Загадка Блаватской

               
       Удивительная, непостижимая. Одна из самых загадочных личностей в истории мирового мистицизма. Лидер всемирного теософского братства. Высшие силы поведали ей о тайнах земной и загробной судьбе человечества. Она общалась c выходцами  с «того света», а от древних мудрецов узнала и сообщила миру о религиях, мифах и чудесах далекого прошлого. Обладала ясновидением, предсказала кровавый кошмар ХХ столетия - так говорили и писали о Елене Петровне Блаватской (1831-1891) исследователи ее феномена.

Имя ее, некогда будоражившее весь мир, в СССР было предано забвению, а произведения запрещены, как «плод мракобесия».

Мне повезло: путешествуя по Сахалину, я случайно познакомился с дедушкой Мусо, низкорослым, безбородым, худым, как щепка, японцем, который, по его словам, прожил более ста лет и надеялся прожить еще столько же при помощи физических и духовных упражнений. В его ветхом домике я увидел книгу Блаватской «Из пещер и дебрей Индостана», подписанную ее псевдонимом Радда Бей. Я попросил хозяина продать мне книгу. Он отрицательно покачал головой:
- Ситать-ситай, продавать нилься. Ее писал усеница великого Будды, сама стала махатмой (учителем - А.Л.).

Вслед за «Разоблаченной Изидой» - двумя увесистыми томами этой настоящей энциклопедии оккультизма, написанными сорокалетней Блаватской (армянский архиепископ Айвазовский, прочитав книгу, воскликнул: «В ней заключается труд, который мог бы поглотить целую жизнь ученого, а ее в семь месяцев написала женщина!»), - я прочел ее книги «Из пещер и дебрей Индостана», «Загадочные племена», «Голос безмолвия», «Ключи к теософии», «Карма судьбы», «Перлы востока», «Разоблаченная Изида», «Тайная доктрина» и др., составившие  грандиозное литературное сооружение, возвести которое лишь под силу титану.

Среди книг о Блаватской особое место занимают «Воспоминания» Сергея Юльевича Витте, ее двоюродного брата, главы правительства России при Николае II.
Витте, далеко не разделяя  взгляды и верования сестры, и даже временами стыдясь их, тем не менее, был высокого мнения о ее необыкновенных способностях. Он писал: «Когда я познакомился с ней, то был поражен ее талантом все схватывать самым быстрым образом: она сама выучилась играть на фортепьяно и давала концерты в Париже, Лондоне, Милане, сама выучила в совершенстве французский, английский, немецкий, а также языки Индии, Египта, всего около 10 языков. Она с легкостью писала газетные статьи на самые серьезные темы, не зная основательно того предмета, о котором писала; могла смотреть в глаза и рассказывать небылицы, искренне веря в них. В ней было что-то демоническое, чертовское, хотя, в сущности, была очень незлобивым, добрым человеком. Она обладала такими громаднейшими голубыми глазами, каких я никогда ни у кого не видел, и когда начинала что-нибудь рассказывать, в особенности небылицы, то эти глаза все время страшно искрились, и меня поэтому не  удивляет, что она имела громадное влияние на многих людей, склонных к грубому мистицизму».

Старожилы Днепропетровска (Блаватская – моя землячка, родилась и детские годы провела в Екатеринославе, теперь Днепропетровске) рассказывали мне слышанное от своих родителей: Блаватская была подвержена припадкам лунатизма или, как раньше говорили, сомнамбулизма, лунными ночами девочку видели бродящей по берегу Днепра - от ее дома рукой подать. Была она неспокойной, иногда, углубленная в себя, изрекала страстные монологи, предсказывая какие-то события, не замечая присутствующих. Училась посредственно, тяготилась школой, но увлекалась всем сверхъестественным, верила в чертей, домовых, леших, слышала какие-то таинственные голоса, видела два страшных горящих глаза, следивших за ней. «Ко мне каждую ночь, - писала она, - приходит какой-то старый дух, чтобы через мою руку письменно передать людям неопознанные еще тайны земного бытия и то, что невольно увидела в загробном мире».

