестройки и вдоволь этим был сыт. «Комиссар» был за порядок и закон, но ему очень нравился брутальный Ельцин, и он ждал его мнения, но самое главное, что все, всё поняли правильно.
Дядя Кеша особыми речами по всему происходящему не блистал. Он просто сказал, что, наша страна никогда уже не будет такой как прежде и каждому из нас придётся выбирать свой путь и свою дорогу самим. Это звучало как прощание с нами, и искры от ночного костра уносили правду его слов в богатое звёздами небо. Молодёжь особо не рассуждала на эти отстранённые темы, ребята горланили под гитару «Гражданскую Оборону» «Цоя» и какие-то блатные песни типа «на улице Горохова ажиотаж» и все это заливалось, ершом и долгими поцелуями в засос.
Через пару дней, набив горбовики ягодами, (горбовик чаще всего железный короб, для переноски вещей, либо собранных даров природы в тайге), мы стали собираться домой. Дядя Кеша вышел нас провожать, всё было так же как всегда, да вот только всё же что-то меня заставило окинуть окрестности прощальным взглядом, всмотрится в бескрайний таёжный океан, напиться красотой прибайкальских гор, синеющих в дали.
Больше я в тех краях не был. Бурные события в стране диктовали свои условия жизни. Условия, в которых не было места романтике и посиделкам у костров. Лихорадочный бизнес, рэкетирские нападки на бизнес девяностых, отодвинули в сторону беседы о светлом будущем для нашей страны.
P.S.
Дядя Кеша погиб через пару лет, погиб, защищая кедрач от вырубки, говорят его зарубили топором сзади.
А я вот написал этот небольшой рассказ. А ещё я в скором времени я хочу съездить в Чехию, посмотреть Прагу прогуляться по тем местам, где стоял танковый полк Непомнящих Иннокентия. Где лежат закопанные им ящики.
23.08.2006.