Лариса Борисовна бросила ручку на незаконченную записку. Слёзы капали, размывая текст: « В моей... прошу никого не... »
А какое ей, собственно, дело, кого обвинят в её смерти?
Тяжело поднявшись из-за стола, Лариса Борисовна подошла к табурету, стоящему посреди комнаты, охая, забралась на него и заглянула в верёвочное окошко петли. Увидела, как нарисованную картинку — без объёма: шкаф, в зеркале на дверце отражение комнаты с модными обоями, столом у окна, стоящей на табурете полной женщиной в дорогом халате с головой в рамке из верёвки. Тонко прорисованные брови страдальчески сведены к переносице, в подкрашенных карих глазах блестят слёзы. Цвет глаз, конечно, не видать, просто Лариса Борисовна знает это. Зато хорошо видны красные губы бантиком, скривлённые в гримассе, будто страшно болит голова. Или зуб. Нет — все зубы. Крашенные и уложенные под Мерилин Монро волосы слегка растрепались от соприкосновения с верёвкой. Лариса Борисовна осторожно поправила причёску и вдруг заметила — под широкой кроватью лежит вверх хвостом плюшевый розовый заяц.
Из глаз Ларисы Борисовны брызнули слёзы. Она слезла с табурета, подняла, отряхнула зайца от несуществующей пыли и положила на кровать. Эту мягкую игрушку она подарила сыну, когда мальчик пошёл в первый класс. Сыну подарок не понравился, а вот Ларису Борисовну зайчик умилял: любила мять и тискать его, сидя перед телевизором или думая о жизни.
О жизни… Кончилась её жизнь, кончилась!
Лариса Борисовна подняла брови домиком, сморщила лицо и троекратно шмыгнула носом. Опять вскарабкалась под потолок.
Всё кончено. Серёжа. Серёжик — её зайчик, её сыночек. Его больше нет. Не уберегла, как ни старалась.
Она засунула голову в петлю, скосила глаза на дверь. Нет, он уже не придёт, не спасёт мать, не предотвратит последний шаг. Лариса Борисовна всхлипнула. Жизнь прошла впустую. А ведь когда-то она мечтала о карьере актрисы, об успехе, о славе. Но на первом же курсе театрального выскочила замуж. Муж был намного старше. Зато обеспечен, воспитан, из хорошей семьи. Как он ухаживал! Клялся в любви, обещал всю жизнь носить на руках! Но оказался артистом похлеще Ларисы. А она в тот же год родила сына. И — будто свет сошёлся клином на Серёжике. Как Лариса заботилась о нём! Пылинки сдувала, к мужу охладела, всю любовь отдавая ребёнку. Ну, положим, у мужа и без неё хватало, от кого иметь любовь и заботу. А сыночка оба любили. Ничего для него не жалели. Выучили, воспитали. Человеком стал, доктором-психиатром. Отец, правда, помер недавно. Очередная молодая жена в могилу свела. Ну и поделом ему, жеребцу племенному. «Старый конь борозды не испортит» - любимая поговорка бывшего. Когда Лариса Борисовна ехидно продолжала: «Но и глубоко не вспашет!» он злился и уходил, хлопнув дверью. А чего злиться? Правду говорила – только она ему сына родила, другие жёны девок приносили.
Но Серёжа-то, Серёжа!
Взглянув ненароком в зеркало, обратила внимание, что портрет сына на столе повёрнут в сторону. Слезла, поставила так, чтобы вставленное в богатую рамку молодое холёное лицо с чуть прищуренными светлыми глазами навыкате и тронутым усмешкой крупным ртом смотрело на неё:
- Ты глаз-то не отводи, сынок, смотри, как мать страдает!
Вскарабкалась на свой великомученический пьедестал.
По стопам отца сынок пошёл. Хотя в юности таким тихим, таким послушным был! Мать с ним и в музыкалку, и в художку, и из обычной, то есть с иностранным уклоном, школы не вылезала. Что за чудесный ребёнок был! Никогда матери не перечил. Папенька его как-то заикнулся, что Лариса Борисовна, дескать, подавляет сына и, кроме того, слишком балует. Ну, бывшему муженьку мало не показалось! Живёт, изменщиик, с другой бабой, воспитывает другого ребёнка, а её учить смеет! Пусть скажет спасибо, что не запретила видеться с Серёженькой. Да и запретила бы! Но – содержал, предатель, и сына и её. Лариса же не могла работать. Как доверить ребёнка чужим людям? Слава Богу, сынок сам уже работать начал, когда отца не стало. Да и наследство кое-какое Серёже перепало. Жить бы и радоваться. Но вот приспело же ребёнку жениться! Первая девчонка была, что называется — оторви и выбрось. Сын её домой жить привёл. Не предупредил, не познакомил заранее. Привёл и сказал, что теперь они будут жить втроём. И так посмотрел на мать, что пришлось промолчать. Умел он из матери верёвки вить. Таки, вертихвостке его мало не показалось!