Отец ее, Петр Алексеевич фон Ган, артиллерийский полковник, всегда в разъездах; мать, Елена Петровна (в девичестве Фадеева), писательница, автор девяти повестей, русская Жорж Занд, как сказал о ней Белинский. На смертном ложе (она умерла в 28 лет), поведала младшей дочери Вере, что очень волнуется за Лену, опасается, что ей с ее причудами  нелегко придется в жизни.

Стремясь к личной независимости, 16-летняя Елена выходит замуж за 38-летнего ереванского вице-губернатора Никифора Блаватского. Однако супружество не дало желанной свободы. Она решительно разрывает брачные узы и на многие годы пускается в странствия по белу свету.

Тибет, который она посетила в 33 года, очаровал ее суровыми горными массивами,  культом Будды, жившего по легенде в 650 году до н.э., оставившего в молодости родной дом, чтобы скитаться в одиночестве, вести аскетическую жизнь и размышлять о смысле человеческого бытия. Блаватскую поразила созданная им религия, где отсутствует вера в  единого Бога, творца вселенной и спасителя людей, а Богом является сам человек, благо которого - плоды его личных усилий: терпимости, физической и духовной тренировки, самоусовершенствования, ведущие к освобождению от страданий и умиротворению.
   
Не менее Тибета сердцем Елены Петровны завладела Индия, с ее махатмами,   древней мудростью, «Ведами» (сборником религиозных гимнов и заклинаний), жрецами - брахманами, верой в бессмертие души, религией (индуизмом), множеством богов: почти каждая деревня, община имела свое божество. Священными почитались также  некоторые реки (особенно Ганг), растения (особенно белый лотос), животные (особенно корова), поклонялись богу Кришне - мудрецу, воину, покровителю природы, богам Шиве, Вишну и другим.

За годы скитаний Блаватская трижды совершила кругосветное путешествие и только дважды бывала в России, последний раз в 1872 году. Ее младшая сестра Вера (по мужу Желиховская), биограф и толкователь феноменов Блаватской, с трудом узнала «загадочную» Лену: ушла из семьи строптивой девчонкой, а теперь солидная сорокалетняя женщина, известная писательница.
- Где научилась так сочинять? - поинтересовалась Вера.
- А я и не сочиняла, только списывала то, что видела внутренним зрением.
- Что еще за такое зрение?
- Ты не веришь? Многие не верят. А я действительно вижу, что создавали ученые мужи древности. Вижу и списываю, чтобы люди узнали об их великой мудрости.
Блаватская со свойственной ей увлеченностью рассказала сестре о своих путешествиях,  встречах с магами и призраками умерших людей. Вера внимательно слушала, глядя в большие голубые глаза сестры, которые  искрились каким-то внутренним огнем, и не вполне понимала, где в рассказах Лены правда, а где плод ее неуемной фантазии.
- Я преклоняюсь, - говорила Блаватская, - перед оккультной наукой, ибо только она дает ключ к неразгаданным тайнам природы. Я решила создать новую религию – теософию, как об этом когда-то мечтал индийский махатма Рамакришна, хочу объединить все религии мира в одно доброе братство, где истина восторжествует над слепой верой. Это будет Вселенское братство добра и любви, способное преодолеть «мировой холод», безразличие людей друг к другу.
- Фантастика! - воскликнула Вера. -  Это невозможно!
- Махатмы помогут мне. Не веришь? А я верю.
      
Едва минул год свидания с родиной, как Елена Петровна отправилась в Нью-Йорк. Там она основала штаб-квартиру теософского общества. Большую помощь оказал ей 42-летний полковник Генри Олькотт, адвокат, журналист, противник материализма, автор книги «Люди с того света». В годы гражданской войны он сражался за освобождение чернокожих, теперь решил сражаться за духовное освобождение всего человечества и до конца жизни оставался преданным соратником Блаватской, что в немалой степени послужило  причиной слухов об их  интимных отношениях. Но она признавалась: «Я готова отдать последнюю каплю крови за теософское дело, но из теософов никого не люблю». Блаватская называла себя девственницей, хотя дважды была замужем. Лишь к одному человеку, как писала Вера Желиховская, Блаватская была неравнодушна: «Она никому никогда не покорявшаяся, во всем от раннего детства поблажавшая одной своей воле, чуть не в старости, по пятому десятку, нашла человека, господина и повелителя, перед волей которого безмолвно склонялась. Да еще какого человека! Какого-то колдуна, полумифического индуса с берегов Ганга!»

