До чего же серым и промозглым стал бы наш быт, если бы из обихода исключили нецензурную лексику. Обеднел бы могучий русский язык. Увеличилось бы число инсультов и др. болезней, ибо крепкое словцо, пусть ненадолго, но активизирует симпатическую нервную систему; сократилось бы число брутальных мужчин, столь привлекательных для определенной категории женщин; снизилась бы эффективность менеджмента, ибо никто бы не знал куда идти и что делать.
Ну, нет ничего подобного ни в одной языковой группе. Те же итальянцы, израильтяне и другие южные народы пытаются восполнить ограниченность своего языка мимикой, жестикуляцией, тембром голоса и прочими штучками. Нам в этом отношении куда проще.
В литературе, претендующей на зеркало русской души, авторы застенчиво заменяют крепкое словцо троеточием. Но не эстетствующий читатель, без особого труда сможет дешифровать любой текст, продемонстрировав тем самым не только свой интеллектуальный потенциал, но и свою близость к народу.
Даже изысканные девицы, претендующие на аристократическое воспитание или даже происхождение, в нестандартных ситуациях не побрезгуют крепким словцом, раздвигая рамки табу, наложенных воспитателями-лицемерами. Да что там девицы!? Возьмите наших детей или даже внуков.
Забираю как-то внука из детсада. Накопившаяся за день энергия внука мучительно ищет выхода и реализуется в импульсивном, не прогнозируемом, гиперактивном поведении. Пытаюсь успокоить его, как-то отвлечь. Прячусь за какой-то оградой. Пусть ищет. Он же, осмотревшись, бежит в моем направлении и, обнаружив меня, с возмущением выпалил:
- Ты что, дед, совсем о…уел! Разве ты не знаешь, что нельзя детей оставлять одних?
После этих слов я действительно чуть не о…уел, простите, остолбенел. Хотя в условиях стресса ребенку не до фразеологизмов, а куда проще и доходчивей использовать не нормативную лексику.
- Ты в своем уме? Где ты только набрался этих слов, - возмутился я, встав на защиту нормативного литературного языка.
Внук не скрывал своего смущения, ибо прекрасно понимал о недопустимости использования не нормативной лексики в кругу ближайших родственников.
- Ладно, не парься, дед. Больше не буду.
Дальше шли молча. Каждый думал о своем. Тут навстречу выскакивает одногодка моего внука, изображая всадника на лихом коне. В руках у него прутик-меч, размахивая которым рубит он направо и налево молодые побеги. Каждый удар своего меча сопровождается возгласом: «…уяк! …уяк!».
За мальчишкой понуро бредет дед. Мы встретились с ним взглядом. Он, будто извиняясь, развел руки. Внук посмотрел на меня торжествующе.
Мы разошлись, а я так и не смог подобрать слова синонима, чтобы так точно описать действия лихого всадника, не прибегнув к не нормативной лексике.