- Тебя кто, милочка, так посуду мыть учил? – спросила Лариса Борисовна, брезгливо проведя пальцем по тарелке на следующий же день после того, как новоявленная членша семьи решила похозяйничать на кухне.
Девица молча швырнула на стол полотенце для посуды и целую неделю на кухню не заходила. Они с Сережиком питались в кафе. А через неделю съехали на съёмную квартиру. Папаша ребёнку денег ежемесячно давал. Мальчик недолго жил с этой неумехой, ему даже не пришлось особо глаза открывать – сам прозрел и к маме вернулся. Но вскоре опять съехал и другую завёл. Девки Серёжку любят – красивый, умный, при деньгах.
Лариса Борисовна протяжно вздохнула – никто, никто не будет любить его так, как мать! Посмотрела на часы – рань какая. А солнце сияет так, как будто день-деньской, и жизнь продолжается.
Спустилась, прилегла на кровать рядом с зайцем.
А жизнь не может продолжаться! Нет Серёжи – нет Ларисы Борисовны. А нет Ларисы Борисовны – нет и жизни. Значит, не должно светить солнце! Не может упруго гудеть за окном город, не должны дышать ароматным майским ветром занавески на окне!
Встала, закрыла форточку, зашторила окна, огляделась. Сумрак сделал нейтральными цвета, в комнате сразу показалось душно. Нет, пока она жива, пусть и мир живёт. Вместе умрут, когда придёт время. Отдёрнула шторы, открыла форточку, вдохнула свежий воздух. Прохладно. Надо ещё немного полежать. Зайчик. Мягкий, пушистый. Лариса Борисовна подёргала зайца за уши, помяла туловище. Такой приятный на ощупь. И пахнет детством. То ли Серёжиным, то ли её собственным. Неужели когда-то она была маленькой? И у неё были мама и папа. Нет, это было не с ней. Да, конечно, жила на свете маленькая девочка Ларочка, папина безоговорочная любимица, мамина нескончаемая забота. Нет, это была не Лариса Борисовна! Это был совсем другой человек, так, чуточку, самую малость похожий на неё. Да нет, совсем не похожий. Та была капризная, упрямая, воздушная, шумная, окружённая восхищением, обласканная вниманием. А Лариса Борисовна – большая, тяжёлая, одинокая. Никому не нужная.
Ни-ко-му!
Лариса Борисовна всхлипнула, отбросив зайца в ноги, поднялась с кровати и направилась к табурету. С полпути вернулась, аккуратно положила игрушку на подушку и снова взгромоздилась на табурет. Он жалобно скрипнул, как бы говоря: «я в лестницы не нанимался, сколько можно меня топтать!» Лариса Борисовна из вредности переступила с ноги на ногу и снова сунула голову в петлю.
Да, девчонки у Серёжика начали меняться как дни и ночи – все для матери на одно лицо, лишь с разной мастью: беленькие, чёрненькие. Одна как-то прибежала к Ларисе Борисовне жаловаться: «Помогите, у меня ребёночек будет, а он на аборт гонит». Нашла, дурёха, к кому прийти за поддержкой!
- Ко мне зачем пожаловала? – спросила тогда Лариса Борисовна через порог зарёванную пигалицу в простеньком пальтишке, с глазами цвета грозового неба. – Денег мало дал? Так нет у меня денег, саму сынок содержит. Да и доказать ещё надо, что ребёнок твой от моего сына. Не для таких, как ты, я его растила!
И захлопнула дверь перед носом нахалки. Успела заметить, как смялась, скомкалась гладкая миловидная мордашка. И поделом, нечего тут овечкой прикидываться!