Но это случится лет через десять. А тогда, в Нью-Йорке, Блаватская работала, не покладая рук, встречалась с американцами, вовлекая их в общество, склоняла к тому, чтобы они оказывали материальную помощь новой религии, и многие жертвовали частью своих богатств. Кроме того, она много писала – книги, статьи, очерки для газет и журналов.

Вместе с Олькоттом она составила программу теософского братства, где, в частности, указывалось, что истина - главное в теософии, а основа ее этики - вера во всемирное братство людей всех рас, национальностей и вероисповеданий, и что теософия - это безбрежный океан мудрости, познанной великими Ясновидцами всех времен и народов, знания которых будут переданы всем членам братства и всему человечеству для постижения оккультных истин, неопознанных законов природы и скрытых психических возможностей человека, его бессмертной души.

Программа сложная. Чтобы дело пошло успешней, Блаватская решила перевести свою штаб-квартиру в Индию, поближе к духовным истокам теософских идей, и в 1879 году переехала со своими коллегами в город Адьяр, утопающий в зелени деревьев, невдалеке от Мадраса. Тогда ей исполнилось 48 лет. Она уже была известна как  автор многих книг и основательница новой религии, идущей на смену традиционным религиям, стоящим, по ее мнению, на пороге духовного кризиса.

После каменных джунглей Нью-Йорка природа и покой южной Индии очаровали ее. «Здесь, - сообщала она Вере, - чудно как хорошо! Какой воздух! Какие ночи! Сижу себе, пишу и смотрю на океан».  Одно за другим появлялись произведения о милой сердцу Индии, ее людях, обычаях, махатмах, которые достигнув полного господства над своим плотским «Я», добились большой учености  и святости жизни. «Они, - не раз говорила Блаватская, - посвящены в великие тайны мироздания и творят во благо всему человечеству. От них все мои писания».

Восхищаясь чудесным Адьяром, Блаватская все же временами покидала его, выезжая в Европу для создания филиалов теософского братства. В мае 1884 года она пребывала в Париже. В это же время там находился романист Всеволод Соловьев, сын великого русского историка Сергея Соловьева и родной брат великого религиозного философа Владимира Соловьева, отдыхавший от расстройства нервов и изучавший  загадки мистики, впоследствии затронутых в его романах «Волхвы» и «Великий Розенкрейцер». Весть о приезде Блаватской порадовала и взволновала его. Он давно мечтал познакомиться с этой загадочной женщиной.

Знакомство состоялось. Предполагал увидеть у ее дома на левобережье Сены вереницу экипажей, толпы поклонников. Ничего этого не было. Он вошел и увидел женщину в черном балахоне, высокого роста, производившую  впечатление приземистой вследствие чрезмерной полноты. Большая голова ее казалась еще больше от густых светлых с проседью волос. «В первую секунду, - пишет Соловьев, - старое некрасивое, землистого цвета лицо мне показалось отталкивающим, но вот она остановила на мне взгляд своих огромных, на выкате, бледно-голубых глаз - и за этими удивительными глазами, таившими в себе притягательную силу, забылось все остальное. Я объяснил ей, что меня к ней привело не праздное любопытство, а крайне серьезные вопросы об оккультизме».
- Ну, батюшка вы мой, чем могу, пособлю с превеликим удовольствием, - и она живо стала рассказывать об успехах теософического движения в Америке, Индии, а в последнее время и в Европе (к тому времени общество насчитывало около 60 тысяч членов - А. Л.)