Лариса Борисовна мстительно усмехнулась, почувствовала щекой шершавость верёвки и вдруг тяжело вздохнула. В глубине души шевельнулось раскаяние. Бывает же такое перед смертью. Да, был грех! Вот, теперь ещё один будет. Сын потерян, смысл жизни утрачен. Не будет она больше самой любимой, самой незаменимой, самой-самой-самой! Как он сказал? «Мама, хватит уже рулить мной. Сбавь скорость на виражах. Мне скоро тридцать, пора детей заводить. Будь моя воля, я бы вообще никогда не женился - насмотрелся на вашу с отцом семейную жизнь. Да и на его последующие браки. Но мне нужен ребёнок, ребёнку нужна мать, а значит, без женщины не обойтись».
- Чем же я тебе не женщина? – возмутилась Лариса Борисовна. – Вместе воспитаем!
- Ты не слышишь или не хочешь слышать? – насмешливо спросил сын. – Повторяю: ребёнку нужна мать! Понимаешь? Мать!
- Серёженька, но сейчас все девицы такие испорченные! Женишься и будешь страдать, и будет она из тебя кровушку сосать ненасытно!
- Знаешь, мамуль, любой нормальный человек из двух зол выбирает наименьшее!
- Это я зло? – воскликнула сражённая цинизмом сына Лариса Борисовна. – Да я же с тебя каждую пылинку сдуть готова! Да я для тебя…
Она всхлипнула, вспоминая непримиримое лицо Серёжи. Посмотрела на часы. Скривила губы. Пора? Или пожить ещё пару минут? Жизнь-обманщица, большущей сказочной скатертью-самобранкой ты расстелилась когда-то перед глазами, обещая небывалые яства, дразня дивными ароматами изысканных угощений! Лариса Борисовна и малой толики не успела попробовать, больше слюной давилась. И вот чудесная скатерть съёжилась до оконца в верёвочной раме, а и этот окусок жизни жалковато терять.
Лариса Борисовна устала стоять и уже собралась слезать, когда, наконец, в замке щёлкнуло, и на пороге появились невысокий полноватый молодой мужчина в светло-сером летнем костюме и тоненькая девушка в пышном свадебном наряде. Увидев Ларису Борисовну на табуретке, девушка, похожая на сказочную принцессу, побледнела и схватилась за дверной косяк. Счастливая улыбка сползла с её лица – глаза распахнулись, громкое: «Ах!» вырвалось из приоткрытого рта. Мужчина невозмутимо вошёл в комнату, на ходу бросив:
- Не бойся, Ленка, этот спектакль приготовлен специально для нас. Моя мама – актриса, к сожалению, вынужденная играть только на малой сцене в пределах собственной семьи.
- Серж, как ты смеешь так говорить о родной матери! – взмахнула руками Лариса Борисовна.
- Осторожнее, мамуль, ещё свалишься нечаянно, и будет тебе бесславный конец. Представляешь, как это некрасиво – вывалившийся язык, выпученные глаза, и, пардон, мгновенно очистившийся кишечник.
Лариса Борисовна представила и замерла в ужасе — а что, если бы она нечаяно упала до появления сына? Горло свело, будто удавка всё же затянулась. Женщина коротко судорожно закашлялась. Серёжа помог матери спуститься на пол и подвёл к кровати, отбросив с подушки на край розового зайца. Лариса Борисовна, охая и картинно положив ладонь на лоб, жалобно произнесла:
- Нет-нет, Серж, дай мне его! Один он у меня остался, мой верный, мой маленький зайчик!
- Нет, мамуль, теперь у тебя будет ещё и дочка, а скоро и внучка. Что, Ленок, доверим мамане воспитание наследницы?
- Конечно доверим, вон какого хорошего сына вырастила! - протараторила Ленок.
Лариса Борисовна представила: кроха, как две капли похожая на неё, в воздушном платье и с розовым зайцем в руках, ловит каждое слово бабушки. Вот, стоя на табурете, декламирует стихи, каждой интонацией подражая бабушке. Слезы умиления заблестели в подобревших глазах Ларисы Борисовны.
- Ну что же вы стоите посреди комнаты? Леночка, давай, собирай на стол. Где гости-то?
- Гости уже в кафе. Мы за тобой приехали. Без тебя, мамуль, какой праздник? Мы даже тамаду заказали только на первый час, чтобы ты в раж успела войти.
Лариса Борисовна польщёно зарделась, поспешила одеваться, на ходу приговаривая:
- Привык, негодный мальчишка, чуть что, сразу я. Без матери никуда.
Уже готовая к выходу, увидела болтающуюся, забытую впопыхах верёвку.
- Сними ты, наконец, это безобразие, Серёжа! Да поторапливайся! Зачем к зайцу кладёшь? Убери её с глаз долой! Жизнь только начинается.