Соловьев был знаком с рядом ее произведений, восхищался ее литературным талантом, слышал о ее способностях взмахом руки производить вокруг стук и треск, двигать предметы, не прикасаясь к ним; манипуляцией рук создавать шаровую молнию, читать чужие мысли, видеть происходящее за непроницаемой оградой и за сотни километров от нее, именуемые ясновидением и дальним видением.

Кое-что Елена Петровна демонстрировала перед Соловьевым, желая привлечь его в теософское братство - как-никак знаменитый романист! Зазвенел где-то под потолком колокольчик. «Это, - объяснила Блаватская, - мой хозяин махатма Мория из Тибета дает о себе весточку» и добавила, что неисчерпаемые сокровища древних знаний, доселе ревниво хранившиеся раджи-йогами в тайниках святилищ Индии и Тибета и совсем неведомые миру, теперь, благодаря ее общению с махатмами, станет достоянием всего человечества. Не успел прозвенеть колокольчик, как вошел ее слуга Бабула в тюрбане, чумазый, с плутовской физиономией, и протянул ей письмо: «От махатмы Мориа!» Таких таинственных писем от невидимого махатмы приходило немало. Они то падали с потолка, то таинственным образом оказывались в кармане одного из членов братства. Махатма давал в них мудрые советы, наставлял на путь истинный.

Случаи с письмами махатмы и другие «чудеса» убедили Соловьева, что в стихию фокусничества Блаватская вовлекала своих ближайших соратников, дабы придать новой религии некую таинственность. «От этой женщины, - писал Соловьев, - исходило  какое-то магическое обаяние, которое не передать словами и которое испытывали многие люди». И все же он резко осуждал ее фокусы и ее теософию в целом, хотя временами жалел ее - больную и одинокую.

Однажды он увидел ее в постели, распухшую, стонущую, с серым лицом, выражавшим страдание. «Чуть не померла ночью, голубчик, - простонала она. - Что ж вы едете? Сегодня?» - «Да нужно». – «Не уезжайте! Пожалейте меня немного. Ведь я одна, - сквозь рыдания говорила она, - все они - чужие, чужие!.. Ухаживают за мной, носятся со мною, а мне противно глядеть на них. Только вы - свой, родной, русский! Друг мой бесценный, деточка вы моя дорогая, не покидайте вы меня старуху в такое время!.. Коли помру - закройте вы мне глаза русской родной рукою...»
Она действительно была несчастна, одинока, несмотря на многочисленное окружение поклонников. Предсмертные слова матери о том, что ей, Лене, с ее причудами  предстоит нелегкая жизнь, оказались пророческими. Она часто болела, трижды была при смерти. Любила Россию, а большую часть жизни провела за ее пределами. Жаждала тишины и покоя, а прожила неспокойно в скитаниях, терпя тоску, усталость, холод и голод. Полюбила артиста Агарди Митровича - он погиб во время кораблекрушения, следуя в Египет на гастроли. Родила от него сына Юру - он умер в пятилетнем возрасте. Желала жить со всеми в мире и дружбе, но всю свою сознательную жизнь воевала со своими идейными противниками.
 
Многие ученые мужи и священнослужители считали ее сумасшедшей, ведьмой, шарлатанкой, превзошедшей самого  Бальзамо Калиостро.

Спасение  от нападок и  горестей она искала и находила в упорной, нередко изнуряющей литературной и общественной деятельности. Писала статьи, очерки в нью-йоркский журнал «Путь», парижский «Лотос», мадрасский «Теософист», издавала журнал «Люцифер», принимала по 10-20 человек, приходивших за делом и без дела, просматривала  пачки писем.

В конце жизни больная Блаватская вынуждена была оставить жаркую Индию и переселиться в Англию. Почему Англия? Почему не Россия, которую любила и скучала по ней? «Господи! хотя бы перед смертью увидеть Россию...» Но так и не увидела.
В Лондоне она усиленно работала над последним своим произведением «Тайная доктрина». Уму непостижимо, как тяжело больная женщина, к тому же, постоянно преследуемая недругами, сумела за сравнительно короткое время написать два тома «Доктрины» - 1500 страниц убористого текста! Книга сложная, многоплановая, насыщенная огромным количеством фактов, имен, мистикой, мифами, математикой, поэзией, размышлениями о космосе, Боге, предсказаниями о кошмарах ХХ века... Цель «Доктрины», по определению Блаватской, указать человеку его место во вселенной и пути его усовершенствования.
 
Без промедления она приступила к третьему тому, спешила закончить его, пока слабая рука ее способна держать перо, преодолевая непрекращающиеся нападки и скандалы вокруг ее имени. «Было уже три митинга, - сообщала она с горькой иронией, - на первом они доказывали, что я - сам черт в юбке, на втором подняли старую канитель: она де русская шпионка, на третьем возбужден был вопрос: не антихрист ли я?»

Ее облаивали со всех сторон, как в псовой охоте на льва, когда царь зверей, преследуемый ожесточенным лаем злющей своры, не выдерживал и падал замертво от разрыва сердца. Нечто подобное случилось и с Блаватской: она умерла за письменным столом в мае 1891 года так и не успев дописать третий том.

Теперь теософское движение на закате. Город Адьяр слился с Мадрасом, но главное здание теософов сохранилось. В специальной нише внутри него - мраморный памятник Блаватской и Олькотту, пережившему ее на  16 лет. Здесь ежегодно в честь памяти Блаватской празднуется День Белого Лотоса.

«Я преклоняюсь перед ее великим и огненным сердцем, - писала поэтесса и философ Елена Ивановна Рерих, - знаю, что в будущей России имя Блаватской, этой великой мученицы, убитой клеветой, будет поставлено на должную высоту почитания».

В последние годы издано много книг о Блаватской. Авторы их пытаются разгадать загадку этой уникальной женщины, особенно тайну ее литературного творчества. Как в общем-то не блестяще образованная женщина поднялась к вершинам мировой литературы? Ее биографы Желиховская, Синнет и Анни Безант считали, что литературные успехи Елены Петровны - результат ее ясновидения. Романист Вс.Соловьев, напротив, придерживался  мнения, что ее писания - плод феноменальной памяти плюс компиляция чужих произведений.

Сама Елена Петровна о работе над "Тайной доктриной" писала Синнету: «Такие передо мной картины, панорамы, сцены, допотопные драмы! Еще никогда я лучше не слышала и не видела». Что это, очередная небылица, желание придать своим писаниям сверхъестественное значение? Возможно. А, может быть, ее видения действительно имели место, что, кстати, очень тревожило  родственников Блаватской? Они серьезно опасались за ее психическое здоровье. И сама она временами не понимала, что происходит с ней. «Скажи ты мне, - писала она своей тете Надежде Фадеевой, - как могло случиться, что я до зрелых лет, как тебе известно, круглый неуч, вдруг стала феноменом учености? Вхожу с учеными в диспуты и выхожу победительницей. Откуда же все это?»

На тревоживший ее вопрос она сама ответила в одном из писем к сестре Вере: «Ты вот не веришь, что я  истинную правду пишу тебе о своих Учителях. Но разве самой тебе не очевидно, что я сама без помощи не могла бы писать о Байроне и материях важных. Что мы с тобой знаем о метафизике, древних философиях и религиях? О психологии и разных премудростях? Кажется, вместе учились, только ты гораздо лучше меня. А теперь посмотри, о чем я пишу. И люди, да какие - профессора, ученые - читают  и хвалят. Я тебе говорю правду: передо мной проходят картины, древние рукописи, числа, я только списываю и так легко пишу, что это не труд, а величайшее удовольствие».

Какой бы версии об истоках творчества Блаватской ни придерживаться, несомненно одно: создавая теософское братство и свои оккультно-философские книги, эта странная, одна из самых загадочных женщин 19-го века, искала способы ненасильственного совершенствования человеческой жизни, стремилась следовать вечным идеалам добра, мудрости и красоты, которые человечество бесконечно ищет и теряет на своем пути.